Он не вспомнит Эвадну. Хальцион не нашла слов. Но она увидела душевную боль Деймона, понимая, что он вот-вот потеряет столь многое в своей жизни. – Хальцион, – сказал он заплетающимся языком. – Скажи Эвадне… что я найду к ней обратный путь, как только смогу. Он откинул голову назад и провалился в сон. Хальцион на мгновение задержалась, разглядывая его лицо, забинтованную руку. Дрожащими руками она наконец-то сняла Всевидящую Корону с его головы. Хальцион с короной в руках бежала по извилистой дороге к вершине, где располагался дворец королевы. Никто из стражников не препятствовал ей: они просто смотрели, как Хальцион шагает в своих окровавленных доспехах через дворцовые сады и поднимается по лестнице в большой зал. Благовония горели в серебряных чашах. Факелы, что освещали резные виноградные лозы, соколов и луны, мерцали на богато украшенных колоннах. Пол был отполирован так, что напоминал водную гладь, а отражение Хальцион в нем ярко сияло. В конце зала находился золотой трон, мерцающий, как падающая звезда. И застывшая во времени королева Нерина сидела на нем, закрыв глаза. Зачарованная, погруженная в сон. Хальцион остановилась, посмотрев на свою королеву. Когда она начала приближаться, один из стражников наконец-то перехватил ее. – Что ты делаешь? – он рявкнул на нее. – Я… – Хальцион остановилась, но слова застыли горле. Она была измучена, сломлена, окровавлена, опустошена, полна надежд. – Пропусти ее, – отозвался другой стражник, заметив корону в руках Хальцион. Стражники отступили, и Хальцион продолжила свой путь к трону. Она шла ради Ксандера, командора, Озиаса. Ради Деймона и Эвадны. Ради себя, ради всего, что сделала и чем пожертвовала, чтобы этот момент настал. Она ступила на помост. В туманной дымке последних нескольких часов она забыла, что на спине ее в ножнах по-прежнему висит Всепожирающий Меч Никомидеса. Она могла бы взяться за рукоять, вытащить клинок, и чары рассеялись бы сами. Но в этот раз Хальцион не выбрала меч. Она взяла корону Аканты. Зелено-серебристые оливковые листья дрожали в свете жаровен. Шептали о другой эпохе, другом времени. Шептали о надежде и исцелении. Она водрузила корону на голову королевы Нерины. А затем быстро и тихо Хальцион сошла с помоста и встала на колени перед королевой, обратив ладони к небу и подготовив сердце и разум. Ибо королева захочет узнать, что произошло, а для этого ей придется заглянуть в прошлое и настоящее Хальцион. Глаза королевы Нерины распахнулись. Чары Селены растаяли, как иней под солнцем. Королева была свободна. Она глубоко вздохнула, пребывая в растерянности, пока не встретилась взглядом с Хальцион. Две женщины, молчаливые и неподвижные, чьи взгляды встретились, а мысли и сердца сплелись воедино. Одна отдавала, другая принимала. Хальцион не знала, сколько прошло времени, прежде чем королева Нерина наконец-то поднялась. На ней была Звездная Мантия Ари, и когда она двигалась, бриллианты мерцали древним светом. Она сошла с помоста и подошла к гоплиту. Королева, улыбнувшись, обхватила лицо Хальцион ладонями. – Хальцион из Изауры, женщина из бронзы и мужества… Ты оказала мне великую честь. Твоя жертва никогда не будет забыта. Как и жертвы Ксандера и Деймона, Озиаса, лорда Стратона и твоей сестры, Эвадны. Ваши имена будут высечены на стенах дворца, как свидетельство всего, что вы сделали, всего, чем вы являетесь, всего, чем вам суждено стать. Слезы и эмоции, которые Хальцион подавляла в себе, хлынули наружу. Все закончилось, все свершилось. И она уткнулась лицом в руки королевы и, в конце концов, заплакала. Когда Эвадна пошевелилась, солнце почти взошло, а на небе, словно далекое обещание, осталась лишь одинокая звезда. Девушка наблюдала за тем, как та меркнет, и начала вспоминать. Она попыталась подняться, но раны ее протестующе заныли, и, застонав, она откинулась обратно на подушки. Она находилась на веранде. Что это за место? Где она? – Эва. Она услышала голос Хальцион и, повернувшись, увидела лежавшую рядом с ней сестру. В кресле неподалеку, храпя с открытым ртом, спал дядя Озиас. А сидя у стены, дремал еще один мужчина – Фелис. – Где мы находимся? – прошептала Эвадна. Хальцион тихо подалась вперед и