– Он что, совсем плох? – спросил у меня Сергиец. – При смерти. Муха ему уже место на Центральном кладбище приготовил и кусок мрамора для памятника заказал… Западло, конечно, конкретное – единственный вор в законе готовится предстать перед Создателем, а деньги на его похороны какие-то проходимцы свистнули. – За воров не переживай, деньги они найдут. – Сергиец закурил новую сигарету, но поперхнулся дымом и отбросил ее в сторону. – Я послал людей к адвокату, – продолжил он. – Чем черт не шутит, может быть, и вправду это он налет на Шахиню организовал. – Слава, адвокат не мог не знать, что Шахиня являлась хранительницей воровского общака. Кто поднял на нее руку – тот покойник, а кто посмел прикоснуться к общаковским деньгам – тот покойник трижды и четырежды. Ни один человек в здравом рассудке на убийство хранительницы общака не пойдет. – Кто-то же пошел, – логично возразил Сергиец. – Не будем зря терять время, – предложил я. – Пока сюда не слетелись все, кому делать нечего, давайте начнем работать. К приезду областников мы должны четко представлять, чем занималась Шахиня в последние минуты жизни и как действовали преступники. Глава 2. Место преступления Мы – я, Айдар и Сергиец – гуськом вошли в подъезд, где жила Вероника Гавриловна Желомкина. Дверь в одну из квартир на первом этаже была открыта, в прихожей виднелись следы крови. Из глубины квартиры раздавались мужские голоса. Я решил зайти внутрь, посмотреть, кто из следователей прокуратуры приехал на осмотр места происшествия. В зале у распростертого на полу трупа пожилой женщины на табуретках сидели двое мужчин: следователь прокуратуры Хомутов и незнакомый судебно-медицинский эксперт. Покуривая сигарету с фильтром, эксперт диктовал: «Подвижность конечностей сохранена. Кожные покровы чистые, на ощупь теплые». – Привет! – Я за руку поздоровался со следователем и экспертом. – Решили начать с первого этажа? Трупы на втором еще не осматривали? – Мельком глянул, – ответил эксперт. – Тебя кто из них интересует? Женщина? У нее пять проникающих ножевых ранений: два в живот, два в грудь и одно, полосовидное, в шею. Навскидку дело было так: женщина открыла дверь и получила два удара ножом в живот, но осталась на ногах и попыталась закрыть дверь. Преступники оттолкнули ее и ворвались в квартиру. Следующие два ранения она получила в грудь. Убийца метил в сердце, но оба раза взял ниже, и клинок ножа до сердца не достал, жировая ткань правой груди сработала как буфер. Последний удар пришелся в шею. Женщина умерла на кухне от обильной кровопотери. Из всех ранений смертельное только одно, в области сонной артерии. – Сколько она прожила после ранений? – Минут пять-шесть, не больше. – Ого! Забавная ситуация: Шахиня истекает кровью на кухне, а в это время налетчики шарят по квартире. Интересно, она могла им пару слов сказать? – Исключено, – заверил эксперт. – Рана на шее у потерпевшей глубокая, кровь из нее шла ровным стабильным потоком. Обычно такое состояние сопровождается рефлекторными действиями травмированного лица – он пытается ладонью зажать рану и остановить кровь. Но все усилия напрасны. Кровь идет, потерпевший впадает в неконтролируемую панику, хрипит, слабеет и теряет сознание. На этом активная фаза, когда человек способен членораздельно говорить, закончена. На все про все – не больше двух минут. – Так-с. – Я наклонился к телу пожилой женщины, осмотрел рану на лбу. – Мелкашка, – тоном знатока прокомментировал ранение следователь. – Убойная сила была невелика – пуля осталась в голове. Оставив следователя и судмедэксперта трудиться над составлением протокола осмотра трупа, мы поднялись на второй этаж. Двухкомнатная квартира Вероники Гавриловны была с левой стороны лестничной площадки. На стене, ведущей от дверей Желомкиной вверх, кто-то выцарапал на известке крупными печатными буквами «Батон козел». В ответном послании, написанном фломастером ниже, Батон написал всего три слова, два из которых были нецензурными. – Велик и могуч русский язык, – сказал Далайханов, показывая на стену. – Вся экспозиция в одном предложении. Тут тебе