Что-то пощекотало ногу, прервав его размышления. На колене сидела зеленая букашка, похожая на крошечную лопату. Джейми осторожно протянул к ней руку, однако насекомое не улетело и не стало заползать ему в ухо или в нос по примеру мстительных мух. Даже позволило дотронуться — лишь раздраженно шевельнуло усиками. Но когда Джейми попытался погладить букашку по спинке, она неожиданно отпрыгнула, словно кузнечик, и приземлилась на ящике с медицинскими инструментами Клэр. А затем замерла, изучая обстановку. — Лучше улетай, — посоветовал он ей на гэльском. — Иначе тебя сотрут в порошок и используют в качестве тонизирующего. Непонятно, смотрела ли букашка на Джейми, но, похоже, задумалась над его словами. Потом неожиданно подпрыгнула и исчезла в траве. Фанни принесла какое-то растение: Клэр с неподдельным любопытством переворачивала листочки, объясняя девочке целебные свойства. Фанни сияла довольной улыбкой: ей было приятно оказаться полезной. Джейми радовался за сиротку. Она выглядела такой испуганной, когда Уилли ее привез. Неудивительно — после всего, что бедняжка пережила. При мысли о ее сестре Джейн у него захолонуло сердце. Он мысленно помолился за упокой души Джейн, а затем — после секундного колебания — за Уилли. Образ несчастной девушки вновь возник перед глазами. Одинокая, всеми покинутая… Лишь слабый огонек свечи освещает мертвое лицо в непроглядной ночной тьме. По мнению церкви, самоубийцы попадают в ад, — но Джейми упрямо продолжал за нее молиться. Никто не мог ему этого запретить. Не волнуйся, a leannan, — подумал он с нежностью. — Я пригляжу за Фрэнсис вместо тебя. И может, мы еще встретимся на небесах. Тебе не о чем беспокоиться. Джейми надеялся, что кто-то сможет приглядеть за Уилли вместо него. Воспоминания о той ночи больно ранили душу, однако он намеренно вызывал их в памяти, чтобы сохранить каждую деталь. Уильям пришел к нему за помощью, и это бесценно. Стоя плечом к плечу при свете свечи, оба осознавали бессмысленность усилий. Вместе они преодолели опасности дождливой ночи, только все равно опоздали. Горестные воспоминания. Но Джейми хотел навсегда сберечь их в сердце. Mammaidh[25], — подумал он вдруг о матери. — Присмотри за моим сыночком, хорошо? 7 Живой или мертвый Уильям, девятый граф Элсмир, виконт Эшнесс, барон Дервент прислонился к дубу, оценивая свое имущество. В настоящий момент оно включало в себя недурного коня (как сообщил бывший владелец, симпатичного гнедого жеребца с белым носом звали Бартоломью), холщовый мешок с удручающе скудным запасом провизии и половиной бутылки старого пива, а также приличный нож и мушкет. Последним, на крайний случай, можно было проломить кому-нибудь голову, потому что при попытке выстрелить Уильям наверняка лишился бы руки, лица или того и другого. Еще у него имелось три фунта, семь шиллингов, двухпенсовик да горсть мелких монет и металлических осколков — вероятно, в прошлом тоже монет. Деньгами Уильям разжился в придорожной таверне благодаря случайному знакомству с отрядом американских ополченцев. Те утверждали, что сражались при Монмуте на стороне Континентальных войск, а полгода назад стояли с генералом Вашингтоном в лагере Мидлбрук — по сведениям Уильяма, именно там его кузена Бенджамина в последний раз видели живым. Жив ли Бенджамин по-прежнему, оставалось только гадать, и все же Уильям твердо решил исходить из этого предположения до тех пор, пока не найдет доказательств обратного. Встреча с ополченцами из Нью-Джерси ничего не прояснила, зато нашлись желающие сыграть в карты, и по мере того, как таяли ночь и выпивка в бутылках, ставки игроков становились все более безудержными. На выигранные деньги Уильям рассчитывал вечером найти еду и постель; однако сейчас куда вероятнее казалось, что из-за них его убьют. Он давно заметил: с рассветом нередко пробуждается и раскаяние. Похоже, сегодня американцы разделяли это мнение. Они проснулись с воинственным настроем и, позабыв о похмелье, тут же обвинили Уильяма в шулерстве за карточным столом, а посему он счел за лучшее поскорее улизнуть. Теперь молодой человек осторожно выглянул сквозь поникшие ветви белого