– У меня уже были из милиции, и я им все рассказал, – недовольным тоном ответил Лобов. – Оставьте меня в покое, я плохо себя чувствую. Я обернулся, проверил: не открылась ли дверь в палату? Все в порядке. Дверь закрыта, можно работать. – Позвольте, Евгений Сергеевич, немного помочь вам. – Я взял пациента за подбородок, поправил его голову на подушке. – Вот так будет лучше. Довольный внесенными изменениями, я улыбнулся больному и со всего размаху влепил ему звонкую пощечину. Голова Лобова метнулась в сторону, он негромко вскрикнул. Я вскочил с табуретки, схватил мужичонку за грудки, приподнял над кроватью: – Что ты, гнида, ментам рассказывал, как с лестницы упал? А про спортивную сумку, полную денег, рассказал? Про трупы в домике Машковцова все выложил? Запомни, ублюдок, ты до сих пор живой только потому, что я об этом попросил. Ты украл воровской общак, и по законам преступного мира тебя положено казнить. – Я ничего не знаю, – прохрипел Лобов. – Отцепись от меня, сволочь! Я на тебя жаловаться буду. – Жаловаться? – Я разжал руки, выпрямился, отряхнул ладони о штанины. – Жалуйся. Сегодня же прокурору на меня заявление напиши. Тебя где уму-разуму учили? На кладбище? После выписки съездишь туда еще раз, только обратно уже не вернешься. Я снимаю табу на твое убийство. Ты мне больше не нужен. Денег у тебя нет, а как свидетель ты не хочешь сотрудничать. Желаю тебе всего наилучшего! – Погоди, – запротестовал мужик. – Какое табу ты снимаешь? Я вышел из палаты, прикрыл за собой дверь, но уходить не стал. Пациент должен созреть для раскаяния. Он должен прочувствовать, что остался один на один с коварным и безжалостным миром. К палате подошла симпатичная медсестра с подносом в руках. Я предупредительно открыл ей дверь, пропустил девушку внутрь и вошел следом. – Давайте примем лекарство, – обратилась медсестра к Лобову. – Сядьте на кровать, откройте рот. Больной инстинктивно поднял руки, чтобы самому взять таблетки, но кисти рук у него были загипсованы, так что он ни есть, ни пить самостоятельно не мог. – Вот так, хорошо. – Медсестра с ложечки скормила пациенту таблетки, дала запить водой из мензурки. – Куда укольчики поставим? Давайте в плечо, чтобы лишний раз не переворачиваться. Поставив два укола, медсестра вышла из палаты. Столкнувшись с ней в дверях, вошел Далайханов. – Андрей, давай выйдем, я расскажу, что узнал. – Говори при нем, – велел я. – Сигнал отрабатывала оперативная группа Центрального РОВД. Этот тип, – Айдар показал рукой на Лобова, – сказал им, что упал с лестницы, покалечился сам и ни к кому претензий не имеет. Завтра центральщики откажут в возбуждении уголовного дела. Что тут расследовать, если он сам ничего не хочет? – А что он может хотеть? – нехорошо усмехнулся я. – Гражданин Лобов попал впросак. Куда ни кинь – всюду клин. По нашим советским законам за кражу денег и недонесение об убийстве ему светит лет пять. Он этого хочет? Нет. С другой стороны, за кражу общака его в первой же зоне придушат. Только ни до какой колонии он не доедет. Как только выпишется из больницы, так тут же и исчезнет… Пошли, Айдар. Мне с живым трупом разговаривать не о чем. – Подождите, – заерзал на кровати Лобов. – Я же не знал, что вы в курсе этих денег. Мне на кладбище сказали, что если разболтаю ментам о садовом домике, то мне тут же язык отрежут. – Не ври, – не скрывая презрения, сказал я. – Бандиты знали, что я приду к тебе с расспросами, и не могли так сказать. Даю гарантию, что они тебе даже фамилию мою назвали. – Откуда я знаю, что вы – это тот самый Лаптев? – стал оправдываться Лобов. – Вы же удостоверение мне не показывали. – Слушай меня, убогий, – я вновь присел на табурет, – или ты сейчас мне все подробно расскажешь, или мы уйдем. Я не собираюсь на тебя зря тратить свое драгоценное время, у меня других дел полно. Итак, начнем. В прошлый четверг ты приехал к себе на мичуринский участок. Что было дальше? Лобов поморщился, повозился в постели, попросил прислонить подушку к спинке кровати, с нашей помощью попытался сесть, но ничего не получилось. Переломанные ребра не позволяли ему находиться в вертикальном положении. – Я так, лежа буду говорить, – морщась от боли, пробурчал он. – В четверг я смотрю: приехал сосед, адвокат Машковцов. Дай, думаю, схожу, проведаю, поболтаю