* * * Декабрь 1998 года Еще вчера нас было восемь человек. Восемь человек собрались в уютном загородном доме, чтобы отпраздновать католическое рождество. Не наш это, конечно, праздник, но, как сказал Борис: «Если весь цивилизованный мир празднует, почему не присоединиться к хорошим людям?» Вот и присоединились. – А может быть, это шутка? – тонким, дрожащим голосом спросил кто-то из девушек. – Еще одна? Стоя на коленях, я подняла голову и обвела взглядом собравшихся вокруг меня… вокруг нас. Бледные, растерянные лица, в глазах у всех – настоящий, неподдельный ужас. У всех ли? Нет. По крайне мере, один человек выглядит достаточно спокойно. Неестественно спокойно. Или наоборот, естественно? Я вот, тоже не бьюсь в истерике, даже руки не дрожат. Только реакция немного замедленная. Кажется, у меня что-то спросили? Ах, да! Я снова опустила глаза на человека распростертого на полу. Коснулась кончиками пальцев холодной щеки и медленно качнула головой. – Нет, это не шутка. Это убийство. Глава первая Не знаю, приходилось ли вам видеть такой плакат – на ярком фоне красной икры, черной икрой выведено всего два слова: «Жизнь удалась!» Вспомнили? Ну так вот: это не про меня. И в целом не про меня, и даже в самых мелких мелочах. Судите сами. Двадцать пять лет – возраст, когда человек обязан уже крепко стоять на собственных ногах. То есть, иметь приличную, хорошо оплачиваемую работу с перспективами карьерного роста, семью, уверенность в будущем… А что у меня? Семья? Семья есть – папа с мамой и сестра. Все. Романы, конечно, случались, и даже довольно длительные, но заканчивались, почему-то, каждый раз вялым расставанием. Уж не знаю почему – то ли я предъявляю слишком высокие требования, то ли мужчины сейчас пошли совсем негодящие, то ли во мне самой, какие-то скрытые дефекты, но результат один и крайне неутешительный. В то время, как у некоторых моих знакомых девчонок уже по двое детей, у меня даже парня постоянного нет. Что касается работы – тут тоже похвастаться нечем. С работы меня выгнали, да с таким треском, что теперь ни в одну школу не возьмут. И никого не интересует, что я хороший предметник и умею наладить контакт с детьми, что у меня высшая категория (это после четырех-то лет работы!). Проблема в том, что я слишком умная. Мало того, что умею смотреть вокруг, так еще и выводы могу сделать из того, что вижу. И вычислить схемы махинаций, с помощью которых директриса обворовывала родную школу. А может все не так? Может я не слишком умная, а наоборот, полная дура? В конце концов, ничего такого сверхсложного наша директриса не придумала и наверняка, не одна я понимала, что происходит. Как раз умные люди держат рот на замке, работают себе спокойно, по принципу «ничего не вижу, ничего не слышу». Наше дело детей учить, а не хозяйственную деятельность директора контролировать. А уж если и хотят накатить бочку, то делают это аккуратно, сверху, чтобы самому под нее не попасть. И только такая идиотка, как я, вместо того, чтобы пойти со своими обвинениями в министерство образования или, на худой конец, в милицию, могла ломануться в кабинет к директрисе и обвинить ее в воровстве. Этакие, из книжек взятые понятия о приличиях: сначала скажи человеку в лицо, что ты о нем думаешь. Вот и получила в ответ. Хотя, может и хорошо, что я не пошла сразу в милицию, ведь в результате, все могло сложиться еще хуже. Не для меня – теперь ясно, что меня выгнали бы в любом случае. И не для директрисы – она, тоже в любом случае, осталась бы чистенькой. А вот Нина Васильевна… Я вспомнила, как старенькая завуч, которая еще меня учила, рыдала в директорском кабинете, спрашивая тоненьким голоском: «Что же теперь будет, Риточка? Неужели меня посадят, Риточка?» А директриса, брезгливо поджав губы, смотрела на меня. Она была абсолютно ни при чем. Да, деньги