– Андрей Николаевич, – Малышев кивнул в мою сторону, – считает, что он очнулся и ушел из садового домика своими ногами. – Мало ли что считает Андрей Николаевич! – отмахнулся Шмыголь. – У нас пока нет никаких объективных данных, что третий участник нападения остался в живых. – Тогда где его труп? – дерзко заявил я. – Трудно предположить, что в этом деле был еще один человек. Странно ведь получится: этот четвертый, вместо того чтобы скрыться с деньгами, прячет труп третьего участника. Да так хорошо прячет, что никаких концов не найти. – Лаптев, – строго сказал начальник областного розыска, – если ты еще раз встрянешь со своими замечаниями, я тебе выговор объявлю. Ты меня понял? Что за манера такая – старших перебивать? Скромнее надо быть, выдержаннее. Спросят тебя – ответишь, а пока помолчи. Шмыголь достал сигареты, закурил, задумчиво посмотрел на входную дверь. Большие начальники любят смотреть на двери. Стану полковником, пойму, в чем секрет молчаливого созерцания двери. – Коллеги, – продолжил совещание Шмыголь, – нам надо принять принципиальное решение: раскрыли мы разбойное нападение на семью гражданки Желомкиной или нет? Сразу же оговорюсь, это дело стоит на контроле в Москве. Если сегодня вечером мы не направим шифротелеграмму в МВД, что все виновные установлены и больше искать некого, то к нам пожалует министерская инспекция с проверкой. – Только не это! – хором воскликнули Малышев и Клементьев. Я промолчал. Начальнику областного розыска это не понравилось. – А что у нас уважаемый Андрей Николаевич свое мнение не выскажет? – с издевкой спросил он. – Когда надо, он молчит, когда не надо – старших перебивает. Что скажешь, Лаптев? – У меня еще после прошлой проверки печень не восстановилась, и девочек я обеспечить не смогу. Я – за прекращение расследования. – Я предлагаю поступить так, – объявил свое решение Шмыголь, – мы сообщим в Москву, что все участники нападения установлены. Двое из них мертвы, третий, адвокат Машковцов, скрылся. – Прокурор города откажется объявлять его в розыск, – уверенно заявил Малышев. – Он уже намекал, что без веских доказательств не подпишет заочное обвинение. – А это уже не наше дело! – отрезал Шмыголь. – Мы установили преступников и материалы в установленном порядке передали в следственные органы. Как прокуратура ими распорядится, нас не касается. Это не наша компетенция. Все! Решение принято: оперативное дело по факту разбойного нападения на семью гражданки Желомкиной прекратить, материалы на розыск адвоката Машковцова передать в следствие. Теперь, что у нас с Лучиком? – Его похороны состоятся послезавтра на Центральном кладбище, – ответил Малышев. – Воры объявили предстоящее воскресенье днем общегородского траура. Вчера вечером их представители проехались по всем ресторанам и кафе и предупредили: если где-то будут веселиться, то в понедельник это заведение вдребезги разнесут, а его директору руки-ноги переломают. Мы подготовили оперативные группы сопровождения: ни на кладбище, ни на поминках с воров глаз не спустим. После совещания у начальника областного розыска я поднялся в следственное управление и попросил знакомую девушку позвонить на квартиру Кононенко. – Спроси Лизу, а как она ответит, передашь трубку мне. – А почему сам не можешь позвонить? – заупрямилась знакомая. – Я с ее мамашей в контрах, – соврал я. – Она как услышит меня, так вся трясется от злости. – Ладно, позвоню. – Моя сообщница набрала номер. Ответила Лиза. – Это я! – перехватил я трубку. – Лиза, я только что освободился. Наш договор в силе? Когда и где мы встречаемся? Елизавета вздохнула, но ничего не ответила. – Лиза, я сейчас заеду в управление, сдам дела и приеду к тебе. Ты подготовь родителей к моему визиту. – Во сколько ты хочешь встретиться? – спросила она. – Завтра в два часа дня я буду сидеть на лавочке около первого подъезда твоего дома. Если в два десять ты не выйдешь, то я зайду за тобой. Могу сразу зайти. Выбирай. – Мне как одеваться? Мы куда-то