– Так и появился торговый маршрут, который мы называем Великим шелковым путем. Они разметили дорогу до касра и стоянки для караванов. Привлеченные магией созидания, волшебные существа спустились с гор, чтобы понаблюдать за работой. Они увидели, что каравану не хватает еды и воды. Драконы, единороги и фениксы мало чем могли помочь, но эльфы питали особую нежность к козам, а феи – к овцам, так что они убедили гномов, которые не умели летать, прийти на помощь. Они принесли их на себе в пустыню и разместили в тени олеандров, росших вдоль вади. Гномы, покопавшись в земле, призвали затаившуюся в ней воду наружу. Люди и животные больше не мучились от жажды, растения не чахли, и тем самым великое путешествие моей прародительницы было спасено от краха. Я приподнял крышку котелка, чтобы помешать похлебку. Я понял, почему она выбрала именно эту историю. – А сестра Королевы-Сказочницы что-нибудь подарила гномам, чтобы отблагодарить их за работу? – спросил я. – Или этот обычай появился позже? – Я знаю, что ты с недоверием относишься к магии, Йашаа, и с чего бы тебе думать иначе? – отметила принцесса. Она рассуждала здраво. Мне всегда хотелось следовать ее советам, даже если они противоречили моей натуре. – Ты видел только плохую сторону магии, она отняла у тебя тех, кого ты любил. Этого я не мог отрицать. – Но я видела магию с обеих сторон, – сказала она. – Я, испытавшая на себе и ее дары и проклятие, и постоянно чувствующая борьбу между этими двумя силами внутри себя. Йашаа, иногда магия стоит той цены, которую приходится за нее заплатить. – Стоит ли? – спросил я. – Арва осиротела в десять лет, Тарик в двенадцать. Спросите у них. Ваш собственный народ голодает, потому что деньги, на которые они могли бы купить еду, уходят на одежду. Им приходится выбирать между зимней одеждой и полным желудком, и это ваша вина. – А твоя мать умирает, – ледяным тоном сказала она. – Я все это знаю, Йашаа. Не забывай, большую часть своей жизни мне пришлось провести в башне, где я не могла делать ничего, кроме как смотреть на страдания своего народа, не в силах ему помочь. Моя боль отличается от твоей, и, возможно, она не так сильна, но она моя, и я не собираюсь выслушивать, как ты принижаешь ее значение. Вся дружелюбность между нами испарилась. – Я лишь хотела сказать, – произнесла она после долгого молчания, – что буду продолжать эту войну внутри себя, и мы будем продолжать поиски того, что станет достойной ценой. Я хотела бы поискать в огороде. – Мы? – переспросил я, все еще не готовый простить ее, хотя мне захотелось, как только она заговорила. – Мы, – подтвердила она. – Я не позволю себя вытеснить и сама не покину вас. – Я не это имел в виду, – сказал я. – Сегодня вы починили изгородь. Вы мастерили что-нибудь с тех пор, как вас прокляли? Произнеся эти слова, я тут же о них пожалел. Мне вспомнились рисунки в пыли на полу башни и голодный взгляд принцессы, когда она наблюдала за шитьем Арвы. – Ничего красивого, – ответила она. – Ничего стоящего. Но, Йашаа, я боялась слишком долго. Возможно, нам и удалось держать демона на расстоянии все эти годы, но ничего хорошего из этого не вышло. Я так давно ничего не делала, Йашаа. Я хочу попробовать делать хоть что-то. – Веретен у нас больше нет, – напомнил я. – Я не про это, – сказала она, содрогнувшись. Я знал, что, несмотря на свои храбрые слова, она все еще боится того, что может случиться, если ей представится искушение. – Не про прядение. Но я хочу делать что-нибудь другое. – Например, что? – спросил я. – Готовить, – сказала она. – Копать выгребную яму. Плести венки. Не знаю. То, что могли бы делать малые дети, причем самые бестолковые. – К огню я бы ребенка не подпустил, – возразил я, но уже мирным тоном. Несмотря на свои опасения, я уже простил ее, хотя она и не просила прощения, да мне это было и не нужно. – А выгребная яма у нас уже есть. – Ну тогда что-нибудь еще, – сказала она. Это звучало почти как приказ, хоть и не совсем. Возможно, именно такими должны быть королевские постановления: чтобы люди поняли идею и доработали ее, считая, что сами же ее и придумали. Во всяком случае, со мной это сработало, хоть я и сознавал, что она делает. – Вы вроде сказали, что никогда не учились танцевать? – спросил я. – Нет, – подтвердила она. – Отец не хотел рисковать. У танца ведь есть рисунок. – Да, рисунок все равно будет, – сказал я. – Но Арва не взяла