получала она, лично в руки, но на всех бумагах стояла подпись Нины Васильевны. Нины Васильевны, проработавшей в нашей школе почти сорок пять лет, Нины Васильевны, не то, что богатства, угла своего за эти сорок пять лет не нажившей. Ну что тут можно было сделать? Я сдалась. – Надеюсь, вы понимаете, Маргарита Сергеевна, что теперь, работать в нашем коллективе вам будет сложно? – ледяным тоном спросила меня директриса. – Да. Я немедленно напишу заявление об уходе, – не могу сказать, что спокойствие давалось мне легко. – Очень разумно, – передо мной тут же появился лист чистой бумаги и ручка. – Давайте сразу решим этот вопрос. Думаю, в создавшейся ситуации, я пойду вам навстречу. Можете считать себя уволенной с сегодняшнего числа. – Но как же… – у меня задрожали руки. – Ведь вторая четверть… декабрь только начался! – Да, вы, своим решением уйти, ставите нас в сложное положение, – невозмутимо согласилась она. – Но в конечном итоге, для школы так будет лучше. Больше я рот не раскрывала. Молча написала заявление, молча вернулась в учительскую (слава богу, там никого не было), собрала свои вещички и ушла. Из класса тоже надо было кое-что забрать, но не врываться же туда посреди урока. А ждать перемены… ладно, попрошу Тамарку, она принесет. Вечером, когда я в абсолютно похоронном настроении позвонила Тамарке, она вогнала в мой гроб последний гвоздь. – Директриса объявила, что еще одна молодая учительница не выдержала трудностей и бросила наше благородное дело, променяв его на пошлое существование в коммерческой структуре. Причем твоя тяга к материальным благам так сильна, что хотя она, директриса, чуть ли не в ногах у тебя валялась, уговаривая остаться, хотя бы до конца полугодия, ты швырнула ей заявление на стол и ушла. Потому, учительские кадры нашей школы должны сплотиться… – Тамарка, но ты же знаешь, что это все вранье! – перебила я. – Она меня выгнала, даже сегодняшний день не дала доработать, не то что полугодие! – Все знают, не только я, – вздохнула Тамара. – Только что это, по большому счету, меняет? – Не знаю. Просто, не хочется, чтобы наши обо мне так думали. – Ритка, ты о чем говоришь? Кто о тебе, вообще, думает? На твоем примере все получили предметный урок, усвоили его и закрыли рты крепко-накрепко. Разумеется, все прекрасно знают, как было дело и, что ты не сама ушла, а тебя выгнали. И за что выгнали, тоже знают. Но смирись с тем, что в историю школы Маргарита Сергеевна Рощина войдет не как проигравший в схватке драконоборец, а как очередная свиристелка, бросившая учеников и погнавшаяся за легкими деньгами. Кстати, насчет коммерческой структуры, это она тоже соврала? Или у тебя, действительно, есть запасной аэродром? – Смеешься? Кому я нужна? Через пару недель, этот вопрос: «Кому я нужна?» встал передо мной во всей своей неприглядной остроте. Разумеется, дома меня ни в чем не упрекали, наоборот, искренне сочувствовали. Даже Маринка, от которой я ожидала массы язвительных замечаний – сестрица моя обладает миллионом достоинств, но деликатность среди них не числится – ограничилась коротким выводом: – За что боролась, на то и напоролась. Припечатала и больше к этой теме не возвращалась. Марина на два года младше меня и, как считается в нашей семье, еще не сталкивалась с суровой правдой трудовой жизни – сестренка пока студентка. Она учится на четвертом курсе консерватории по классу скрипки и люди непосвященные автоматически считают ее одухотворенной, наивной и возвышенной натурой. И напрасно. Занятия скрипкой не мешают Марине быть одним из самых здравомыслящих, прагматичных и ехидных существ, которых я знаю. Родители, повздыхав, предложили похлопотать, чтобы меня взяли к ним школу. Возможно, им и удалось бы меня пристроить – уважением они, действительно, пользуются. Кадровые работники – мама проработала