Я пожимаю плечами, не отрывая взгляда от прицела. — У меня были дела поважнее. Наступает тихий момент, я думаю, что он сейчас отчитает меня за то, что я не явилась на поиски, но молчание затягивается, и Джек не делает резких замечаний. — Ты не в камуфляже, — замечает он вместо этого. — Верно. Сегодня мне он не понадобится, — отвечаю я, мой голос низкий, ровный и тихий, как торжественная молитва в пустой церкви. — И, надеюсь, я отпугну того, кто меня заметит первее. Я смотрю на Джека. Его взгляд прикован к горизонту, куда направлен мой прицел, потом блуждает по ландшафту, пока он ищет мою добычу. Я слежу за линией своего прицела и вдруг вижу ее вдалеке. Голова опущена. Рыжевато-коричневый мех. Прерывистый шаг. — CBF-1413, — говорю я, двигаясь влево по одеялу. Я раскрываю ладони вокруг винтовки, поднимая взгляд и встречаю вопрос в глазах Джека. — Взгляни. Джек не подходит ближе и не вынимает рук из карманов куртки. Он просто поворачивает голову, чтобы искоса бросить на меня оценивающий, скептический взгляд. — Вы хотите отдать мне свое оружие, доктор Рот? — Стрелять мне в голову на территории кампуса вряд ли в твоем стиле. Если бы ты хотел убить меня, а я уверена, что ты хочешь, ты бы предпочел что-нибудь гораздо более личное и… интимное… — я прикусываю нижнюю губу, когда взгляд Джека падает на мою соблазнительную, понимающую улыбку. Мрачный смешок клокочет у меня в горле, когда его глаза сужаются, расширенные зрачки пожирают серебристую радужку, пока не остается только тонкая полоска цвета. В ответ моя улыбка становится чуть более озорной. — Как думаешь, почему я зачесываю волосы наверх и надеваю эту рубашку сливового цвета с воротником-бабочкой в те дни, когда больше всего хочу тебя разозлить, а? Ну понял, которая с маленькими декоративными оборками здесь? — спрашиваю я, поднимая голову, подставляя горло холодному осеннему воздуху и проводя пальцами по коже. — Я ненавижу эту рубашку. — Знаю. Там повязки вокруг горла. Так близко к удушению, и все же так далеко. Такая дразнилка, — я заставляю свой короткий смешок прозвучать более сардонически, чем он есть на самом деле, когда отодвигаюсь на дюйм или два левее и снова протягиваю винтовку. — Да ладно тебе. Я не укушу… на этот раз. Между бровями Джека пролегает складка. На мгновение мне кажется, что он просто уйдет, оставив после себя несколько холодных и режущих слов. Но вместо этого он подходит ближе, его глаза не отрываются от моих, когда он опускается на колени рядом со мной, их холодный металлический блеск проникает мне в душу до того момента, пока винтовка не оказывается крепко зажата в его руке. Моя улыбка исчезает, аромат ветивера перекрывает запах примятой прохладной травы и влажной земли. Джек лежит на животе рядом со мной, опираясь на локти, и выглядит так же естественно с винтовкой в руках, как с бокалом шампанского и в безупречном черном костюме на торжественном мероприятии. — Где искать? — спрашивает Джек, его внимание на мгновение задерживается на моих губах, прежде чем он прижимает винтовку к плечу и сосредотачивается на горизонте. — На холме, справа от сосен, — отвечаю я, собирая обрывки своих разбегающихся мыслей. Волна сожаления — это все, что остается, когда я слежу за дулом. — Койот. Джек кивает, его правый глаз устремлен в оптический прицел, левый плотно зажмурен. — Понял. — Не-а, другое, — поправляю я, но мягко. — Что ты видишь? — спросила я. — Койота. Я закатываю глаза. — Упрямый ублюдок. Что ты… — Он кажется дезориентированным, — я чуть не давлюсь слюной от намека на веселье в голосе Джека. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить исчезающую улыбку, но он не отрывает взгляда от прицела. Эта улыбка превращается во что-то более серьезное, когда он наблюдает за животным вдалеке. — Он споткнулся. Выглядит раненым… нет, больным. — Ты говоришь уверенно. Почему? — спрашиваю я, хотя уже знаю, что он прав. — Язык тела. Голова и уши опущены. Кажется, он… реагирует на что-то. Не на нас? Не наш запах? — Нет. Ветер благоприятствует нашему положению. Даже если бы он дошел до него, я сомневаюсь, что он убежал бы. Джек отвлекается от койота. Его пронзительный интеллект обрушивается на меня с силой клинка. Я пытаюсь воздвигнуть стену между нами, но чувствую его пристальный взгляд каждой клеточкой своего тела. Джек не просто смотрит на меня, он смотрит внутрь. — Ты из семьи охотников? — спрашивает он, изучая детали моего лица. — Да. Папа начал брать меня с собой, когда мне было десять, — уголек горит в моей груди, языки пламени покрывают старые шрамы жаром. Джек смотрит на меня так, как будто я буду вдаваться в подробности, как будто один-два простых вопроса заставят меня просто выложить всю подноготную, а он этого не заслужил. Даже сейчас я чувствую, как прошлое подкрадывается к моему горлу, умоляя выпустить его наружу. — Папа брал меня с собой на охоту, потому что я хотела пойти. У меня не было дерьмового детства, если ты об этом, — говорю я, отводя взгляд, хотя все еще чувствую, что он наблюдает за мной. — Это было идеальное времяпровождение. Мой шепот, кажется, повисает в воздухе, прежде чем его уносит ветер. Койот вдалеке наклоняет голову, как будто прислушиваясь, но я знаю, что он нас не