за жизнь. Одному-то скучно вечером сидеть, а так, может, по рюмке выпьем, все веселее будет. Подхожу к его домику – машина адвоката стоит немного не там, где обычно. Я еще подумал: «Может, Юра пьяный приехал да с местом постоянной стоянки промазал?» Он как-то раз приехал на участок чуть тепленький, так машину вообще в лог загнал, по самые передние колеса в болоте утопил. Трактором потом вытаскивали… Так что же потом? А потом я вошел в ограду, смотрю, хозяина ни в огороде, ни на веранде нет. Прошел в дом, а там – мать честная! – три трупа и все в крови! – Не ври, – жестко перебил я. – Я был в садовом домике. Где ты там «все в крови» увидел? Лобов, я тебя предупреждаю в последний раз: если у нас разговор не состоится, то готовься к встрече с Создателем. Завещание напиши, место на кладбище присмотри. Ты понял меня? – Понял. Дальше рассказывать? – Как лежали трупы? – Я решил взять инициативу в свои руки. – Подробнее, кто где был? – Двое окочурились у стола. Один сидел, другой на полу лежал. Я потрогал того, что за столом сидел, – он уже холодный был. На улице-то снег шел, в домике не топлено, вот он и остыл, закоченел. Адвоката я не трогал. Чего его трогать, если и так понятно, что он уже не поднимется? Голова вся в крови, рядом молоток валяется… Сумка с деньгами была на кровати, а на столе, на столе тоже деньги были! Много денег. Я сгреб их в сумку и ушел. На улице как раз снег повалил, потемнело, так что меня никто не заметил. – Вернемся к адвокату, – предложил я. – Ты уверен, что это был именно он? – А чего не он-то? Куртка его, домик его, тачка у забора – тоже его. Я к нему близко не подходил, он в крови лежал, чего я буду зря ноги марать? Видно же, что мертвый, не шевелится. – Какое освещение было в домике, ты свет включал? – Чтобы у него электричество включить, надо рубильник повернуть, а где в его доме распределительный щиток, я не знаю. У меня с собой фонарик был, я им светил. Я всегда по вечерам из дома с фонариком выхожу. Мало ли что, засидишься в гостях, обратно без фонарика как возвращаться? Лужи кругом, грязь. Было бы сухо – другое дело. – Давай дальше. – Я принес деньги к себе, пересчитал. Наутро к первому трамваю вышел, приехал домой, тысячу оставил на мелкие расходы, а остальные за город увез, закопал в приметном месте. – Не хило ты жить начал, – хмыкнул Айдар. – Тысячу – на мелкие расходы! А на остальные домик у моря прикупить хотел? – Ничего я не хотел. Каждую ночь лежал и думал, куда такую прорву денег можно деть. – Сколько ты потратить успел? – спросил я. – Пятьдесят три рубля. Эти, что били меня, сказали: «Выйдешь из больницы – отдашь». Могли бы и простить, ан нет, крохоборы, над каждой копейкой трясутся. Я теперь на лекарства больше потрачу… – Кто же тебя заставлял чужие деньги брать? – усмехнулся я. – Ты там, в садовом домике, не подумал, что у этих денег может быть другой хозяин? Скажи спасибо, что живой остался. – Родственникам про деньги говорил? – поинтересовался Айдар. – Промолчал. Как я им объясню, что у меня откуда ни возьмись сто двадцать тысяч объявилось? Жена бы нашла, куда их деть, а я так и не придумал. Даже в руках толком не подержал. Мне представилась картина: ночь, под потолком в садовом домике тускло светит электрическая лампа без абажура, окна прикрыты ставнями, шторы задернуты. Двери заперты на все замки и все задвижки. За столом сидит немолодой сгорбленный мужичонка и дрожащими руками пересчитывает пачки денег. Делит их на кучки, раскладывает по номиналу: десятки к десяткам, полтинники к полтинникам. Время от времени вздрагивает и прислушивается: не идет ли кто, не пора ли спрятать деньги под кровать? «Коварная синусоида, – подумал я, – дала ему насладиться вкусом богатства, а потом разом все отняла. Она такая, синусоида: одной рукой тебе пирожное протягивает, а другой может под дых врезать». – Когда мы в субботу осматривали садовый домик Машковцова, то самого адвоката в нем не было. Куда он делся? – спросил я. – Не знаю. Я его вообще не трогал, может, он живой еще был? – Ты же только что утверждал, что адвокат был мертв, а сейчас уже юлить начал из стороны в сторону. Так куда делся третий труп? Ожил и своими ногами ушел? – Я ничего не знаю! – занервничал свидетель. – При мне он лежал и не подавал признаков жизни. Что было