пойдем? – Я приглашаю тебя в кафе, на Луну и в пустыню Кара-Кум. Лиза, куда захочешь, туда и пойдем. В кафе, в кино, в театр или давай пойдем на мост через реку, будем камушки в воду бросать. Я хоть куда с тобой готов пойти, но думаю, что в кафе будет лучше всего. Она снова вздохнула. Я уже набрал воздуха в легкие, чтобы выдать очередную тираду, но тут Лиза ответила: – Договорились. Завтра, в два часа, у первого подъезда. Елизавета, не попрощавшись, положила трубку. Я в знак благодарности одарил знакомую воздушным поцелуем и поехал в УВД. Из своего кабинета я позвонил Ковалику: – Евгений Викторович, завтра, часа в четыре, я приеду к вам с одной очаровательной девушкой. Приготовьте для меня отдельный кабинет. Моя подруга очень стеснительная, в общем зале сидеть не будет. – Приезжай! – лаконично ответил Евгений Викторович. Глава 16. Первое свидание С вечера пятницы холодные арктические массы отступили из Сибири на Север, и на смену им пришел теплый воздушный фронт из Средней Азии. За одну ночь пейзаж за окном изменился: небо стало ясным, впервые за много дней появилось солнце, на деревьях проклюнулись почки, зазеленела трава на газонах, раскрылись первые весенние цветы – одуванчики. Настало время сменить теплую куртку на легкую ветровку. До обеда я был в управлении, подготавливал группу наблюдателей на похороны Лучика, потом быстро перекусил в столовой и пошел на первое в своей жизни серьезное свидание. Все, что было до этого, – не в счет. А до этого, если не считать мимолетных связей, у меня были серьезные отношения с тремя женщинами. С Ларисой Калмыковой я познакомился на хлебозаводе, свиданий ей, естественно, не назначал. Я в любой день мог спуститься из общежития на проходную к концу смены и проводить ее домой. Марину Антонову я после грандиозной пьянки обнаружил в своей кровати. Как она туда попала, это не важно. Суть в другом – после пробуждения в одной кровати свидания не назначают. С Натальей было еще проще: пришел к ней в библиотеку в ДК, вот и повидался. С Лизой все будет не так. С ней надо быть осторожнее. Если я не ошибаюсь в ней, то Лиза – это бриллиант, шлифовать поверхность которого надо мягкими тканями своего сердца. Никакой другой материал для такой тонкой работы не подойдет. В назначенное время Елизавета Кононенко вышла из подъезда, посмотрела по сторонам и уверенно подошла ко мне. – Привет! Я не опоздала? Куда пойдем? Как здоровье Арины? – Отвечаю на заданные вопросы по порядку. Ты вышла вовремя. Сейчас мы воспользуемся прекрасной погодой, прогуляемся по городу, а потом зайдем в кафе «Встреча». Об Арине. Как у нее здоровье, я не знаю, но, судя по тому, что ее мамаша не звонит и не предъявляет мне претензий, у Арины все хорошо. Как у тебя дела? Устала за неделю? Мы вышли на проспект и пошли в сторону вокзала. Как только отчий дом скрылся из виду, Лиза взяла меня под руку. Почувствовав ее внутреннее напряжение, я захотел сказать: «Лиза, расслабься, черт возьми! Тебе не пятнадцать лет, кого ты стесняешься? Держи себя увереннее. Ты прогуливаешься с прилично одетым мужчиной, высоким, физически развитым, симпатичным, умным, знающим юридическое значение термина «конклюдентная сделка»[7]. Кто из прохожих сможет внятно объяснить, что такое конклюдентная сделка? То-то!» – Лиза, – я решил не распылять время на нравоучения и сразу же перейти к интересующим меня вопросам, – я сегодня не оторвал тебя от важных дел? – Да нет, какие там важные дела. На сегодня я ничего такого не планировала. – Лиза, чем ты обычно занимаешься в свободное время? – Я? Андрей, ты ставишь меня в неловкое положение. Я не могу вот так сразу сказать, чем я занимаюсь в выходные и по вечерам. Дай подумать минуту… В выходные я прибираю дома, хожу в гости к подругам. Иногда с подружками мы ходим в кино, но это редко. У меня все меньше подруг, которые не замужем, и все больше тех, кто просит: «Посиди вечером с ребенком, мы с мужем по магазинам пробежимся». А так… Мне трудно сказать, как