с собой свой шест, так что я научу вас, как с ним обращаться. Начнем с этого, а если ничего страшного с вами не случится, перейдем к чему-нибудь другому. – Но почему именно бой на шестах? – Потому что с этого начинают, – сказал я. – И для этого не нужна обувь. Это ее убедило, и она передала мне пустые миски, взяв их с того места, где они сушились. Я был сосредоточен на том, чтобы не разлить похлебку из собранных нами продуктов, но не настолько сосредоточен, чтобы не заметить, как она приложила руку к виску. Она потирала висок так же, как делала моя мать, когда летом на глинистые равнины Камиха приходили ураганы, от которых у нее болела голова. Мне этот недуг был незнаком, даже после того, как меня ранил медведь, но я знал, как выглядит человек, которого мучает головная боль, и не понимал, с чего бы она взялась у Маленькой Розы. Но потом я, конечно, сообразил. Дар феникса помог ей идти без передышки целую ночь, хотя раньше ей не доводилось пройти и мили, но не защитил ее тело от последующей боли, и сейчас было то же самое. Мы не так уж далеко ходили, и солнце пекло не слишком сильно. Она пила достаточно воды и не могла слишком утомиться, собирая вику. Но она починила изгородь. Она использовала ту часть своего мозга, которой так долго старалась не пользоваться, и теперь она болела, в точности как мышцы, уставшие от непривычной нагрузки. Я вспомнил, как болели у меня руки и ноги, когда я только начинал учиться бою на шестах, и потом, когда мы с Саудом стали упражняться с ножами. Возможно, то же самое происходило сейчас у нее в голове, когда ее мозг напрягся, а потом снова расслабился. Если демон собирался построить крепость внутри нее, вес камней наверняка будет причинять ей боль, пока она не привыкнет к нему. Это было очередное ощутимое доказательство магии, опутавшей наши жизни. Поймав мой взгляд, она опустила руку. – Ничего страшного, Йашаа, – сказала она своим обычным решительным тоном. – Просто с непривычки. Ее слова обладали собственной силой, вдруг осознал я. Она говорит что-то, и я ее слушаюсь. На остальных это тоже действовало, но я проводил с ней больше всех времени. Я задумался было, не магия ли это своего рода. Впрочем, я был уверен в обратном – по крайней мере, я знал, что ее слова не накладывают на меня никаких чар, кроме тех, которым я сам был готов поддаться. Нет, никакая это не магия: она сказала, что с ней ничего страшного, а я знал, без тени сомнения, что она солгала. Глава 19 На следующее утро я проснулся рано и выбрал ветку из кучи хвороста. Длиной она была примерно с мое предплечье, с одного конца чуть толще, чем с другого. Она предназначалась для розжига, но я собирался использовать ее в других целях. Отправившись к воде, я зачерпнул со дна немного глины. Она была илистая и не сгодилась бы даже для того, чтобы сделать из нее посуду для самого бедного стола, но для моих целей сойдет. Я покатал комок между пальцев, выжимая из него воду, и закрепил на широком конце палки. Много веса он не даст, но пока достаточно. Я по-прежнему каждое утро проверял одеяло Маленькой Розы на предмет выбившихся ниток. Я также осматривал ее платья и платки, когда она их не носила, и собрал достаточно обрывков. Сегодня утром я буду из них прясть. Я уселся у воды, скрестив ноги, и попробовал крутануть свое самодельное веретено, от чего вдруг сильно заскучал по маме. Глина кое-как закрепилась, и я разложил обрывки ниток на коленях, чтобы они были под рукой. Прясть, сидя на земле, не очень удобно, но другого места для сидения не было, а чтобы прясть стоя, нужен простень, на который наматывается пряжа. Уже через несколько минут у меня заболели плечи от того, что веретено приходилось держать слишком высоко, но у меня вышел небольшой моток грубой нити. Мне было почти стыдно за результат своей работы, но я понимал, что лучше не выйдет, и надеялся, что мой труд будет оценен. – Доброе утро, – поздоровалась Маленькая Роза, присаживаясь на мокрую траву рядом со мной. – Доброе утро, принцесса, – ответил я. – Завтрак еще не готов. Я хотел сперва сделать это. – Тебе не нужно от меня прятаться, Йашаа, – сказала она. – Мне нельзя прясть, но мне приятно наблюдать за умелой работой. – Это едва ли можно назвать умелой работой, – возразил я, осматривая получившуюся пряжу и наматывая ее на веретено. Она получилась разноцветной, но красоты это ей не придавало. Местами нить была