потом, я не знаю… Может быть, после меня кто-то пришел и забрал его тело? Этих двух оставил, а адвоката унес. – По вашей аллее этой ночью проезжали автомобили? – Не было такого. Холодина же на улице, в саду делать нечего. Я-то поехал на участок от жены отдохнуть. Мы повздорили с ней в тот день, я психанул – и на мичуринский, пар выпустить. А тут сосед приехал. Отчего бы не зайти, не проведать его? Юра, к слову сказать, без бутылки на участок не приезжал, а родня у него вся непьющая была. – Вы часто встречались? – Было дело, выпивали. У него же участок от меня совсем рядом: через сад и через дорогу. Пять минут ходьбы. – Лобов, объясни мне одну вещь. Ты приятельствовал с Машковцовым, звал его по имени, нахлебничал, пил его водку. И вот настал момент, когда ты мог спасти ему жизнь. Ты вошел в домик и увидел, что адвокат лежит весь в крови, и не понять, жив он или мертв. А если он только ранен и находится без сознания? Ты же, Лобов, даже не наклонился к нему, не пощупал пульс. Ты увидел деньги, побросал их в сумку и убежал. Скажи, тебе не было жалко соседа? – А чего его жалеть, если он мертвый был? Сами-то на моем месте как бы поступили? В коридоре зазвенела, задребезжала тележка с лекарствами – это дежурная медсестра пошла обходить лежачих больных. Одноместная палата Лобова – третья с краю. Минут через десять медсестра заглянет к нам, за ней придет санитарка, сменит под пациентом утку. Пора уходить. Работа со свидетелем окончена. Больше он ничего интересного не расскажет. Ему просто больше нечего вспоминать. Одиссея гражданина Лобова в прошлый четверг была коротка: пришел, увидел, украл, убежал. – Сегодня к тебе приедет следователь прокуратуры, – сказал я, поднимаясь с места, – расскажешь ему, как дело было. – Меня не посадят? – заворочался на кровати несостоявшийся богач. – Не думаю. Если будешь молчать про деньги, а скажешь только про трупы, то отделаешься годом условно. Миг позора, и ты свободен. – У меня вопрос есть, можно спрошу? Я молча кивнул головой. – Когда все это началось, бандиты выволокли меня из дома и отвезли в лес, стали бить, но я держался. Я говорю им: «Вы ошиблись, нет у меня никаких денег!» Они били, били меня, сигареты об руку тушили, а потом привезли на кладбище. Вечер, народу никого нет, по могилам вороны скачут, кругом кресты – жутко, словами не передать. Подводят они меня к свежевырытой могиле и говорят: «Сегодня состоятся твои похороны, но если деньги отдашь, то живым оставим». Я взмолился, говорю: «Нет у меня никаких денег!» И тут к нам подходит человек-обрубок, ростом где-то метр сорок, не больше. Лысый, глаза навыкате, в зубах окурок сигары, на голове шляпа с широкими полями. Этот карлик посмотрел мне в глаза, усмехнулся и говорит: «Долбите эту падлу, пока все не расскажет. Деньги – у него!» Бандиты потащили меня к зданию администрации, положили руки на колоду и стали молотком по пальцам бить. Тут я сдался и все рассказал. – Стоило ли так упорствовать, убить же могли? – спросил Айдар. – Понятно, что могли, – отмахнулся Лобов. – Я вот что хочу спросить: кто этот карлик? Он как глянул на меня, так мурашки по телу пошли. – Этот человек – известный карточный шулер, тонкий психолог, мошенник экстра-класса. Он по твоим глазам понял, что ты врешь. Дребезжание тележки с лекарствами приблизилось. Пора уходить. – Выздоравливайте, гражданин Лобов! – сказал я. – Нам пора. Ждите следователя. – Это все? – приподнялся с кровати свидетель. – Нет. Напоследок я хочу дать тебе один совет. В другой раз, если увидишь сумку с деньгами, не поленись, понюхай купюры – они иногда кровью пахнут, а кровь невинных жертв имеет обычай мстить за себя. Всего тебе наилучшего! …Мои пожелания не сбылись. Московские и грузинские воры в законе отказали Почемучке в коронации, и он, взбешенный до предела, приказал покарать всех, кто имел отношение к похищению общака. Адвоката Машковцова бандиты не нашли, так что отыгрались на Лобове. Его убили ударом ножа в сердце. При осмотре трупа милиционеры обнаружили в кармане потерпевшего жирную крысу, задушенную капроновой нитью… Покинув больницу, мы с Айдаром пошли на остановку. – Что ты молчишь? – спросил он. – Об этом воришке думаешь? Мерзкий тип, скользкий. Такой за деньги мать родную продаст и угрызений совести испытывать не будет.