слышит. Он качает головой и скалит зубы на призрачного врага. — Это ведь самка, как ты, говоришь, ее назвала? — спрашивает Джек. Я хочу сказать CBF-14, но знаю, что он назовет это чушью собачьей. — Солнечный зайчик. Я почти чувствую, как Джек собирает остатки своей выдержки, и на мгновение мне кажется, что хочет швырнуть оружие через поле. — Солнечный… зайчик…? — Ага. Сокращенно просто Зайчик. Или Зайка. Но я знала, что полное название тебе не понравится. — Ну не знаю, Зайка — гораздо хуже. Слабая улыбка мелькает на моих губах при виде отвращения на лице Джека, когда бросаю взгляд в его сторону. Мне доставляет глубокое удовлетворение наблюдать за тем, как он морщит нос, как будто проглотил что-то горькое. Он возвращает винтовку, и я беру под прицел Зайку, привыкая к приятной тяжести оружия, спусковой крючок холоден от осеннего воздуха. Он не прикоснулся к нему пальцем. Я бросаю взгляд в сторону Джека и вижу, что он наблюдает за мной с большим интересом, чем я ожидала. — Впервые я увидела ее в ясный летний день. Она поймала молодого зайца, — говорю я, возвращая свое внимание к животному вдалеке. Пожимаю плечами. — Дело было не только в погоде или добыче. Чем дольше я наблюдала, тем больше понимала, что в ней есть какая-то искра. Своего рода добрая неуклюжесть. Следовательно, она стала Солнечным зайчиком. — Я думал, биологи дикой природы должны оставаться бесстрастными по отношению к объектам своих исследований. Я закатываю глаза и вздыхаю. — Конечно, ты так думал. Это нормально, что прославленный доктор Джек Соренсен увлечен кучей холодных костей, но боже упаси, если кто-то помимо него испытывает рвение к работе, — ворчу я. Я замолкаю на долгое мгновение, пока Зайка не уверенно совершает круг, и понимаю, что больше ничего не узнаю в ней, ничего не осталось от души, остались только мех, плоть и костный мозг. Жало жжет глубоко в моей груди, в моих глазах. Я моргаю, не отрывая взгляда от койота. — Нет. Я изучала Зайку в течение трех лет. Я вовсе не испытываю к ней безразличия, Джек. Мы погружаемся в молчание, пока Зайка смотрит вниз на траву, колышущуюся на ветру, как крошечные знамена. Она пробегает несколько шагов, прежде чем, спотыкаясь, останавливается и качает головой, ее челюсть отвисает, а язык шевелится в открытом рту, когда она пытается сглотнуть. Джек наклоняет голову, наблюдая за происходящим. Поведение Зайки заметно странное, даже с такого расстояния и без использования оптического прицела. — Бешенство? — спрашивает он. Мой палец ласкает изгиб спускового крючка, сердце, кажется, замирает в груди, его вес слишком тяжел для моих костей. — Да. Мне сообщили об агрессивном койоте, который был убит на Митчелл-стрит несколько недель назад. Его проверили, и результат оказался положительным на бешенство. Я разбросала лекарственную приманку по полям, но, похоже, опоздала. Может, я использовала недостаточно лекарств. Надо было сделать еще один круг, но я увлеклась другими… приоритетами, — признаю я, сопротивляясь внезапному желанию взглянуть на Джека. Тихие нити вокруг нас туго натягиваются, завязываясь узлом у меня в горле. Тишина никогда не беспокоит меня, когда я остаюсь одна в поле, наблюдая за поведением дикой природы. Но когда я с другими людьми, тишина часто гложет, царапает мой разум, вызывает зуд в мыслях. Это как живая дыра, которая просит заполнить ее, лишь бы мое воображение не затащило меня туда, куда я не хочу идти. — Никаких колких замечаний, Джек? — спрашиваю я, подпитывая пустоту, когда она начинает поглощать меня. Но, честно говоря, я также удивлена, что он не воспользовался возможностью отчитать меня за самопровозглашенную ошибку. — Я наблюдала за ней почти столько же, сколько нахожусь здесь, в Уэст-Пейне. Из всех здешних жизней ее мне больше всего нравится, и я только что призналась, что ее страдания — моя вина. Нечего добавить? Тишина. Зайка спотыкается вдалеке. Я сглатываю, когда мой палец вздрагивает на спусковом крючке. — Давай, — шепчу я сквозь узел, стягивающий мои голосовые связки. — Ты же так радуешься, прокручивая нож в ране. Молчание Джека кристаллизуется у меня под кожей, обжигая, как прикосновение льда. Мой взгляд не отрывается от Зайки, ее язык снова вываливается из открытой пасти. — Черт возьми, Джек, просто сделай это уже… — Кайри… Мой выстрел останавливает его на полуслове, сила взрыва эхом отражается от насыпи ручья. Зайка падает в траву и не шевелится. — И этого хватит, — шепчу я. Я перекидываю рюкзак через одно плечо, а винтовку — через другое и поднимаюсь, не оглядываясь, иду прочь, чтобы забрать еще одну душу. Ту, чью не хотела забирать. Глава 8 Окрасить в красный ДЖЕК Три дня. За это время я находил кусочки Мейсона в своих ежедневных обедах. Ногти в йогурте. Яички в салате с тофу. Внутренности в дорожной кружке с яичным супом. Когда я подошел к Кайри, чтобы расспросить о ее выходках, ее ответ был таким: «Ты сказал избавиться от тела… Переваривание — это фантастическая форма утилизации, Джек.» После этого я решил, что пришло время кремировать вещественные доказательства, которые она подарила мне вместе с половиной Мейсона. Все улики следует сжечь, а пепел использовать для удобрения моих гималайских маков. Все, кроме бедренной кости.