узловатой, а местами, наоборот, слишком тонкой. Я подобрал свое самодельное пряслице и постарался стереть остатки грязи с пряжи, но все равно она была далека от того, чем могла бы гордиться моя мать. – Пряжа вышла не очень хорошая, – пояснил я. – Но, надеюсь, она подойдет. – Это для гномов? – спросила принцесса, елозя ногами по траве. Даже спустя столько дней после побега из башни прикасаться к земле все еще было для нее особым удовольствием. – Да, – ответил я. – Хотя мне почти стыдно за нее, эта нитка все же прочнее, чем травинки, которые мы использовали вчера. С ней изгородь будет прочнее. Или, – поправился я, – хотя бы некоторые участки изгороди. На всю этого не хватит. – Это прекрасный подарок, Йашаа, – сказала она. – Пойдем его вручим? – Может, сначала позавтракаем? – предложил я, хотя она уже вскочила на ноги и оценивающим взглядом смотрела на склон. – Держи, – крикнула она и кинула мне половинку граната. Я поймал ее, и мы пустились вверх по склону. Теперь, когда мы знали, куда идти, до поляны мы добрались куда быстрее. На этот раз Маленькая Роза не стала брать с собой туфли, и очень скоро мы уже почуяли запах цветов. Я проверил ловушки, но они оказались пусты. Немного поразмыслив, я их убрал. Мне больше не хотелось убивать никого, кому случится забрести на эту поляну. Покончив с ловушками, я направился в огород, где уже ждала принцесса. – Смотри! – с восхищенным видом воскликнула она. Рядом с ней стояла корзинка – такая крошечная, что я мог бы поднять ее одной рукой. Впрочем, похоже, тот, кто ее сделал, был гораздо меньше меня, потому что у корзинки было две ручки. Она была аккуратно сделана и столь же аккуратно наполнена. Там были зерна и фрукты, причем тех сортов, которые мы не решились брать в прошлый раз. Вики там не было вовсе. Более явного выражения благодарности мы бы не получили, даже если бы гном предстал перед нами живьем. Я воткнул свое самодельное веретено в землю, вверх той стороной, где была намотана пряжа, чтобы гном ее увидел, и подобрал корзинку. – Сегодня уже получше относишься к магии, а, Йашаа? – поддразнила меня Маленькая Роза, положив на землю собственное подношение – цветы, которые не росли на поляне. – Нет, – ответил я. – Не то чтобы. Она промолчала. Даже в ее молчании была сила. – Я пряха, принцесса, – напомнил я. – Я прял для вашей матери. Я пряду для вас, потому что вы не можете делать этого сами. Так что гном получит пряжу, и, хотя я с недоверием отношусь ко всему процессу, это мой долг, так что я просто выполняю свою работу. – Иногда я тебя не понимаю, Йашаа, – сказала она. – Если вас это успокоит, – ответил я, – я вас не понимаю совсем. Она рассмеялась и пустилась в пляс среди цветов. В ее движениях не было никакого четкого рисунка – ни следа от придворных танцев, которые ей следовало бы знать. Казалось, она двигается совершенно беспорядочно, подчиняясь дуновению ветра, точно как цветы вокруг нее. Ее платье и платок развевались, и на секунду я задумался, как бы она выглядела с длинными волосами – золотистая копна смотрелась бы так красиво на фоне голубого неба и зеленой травы. – Ты умеешь танцевать, Йашаа? – спросила она, поймав мой взгляд. – Нет, – ответил я. – Если не считать боевые танцы, которым учил нас отец Сауда. Им я могу обучить и вас, если захотите. – Неужто тебе ни разу не приглянулась хорошенькая девушка из проезжающего каравана? – настаивала она. Я не совсем не понимал, к чему она клонит, так что ответил как есть. – Нет, принцесса. Ни разу. Она повалилась на траву. Не считай я ее столь благородной особой, я бы решил, что она кокетничает. – Ты сплошное разочарование, Йашаа, – заявила она. Ее голос звучал серьезно, но в глазах все еще плясали озорные искорки. – Неужели? – сказал я, садясь подле нее. – Именно, – кивнула она. – Я всегда знала, что замуж выйду не по любви. В лучшем случае оставалось надеяться, что я буду любить своих детей. Ничего хорошего про сына Царетворца я ни от кого не слышала. Так что я слушала истории пастушек и прях, странствующих танцовщиц и купцов – людей, которые имеют право жениться по любви. Это помогает мне не забывать, зачем вообще нужно выходить замуж. – Признаюсь, я не особо думал про брак, – сказал я. – Хотя мне всегда казалось, что один из нас женится на Арве. Скорее всего Сауд, потому что тогда ее дети будут гражданами Камиха и им не придется голодать. Может, ее даже примут в гильдию.