дуба. Дорога шла примерно в фарлонге[26] от его укрытия, и, хотя в настоящий момент она, слава богу, пустовала, отчетливые следы копыт в дорожной грязи указывали, что недавно здесь проехали всадники. К счастью, Уильям услыхал их как раз вовремя, чтобы увести Барта с дороги и спрятать в зарослях молодняка. Затем он подкрался ближе и увидел нескольких вчерашних картежников. Они еще не совсем протрезвели и, судя по бессвязным выкрикам, были настроены вернуть проигранное. Уильям взглянул наверх, туда, где среди зелени листвы мелькали проблески солнца. Утро в самом разгаре. Скверно. Он предпочел не возвращаться в таверну, где наверняка шныряли другие ополченцы, и теперь гадал, далеко ли до ближайшей деревушки. Переступив с ноги на ногу, Уильям вздохнул: ему не хотелось торчать под деревом, которое, как он вдруг осознал, размером и формой идеально подходило на роль виселицы. Похоже, придется ждать, пока шайка преследователей не устанет и не повернет обратно. Или пока не стемнеет — смотря что произойдет раньше. Внезапно до него долетел стук копыт. Судя по звукам, группа меньше и движется без спешки. Он увидел троих всадников. Cloaca obscaena[27]. Уильям не сказал этого вслух, но слова отчетливо прозвучали у него в голове. В одном из наездников он опознал джентльмена, у которого пару дней назад купил Барта; двое других были из ополченцев. Тут он со всей ясностью припомнил, что на подкове с передней правой ноги Барта недостает большого треугольного куска. Уильям не стал ждать, пока бывший владелец заметит след коня в дорожной грязи. Он обогнул дуб и торопливо полез сквозь кусты, не заботясь о шуме. Барт, которого он оставил выискивать съестное, высоко поднял голову, с интересом навострив уши и раздувая ноздри. — Нет! — в отчаянии прошептал Уильям. — Не… Конь громко заржал. Отвязав Барта, Уильям вскочил в седло, перебрал поводья в одну руку, а другой потянулся за мушкетом. — Пошел! — закричал он и ловко пнул Барта. Они прорвались через заросли кустов и вылетели на дорогу, сопровождаемые дождем из листьев и земли. Всадники застыли у обочины; один присел на корточки и разглядывал путаницу следов в грязи. Обернувшись, все трое уставились на Уильяма. Тот, размахивая мушкетом, выкрикнул что-то нечленораздельное, резко сдал влево и пустился назад в направлении таверны, низко припадая к лошадиной шее. В спину ему летели проклятия, но преимущество было на его стороне. Шансы есть. А что будет в случае успеха, сейчас не имело значения. Ничего другого все равно не оставалось. Уильям не горел желанием попасть в ловушку между двумя группами враждебно настроенных всадников. И тут Барт споткнулся, поскользнулся в грязи и упал. Перелетев через голову коня, Уильям плашмя приземлился на спину; от удара у него перехватило дух, мушкет выбило из руки. Его настигли прежде, чем он смог набрать воздуха в грудь. Голова шла кругом, мелькавшие вокруг фигуры расплывались перед глазами. Беглеца подняли двое, и он повис между ними, открывая и закрывая рот, как золотая рыбка; кровь гудела в ушах, его трясло от бессильной ярости и страха. Они не тратили время на угрозы. Бывший владелец Барта ударил Уильяма кулаком в лицо, двое других бросили его обратно в грязь. Чьи-то руки обшарили карманы, выхватили из-за пояса нож. Он услышал, как поблизости, слегка переступая ногами, фыркнул Барт, когда один из мужчин потянул за седло. — Эй, руки прочь! — крикнул хозяин Барта. — Это моя лошадь и мое седло, чтоб тебя! — Нет, — возразил решительный голос. — Без нас ты бы не поймал гада! Седло мое. — Брось, Лоуэлл! Пускай забирает свою лошадь, а деньги поделим. Судя по звуку, третий человек стегнул Лоуэлла ремнем для пущей убедительности: раздался мясистый шлепок и возмущенный визг. Уильям наконец обрел способность дышать, и темный туман перед глазами рассеялся. С трудом втягивая воздух, он перевернулся и предпринял попытку встать на ноги. Один из мужчин бросил на него взгляд, но, похоже, не увидел в нем угрозы. Пожалуй, он прав, — смутно подумал Уильям. Однако он не привык проигрывать в драке и даже мысли не допускал просто улизнуть, как побитая собака. Мушкет валялся в густой