и пожелание заняться извращенным сексом, и краткая характеристика личности обидчика, и даже запятая поставлена в нужном месте! Сергиец взглянул на переписку: – Эти надписи – верный признак того, что в подъезде живет как минимум один подросток, к которому в гости ходят его ровесники. – Коллеги, обобщая ваши исследования наскальной живописи, хочу высказать свое мнение: в этом подъезде давно не было ремонта, а жильцам его наплевать, как выглядят места общего пользования. – Логично, – согласились со мной Далайханов и Сергиец. Пустопорожние разговоры перед началом работы на месте убийства – это своеобразный ритуал, которым оперативники отсекают мир живых людей от безмолвного царства мертвых. Сколько бы убитых ни видел опер на своем веку, как бы с годами ни зачерствело его сердце, но каждая новая смерть – это стресс, а болтовня на отвлекающие темы – защита от чужой всепроникающей боли. В узкой прихожей квартиры Желомкиной все было забрызгано кровью, одежная вешалка сдернута со стены, обувная стойка перевернута. – Да тут целый бой шел! – воскликнул Айдар. – Крепко Шахиня за свою жизнь цеплялась. Из комнаты, которая по замыслу проектировщиков была залом, к нам вышел участковый инспектор милиции, лейтенант лет двадцати восьми. – Ты знал, кто здесь жил? – спросил я. – Нет, – ответил он тоном человека, не чувствующего за собой никакой вины. – Я совсем недавно на этом участке. Жильца с пятого этажа знаю. Выезжал к нему на семейный скандал. На эту квартиру жалоб в опорный пункт не поступало. – Андрей, почему здесь пол деревянный? – встрял в разговор Далайханов. – В обычных пятиэтажках деревянный пол должен быть только на первом и пятом этажах, на остальных стелют линолеум. – Этот дом построили в микрорайоне самым первым, – пояснил Сергиец. – Старая серия, здесь даже встроенная кладовка нестандартная. – Давно тут Желомкина жила? – спросил я. Участковый глянул в свои записи: – Почти шесть лет. – Как раз после второй отсидки заехала, – проявил знакомство с биографией потерпевшей Сергиец. – Она была судима? – как-то неохотно уточнил участковый. – Два раза, – ответил я. – И оба раза за нож. Имела покойница обычай своих сожителей насмерть резать. Лейтенант, у тебя не написано, чья это квартира была изначально? Не Желомкиной же? Ей, дай бог памяти, сорок девять лет, два раза по восемь отсидела – на отдельную квартиру ей зарабатывать некогда было. – Будем выяснять, – открестился от назойливых вопросов участковый. Мы прошли на кухню. Шахиня лежала на спине, руки вдоль туловища. При первичном осмотре судмедэксперт расстегнул халат у нее на груди и оставил его едва запахнутым, так что мы могли видеть фрагмент обвисшей женской груди, покрытый жировыми складками живот и темного цвета плавки, порванные у резинки. Халат, плавки и тело потерпевшей были обильно залиты кровью. На вид Веронике Гавриловне было лет шестьдесят, не меньше. Годы, проведенные в зоне, преждевременно состарили ее, но в то же время закалили характер Шахини. Властные складки вокруг тонких старческих губ свидетельствовали, что эта женщина умела постоять за себя и была скора на расправу. Убийцам пришлось немало помахать ножом, пока Шахиня, обессилев, не свалилась на пол. – Зловредная была тетя, – сказал Айдар, показывая на кривую ухмылку, исказившую лицо потерпевшей в момент смерти. Я закурил, пробежался взглядом по интерьеру кухни. Под раковиной стояло наполовину полное мусорное ведро, не прикрытое крышкой. Сверху в нем лежали картофельные очистки, смятая газета, вскрытая консервная банка. Водопроводные краны раковины были объединены воедино самодельным смесителем, на днище раковины – следы ржавчины. Между кухонным столом, покрытым порезанной во многих местах клеенкой, и наружной стеной разместилась целая батарея пустых винных бутылок. В посудном шкафу дверцы просели, одна из ручек была сломана. Холодильник «Бирюса» стоял в углу кухни. В нашем присутствии он перестал рычать, задергался в смертельной агонии и стих, словно умер вслед за своей хозяйкой. – Убого здесь, как в бичевнике, – вполголоса сказал Айдар. – Я думал, хранительница