помогла Эвадне сделать несколько глотков воды. Сестра рассказала ей о том, что произошло. Падение Деймона, смерть лорда Стратона, освобождение королевы Нерины. – Все кончено, Эва, – прошептала Хальцион, с любовью поглаживая спутанные волосы Эвадны. – Ты была такой храброй и сильной, сестренка. Мы сделали все от нас зависящее, мы победили. Тогда почему Эвадна чувствовала себя так, словно проиграла? Почему ее глаза наполнились слезами? Она подумала о Деймоне. Едва мысль о нем проскочила в голове, Эвадна почувствовала, как осколки сердца, по-прежнему разрозненные и истерзанные, пытаются биться в груди. Хальцион прочла ее мысли. – Прежде чем я забрала у него корону… Деймон просил, чтобы я сказала тебе, что он отыщет путь к тебе, как только сможет. Эвадна ничего не сказала, но из глаз потекли слезы. «Как? – хотелось закричать ей. – Как он найдет путь обратно, если у него не осталось воспоминаний о ней?» Он сказал это только ради того, чтобы облегчить ей боль. Но боль была нестерпимой и острой, дышать становилось трудно. – Хальцион? – прошептала Эвадна. – Да, Эва? Эвадна закрыла глаза. Слезы продолжали струиться по ее лицу, заливая волосы. – Ты отвезешь меня домой, в Изауру? Хальцион вытерла слезы. – Да, сестренка. Я отвезу тебя домой. И Эвадна впервые познала боль потери, боль, которую испытываешь, пытаясь примириться с ней. Она почувствовала отголосок страданий Киркоса и заплакала, осознав, наконец, цену его падения. 37. Эвадна Четыре луны спустя – Куколка? Куколка, не перетрудись сегодня. Мы еще должны спеть вечером. Эвадна продолжала водить своей маленькой ладонью по оливковым ветвям, улыбаясь беспокойству Грегора. – Не волнуйся, отец. Несмотря на полное исцеление, отец все время суетился над ней. Даже больше, чем мать. Он стоял рядом с доверху заполненной оливками телегой и несколько мгновений наблюдал, как она собирает урожай, как оливки сыплются вокруг нее на льняную подстилку, пока не убедился, что румянец на лице Эвадны – от прохлады в воздухе, а не от перенапряжения. Когда пришла пора собирать урожай, дни стали морозными и свежими. Эвадна вместе с семьей работали от рассвета до заката, собирая и отжимая оливки. А с наступлением ночи собрались в общей зале, преломляли хлеб, делились историями и пели. Четыре луны минуло с тех пор, как Эвадна покинула Митру. Четыре луны минуло с тех пор, как Эвадна вернулась в Изауру. И она наконец-то снова начала петь. Внезапно у ворот раздался звон колокольчика. – Ах, кто бы это мог быть? – задался вопросом Грегор. – Наверное, глашатай, дядя Грегор, – отозвалась Майя, которая в данный момент помогала Эвадне. – Но он приходил несколько дней назад, – сказала тетя Лидия, хмурясь и бросая свой фартук в телегу с оливками. – Я пойду и посмотрю, чего он хочет, – быстро вызвался Лисандр, как будто ему не терпелось бросить работу. Он спрыгнул с лестницы, с помощью которой собирал урожай с вершины дерева, и, побежав вверх по тропинке, исчез за углом виллы. Эвадна не прерывалась. Ей хотелось сосредоточиться на ветках, на оливах, на движениях своих граблей. Работа притупляла разум и мысли, которые мешали ей спать по ночам, за что она была благодарна. – Боги мои! – воскликнула тетя Лидия, и все устремили взор на тропинку. Эвадна увидела направляющуюся к ним Хальцион, чьи бронзовые доспехи сверкали на солнце, на ее лице сияла широкая улыбка. Каждый член семьи поспешил к ней навстречу, и Хальцион обняла всех по очереди, оставив Эвадну напоследок. Эвадна заметила блеск в глазах сестры, блеск, которого она давно не лицезрела. – Мы не ждали тебя до святого дня Ари, – сказала Федра, и они побросали свою работу, чтобы вместе с Хальцион вернуться обратно на виллу. Хальцион действительно была поглощена работой в Абакусе. Эвадна и не надеялась столь скоро увидеть Хальцион. После смерти лорда Стратона легион остро нуждался в ее сестре. – Я взяла перерыв, – сообщила Хальцион, когда они вошли во двор. – Хочу помочь с уборкой урожая. Эвадна увидела, как после этого заявления ее отца распирает от гордости. – Давненько ты не сгребала оливки, Росток. Хальцион рассмеялась. Она оставила свою лошадь во дворе и сейчас подошла к кобыле, отвязывая седельную сумку.