проходит мой досуг, у меня нет хобби. Я не вышиваю крестиком, не пишу картин маслом, не сочиняю стихи. Я – такая же, как все. – О нет, Лиза, ты и близко не такая, как все! – А ты, Андрей, чем занимаешься? – Львиную долю моего времени поглощает работа, а когда выпадает свободная минутка, то я или читаю, или слушаю музыку. Еще я рисую корабли. Я с детства обожаю сесть, набросать на листе бумаги крейсер, прикинуть, где бы на нем установить артиллерию главного калибра, а где – зенитные пушки. Но в последнее время кораблей на моих «верфях» «строится» все меньше. – Ты ходишь с друзьями на футбол? – Нет. Я не хожу на футбол, не смотрю хоккей по телевизору. Я абсолютно равнодушен к спорту. Как-то приятель позвал меня на стадион посмотреть хоккейный матч. Он говорит: «Бутылочку раздавим на трибунах, поорем». Я предложил ему распить бутылку у меня дома, не ходить никуда, не морозить нос. Приятель обиделся и пошел на стадион один. А еще, Лиза, я не езжу на рыбалку, не хожу в турпоходы и не умею играть на гитаре. – С футболом звучит обнадеживающе, – серьезно сказала она. – Лиза, у меня есть один необычный вопрос. Представь, что я твой муж. Сегодня у тебя день рождения. В нашем городе продают только два вида товаров: огурцы и цветы. Все! Больше ничего в продаже нет, все магазины и все рынки закрыты. У меня есть сто рублей. На них можно купить или букет цветов, или килограмм огурцов. Других вариантов нет: или огурцы, или цветы. Что я должен купить тебе на день рождения: букет цветов или килограмм огурцов? – Огурцы, – не задумываясь, ответила Лиза. – Это значит, что ты – человек-огурец. – Это плохо? – В ее голосе промелькнула нотка неприязни, словно я поймал ее на неправильном, предосудительном ответе. – Это не хорошо и не плохо, это жизненная позиция каждого человека. Я тоже человек-огурец. Мы, огурцы, более прагматичны в жизни, мы не любим шараханий из стороны в сторону, не впадаем в крайности. Наш девиз: «Стабильность, расчетливость, забота о будущем». А люди-цветы живут днем сегодняшним, им по фигу рутина быта, им необходимы яркие, запоминающиеся события. Их девиз: «Хоть день, но наш!» Классический пример человека-цветка – Виктор Цой. Здоровый умный мужик работал в кочегарке, вел полумаргинальный образ жизни, бренчал на гитаре, а потом – оп! Как черт из табакерки, выпрыгнул из своей котельной наружу и стал самым известным человеком в стране. Сейчас он пальцем щелкнет, и за ним любая женщина побежит, а вот когда он был кочегаром и зарабатывал три рубля за смену, вот тогда не всякая женщина рискнула бы с ним свою судьбу связать. – Я бы за ним ни тогда, ни сейчас не побежала, – заверила Елизавета. – Лиза, не надо утрировать, я же абстрактно говорю. – Где ты услышал эту теорию об огурцах и цветах? – Сам выдумал. Дело было так. Есть у нас в управлении одна уважаемая дама. Лет ей много, сын у нее женат. На день рождения он подарил своей жене букет цветов, а та воскликнула: «На что ты последние деньги потратил! Лучше бы килограмм огурцов купил». Так вот, рассказывая эту историю, наша дама просто задыхалась от гнева: «Как так, он к ней со всей душой, а она про какие-то огурцы думает!» – Странно, – заметила Лиза, – что сын рассказал матери об этой истории. Наверное, ему больше некому было пожалиться. – Есть такие мужчины, у которых мама – главный советчик. Им по сорок лет, женаты, дети, а в душе все за материнскую юбку держатся. – А как у тебя с родителями? – Никак. Мы живем в одном городе, редко видимся и с каждым годом все меньше и меньше понимаем друг друга. Я знаю, что родители не бросят меня в беде, и я не брошу их, но пока час суровых испытаний не настал, мы живем каждый своей жизнью. Мои родители, кстати, очень прохладно относятся к Арине. Детей моего брата обожают, а ей лишний раз конфетку не купят. Временная внучка! У меня временная дочка, у них временная внучка. – Странные у вас отношения. – Зато достаточно откровенные. Лиза, а ты, как я понимаю, живешь под диктатом родителей?