общака должна жить покруче. Я усмехнулся: – Она была хранительницей общака, а не его распорядителем. Сейф, в котором хранятся драгоценности, не обязан сверкать свежим лаком. Он должен быть прочным и надежным, а вот с этим у ребят возникли проблемы. Кто-то их сейф ломанул. – Странное дело, – продолжил Айдар, – у нее наколок нет. Шестнадцать лет в зоне, и ни одной отметинки. – На правое плечо посмотри, – предложил Сергиец. Далайханов стянул отворот халата вниз. На правой руке Желомкиной красовался крестообразный шрам, расплывшийся от времени. – Круто? – насмешливо спросил начальник Машиностроительного ОУР. – Это она во время первой отсидки раскаленным прутом выжгла. Как гласит легенда, после добровольного крещения раскаленным добела железом весь барак стал ее панически бояться. Представь, ей всего двадцать четыре года, в зону заехала за убийство и сразу же всем показала, что жизнь человеческую, ни свою, ни чужую, ни в грош не ставит. Шахиня! Повелительница слабых душ и тел! – Слава, – прервал я коллегу, – тот, кто ее резал, должен быть весь в крови. – Ну и что с того? У них машина у подъезда стояла. Приедет домой, переоденется. Или ты на ГАИ намекаешь, могли по дороге тормознуть, а там окровавленный пассажир сидит? – Я не о том. Смотри сам: два удара в живот – у нападавшего гарантированно брюки в крови. Еще три удара, и он весь в крови, с головы до ног. Все в брызгах: руки, лицо, куртка. После такого кровопролития он так салон в поджидавшем автомобиле перепачкает, что никаким стиральным порошком не отмоешь. Отсюда мораль – машина у них была левая, одноразовая, скорее всего, угнанная. – Андрей, да после убийства Шахини им все равно в городе не жить. Если нападение на нее организовал адвокат, то ему по-любому пришлось бы подаваться в бега, а на машине далеко не уедешь: не менты, так бандиты вычислят. – Ты опять не уловил мою мысль. Адвокат – человек опытный, он знает, сколько крови будет на человеке с ножом, а значит, он изначально жертвует автомобилем. Своим или чужим, без разницы. Заляпанный кровью автомобиль – это голимое палево, передвигаться на нем по городу нельзя. После нападения прошло больше часа. Даю гарантию, они уже скинули «Жигули», и если хорошо поискать, то можно найти эту «жигу» где-нибудь в городе. – Машину могли поставить в съемный гараж, и теперь ты ее долго искать будешь. – Переодеваться убийца тоже в гараже будет? – Ведро воды, свежая одежда, и привет! Бери билет на поезд до Сочи и жди встречи с теплым ласковым морем. – Они могли в салоне клеенку на сиденья постелить, – предположил Айдар. – Не пойдет, – возразил я. – Преступники садились в автомобиль впопыхах, тут никакой целлофан не поможет, где-то да мазнешь кровью. Я считаю, что сейчас надо искать автомобиль, а уж от него выстраивать цепочку к убийцам. – Андрей, чего ты привязался к этим «Жигулям»? – возмутился Сергиец. – Скинут они тачку, и что с того? – Тогда вернемся к началу разговора, – продолжал упорствовать я. – На кой хрен адвокату свою «пятерку» палить, если на один раз машину просто угнать можно? Со стороны могло показаться, что я и Сергиец играем в «глухой телефон» – он говорит одно, я – другое, и вместе мы не слушаем друг друга. Но Айдар, не вмешивавшийся в наш спор, быстро вычленил из него здравое зерно. Тезис-антитезис-синтез. Далайханов синтезировал мысль, витавшую в воздухе, в здравое предположение: – Я вам вот что скажу, мужики. Давайте предположим, что был у нас адвокат, который решил круто поменять свою жизнь. Он нашел двух отморозков и организовал налет на Желомкину. После убийства отвез их в гараж и убил обоих. Переоделся, изменил, как мог, внешность и – на вокзал! А можно на автобусе доехать до Новосибирска и пуститься в путешествие по Транссибу. Хочешь, на юг мотай, а хочешь – на Дальний Восток. Весь мир у тебя в кармане! Денег с собой – полная сумка, в любой точке Союза можно осесть и новую жизнь начать. – И что с того, что он грохнул подельников? – не уловив нового поворота событий, спросил Сергиец. – Ты кого предлагаешь в первую очередь искать: людей или машину?