цветущей траве на обочине дороги. Уильям вытер кровь с одного глаза, встал, поднял ружье и ударил бывшего владельца Барта по затылку. Мужчина как раз садился на лошадь, и при падении его ступня застряла в стремени. Конь шарахнулся и пронзительно, негодующе заржал. Парочка, делившая имущество Уильяма, испуганно обернулась. Один отпрыгнул назад, другой бросился вперед и ухватил мушкет за ствол. Последовала короткая возня, сопровождаемая тяжелым сопением и неожиданно прерванная криками и топотом лошадей. Уильям оглянулся: к ним во весь опор летела большая группа вчерашних игроков. Он выпустил мушкет и нырнул в траву на обочине. Ему почти удалось, но Барт, встревоженный нападением и тяжестью бессознательного тела, повисшего на стремени, выбрал тот же момент и ту же цель. Девятьсот фунтов испуганной лошадиной плоти отбросили Уильяма на дорогу, где он упал лицом вниз. Земля вокруг дрожала, и ему оставалось только прикрыть голову и молиться. Отовсюду неслось чавканье грязи, крики и звуки борьбы. В разгар побоища Уильяма мимоходом пнули по ребрам и резко ударили в левую ягодицу. Почему они схватились? — подумал он не вполне отчетливо. Потом началась пальба. Это отнюдь не сыграло Уильяму на руку. Он по-прежнему лежал на дороге, прикрывая голову. Дерущиеся выкрикивали угрозы и предостережения, к нему галопом скакали новые лошади, а сверху бушевал шквальный мушкетный огонь. Шквальный огонь? — усомнился молодой человек. Проклятье, так и есть. Уильям перевернулся, сел и с удивлением увидел роту британских пехотинцев. Одни успешно окружали беглецов, норовящих скрыться с места, другие ловко перезаряжали мушкеты; двое офицеров верхом на лошадях с неподдельным интересом следили за происходящим. Уильям прочистил глаза от грязи и пригляделся к офицерам. Убедившись, что не знает ни одного из них, он немного расслабился. Его не ранило, однако удар Барта выбил из него дух и добавил синяков. Уилли сидел посреди дороги, пытаясь отдышаться и вновь обрести контроль над телом. Потасовка, если можно ее так назвать, утихла. Солдаты схватили большинство из тех, с кем он играл накануне, и согнали штыками в небольшую группу, где молодой корнет умело связывал им руки за спиной. — Ты, — раздался позади голос, и сапог грубо толкнул Уильяма в ребра. — Вставай. Он обернулся и увидел рядового в летах, напустившего на себя самоуверенный вид. Неожиданно ему пришло в голову, что пехотинцы могут счесть его не пострадавшим, а участником недавней потасовки. Уильям вскочил на ноги и с высоты своего роста взглянул на рядового; тот, покраснев, отступил на шаг. — Руки за спину! — Нет, — отрезал Уильям, отвернулся и шагнул к конным офицерам. Оскорбленный рядовой бросился к нему и схватил за локоть. — Убери руки, — сказал Уильям и, когда рядовой пропустил вежливую просьбу мимо ушей, оттолкнул наглеца. Тот пошатнулся. — Стой, черт возьми! Стой, или буду стрелять! Уильям снова повернулся и увидел, как другой солдат с красным потным лицом наставил на него мушкет — заряженный и в любой момент готовый выстрелить. Его собственный. У него пересохло во рту. — Не… не стреляй, — выдавил он. — Это ружье… оно не… Первый рядовой подошел сзади и двинул Уильяму кулаком по почке. Внутренности резануло, как от удара ножом, а перед глазами побелело. Колени подогнулись, однако он не рухнул, а плавно опустился на землю, будто опавший лист. — Вон того. — Интеллигентный английский голос проник сквозь гудящий белый туман. — Того, того и… этого, высокого. Поднимите. Уильяма схватили за плечи и дернули вверх. Он едва мог дышать и лишь сдавленно хрипел. Сквозь пелену слез и грязи он разглядел, как один из офицеров оценивающе взирает на него с лошади. — Да, — сказал офицер. — Этого тоже повесить. * * * Уильям придирчиво осмотрел свой носовой платок. От тряпицы мало что осталось: ее использовали, чтобы связать ему запястья, и пленник разорвал платок в клочья при попытке высвободиться. И все же… С величайшей осторожностью Уильям высморкался и, заметив на ткани кровь, аккуратно промокнул нос. На лестнице, что вела к комнате, где он сидел под охраной двух бдительных рядовых, послышались шаги.