двадцать шесть лет, а папа и того больше. И директор, похоже, не воровал, так что моя, запятнанная борьбой с преступностью, репутация, его бы не отпугнула. Но я сама отказалась. Объяснила честно, что хотя я их и люблю, но не круглые же сутки! Ведь что получится? Дома папа с мамой; пойдешь на работу – там тоже папа с мамой. Вернешься после работы домой – опять папа с мамой! Так и спятить недолго. Не могу сказать, что они приняли мой отказ совершенно невозмутимо, мама даже обиделась немного. Папа тоже в восторг не пришел, но, подумав немного, махнул рукой: – Вообще-то, Ритка права. Мне тоже совсем не хочется на ее конопатую физиономию день и ночь любоваться. На самом деле, у меня ни одной веснушечки нет, конопатая у нас Маринка. Как-то так природа интересно распорядилась, что у меня, при рыжих волосах, лицо абсолютно чистое, а у жгучей брюнетки Маринки – целая россыпь веснушек. Но папа, по каким-то, только ему ведомым причинам, упорно считает, что обе дочери у него – рыжие и конопатые. На этом все разговоры о моей работе закончились. Правда мама еще некоторое время бормотала себе под нос монологи о неблагодарных дочерях, которые не желают ценить родительской заботы, но в целом, инцидент был исчерпан. Ладно, отказаться идти работать в школу к родителям, это было просто, а вот что делать дальше? Я обложилась газетами и стала искать работу. Через четыре часа усердного изучения объявлений, я сделала следующий вывод: судя по частоте повторения, больше всего родной город нуждался в склейщиках конвертов и сборщиках бус. Кроме того, требовались водители с персональным автомобилем, труженики сетевого маркетинга, программисты и молодые жизнерадостные девушки без комплексов на интересную, высокооплачиваемую работу. Неутешительный, в общем-то, вывод. Автомобиля у меня не было и, как в ближайшем, так и в далеком будущем, не предвиделось. Сетевой маркетинг я исключила сразу – одна наша учительница уже попадались на эту удочку, а я, все-таки, умею учиться не только на своих ошибках, иногда хватает чужих. Программирование исключалось по другой причине – я просто не обладала достаточной квалификацией. То есть, с компьютером, я хоть и на «вы», но знакома (приходилось немного вести начальный курс информатики), и уверена, что за полгода вполне освоилась бы. Но ни в одном объявлении не проглядывалось желания взять на работу начинающего программиста – всем требовались опытные, обученные разным хитрым премудростям. Что же касается последнего пункта из моего короткого списка, то он тоже оптимизма не внушал. Увы, но учительницы, даже молодые и жизнерадостные, напичканы комплексами по самую макушку. Было еще одно, заинтересовавшее меня объявление – фирмы по набору гувернанток. Там, при наличии у меня соответствующего образования и данных, предлагали подготовить меня для работы с детьми в приличной обеспеченной семье, с последующим, в означенную обеспеченную семью, трудоустройством. Это было несколько привлекательнее, хотя, честное слово, я не представляла – чему такому меня надо еще обучать? Да, на крайний случай, можно будет податься в гувернантки. Хотя, если честно… Нет, разумеется, и у меня был период, когда «Джейн Эйр» лежала под подушкой, но где гарантия, что агентство подберет мне семью, в которой будет присутствовать благородный Рочестер? Похоже, что самым разумным поступком с моей стороны, было бы поступить сейчас на курсы программистов. Пусть меня натаскают хорошенько, а там можно будет и работу подыскать. Я уныло брела по улице. Настроение было ниже нижнего уровня. Оказалось, что и с курсами все не так просто. В одном месте работали явные аферисты. Пять человек сидели вокруг стола, на котором стоял доисторический «пентиум», и старательно конспектировали. Лекцию, не отрываясь от книжки, читала толстая неряшливая тетка. Книжку она обернула газетой, но я на слух узнала «Компьютеры для начинающих», сама ею пользовалась при подготовке к урокам. В двух других заведениях было ненамного лучше – разве что компьютеры новее, да тетки опрятнее. Четвертое меня, пожалуй, вполне устроило бы. И техника и преподавание были на уровне. Но когда я узнала расценки… Где-то рядом просигналила машина и я вздрогнула. Ага, примерно то же я испытала, увидев итоговую сумму. Кое-какие личные деньги у меня, естественно были – копила на отпуск, но их хватило бы только на оплату нескольких недель из шестимесячного курса. Можно, конечно, попросить у родителей, но очень не хочется. И потом, они у меня тоже не Рокфеллеры. Еще один настойчивый автомобильный гудок. Зовут кого-то что ли? Я рассеянно оглянулась. Машинами улица не была перегружена: по обледеневшей дороге ко мне медленно приближалась белая «ауди»; чуть подальше, так же неторопливо, катились песочного цвета «жигули» с пижонскими, тонированными стеклами, да на противоположной стороне припарковалось нечто очень иностранное и крутое, изумительно красивого, бирюзово-серебристого оттенка. Ладно, что мне эти иномарки? Я ведь о другом, я о родителях. Одно образование они мне уже дали, что же теперь, им еще раз мое обучение оплачивать? Одним словом: «Всюду деньги, деньги, деньги, всюду деньги, господа. А без денег жизнь плохая, не годится…» Гудок грянул прямо за моей спиной и тут же мужской голос крикнул: – Морковка! Ну тебя не дозовешься! Я не сразу среагировала на старое школьное прозвище – в пединституте меня так уже не называли. Кто-то из одноклассников? Я обернулась и увидела высокого полноватого мужчину, выбирающегося из «ауди». – Борька! Так это ты сигналишь? – Ну да. Увидал тебя, обрадовался, зову, зову, а ты ноль внимания! – Да мне и в голову не могло придти, – честно призналась я. – Мои знакомые, в основном, не при машинах. – А, разве это машина, – Борис небрежно махнул рукой. – Старье. Все собираюсь поменять, да некогда. На мой взгляд, «ауди» была вполне ничего, но спорить я не стала. Хозяину виднее. – Ты куда идешь, домой? Подвезти? – Почему бы и нет? – я быстренько забралась в салон и уже там продолжила светскую беседу. – Где ты сейчас? Чем занимаешься? – Коммерция, – Борис плавно тронулся с места. – Небольшая торговая фирма, оптовые поставки кожи. – У-у, – я постаралась продемонстрировать уважение к его успехам. – Доходное дело? – На хлеб с маслом хватает, – скромно потупился Борис. – Ну, и на капельку варенья тоже. – И ты единоличный хозяин? – Н-нет, – он чуть запнулся, отвечая, чуть поморщился. – Нас трое – отцов основателей. – Три директора? – простодушно удивилась я. – А сколько лет вашей фирме? – Пять. – И вы до сих пор вместе? Странно. – Что ты имеешь в виду? – Борис притормозил на красный свет и уставился на меня. – Да ничего особенного. Просто, у одной моей знакомой муж тоже совладельцем фирмы был. Как я поняла, там свои законы развития. Для простоты, берем любую гипотетическую фирму, например вроде вашей, по кожевенной части. Одному человеку новое дело потянуть трудно – ни денег не хватает, ни связей, ни опыта элементарного. Естественно, он начинает искать компаньонов, чаще всего, среди своих приятелей. Естественно, находит. Одного, двух, трех или больше – это зависит от разных причин. Но, как правило, число соучредителей ограничивается тремя, редко четырьмя. И вот, эти ребята, на правах равноправного партнерства, собираются вместе, сбрасываются и начинают работать. Пока забот больше, чем дохода, все нормально, – светофор старательно помигал желтым и переключился на зеленый. Я указала на него и с удовольствием повторила старую шутку (Бог знает, почему мне, образованной девушке с тонкой душевной организацией, нравится столь нелепая банальность): – Чего ждем? Зеленее уже не будет.