Лица с густыми бровями и тощими бородами искоса смотрели на них невидящими глазами. Она остановилась позади фургона, впитывая образ маленького мальчика, свернувшегося в позе эмбриона в том, что выглядело как гнездо гигантской птицы. Птица с длинными зазубренными когтями вылетела из темного облака выше, она была настолько яркой и реалистичной, что Джемма буквально почувствовала ее дыхание и отшатнулась от Трумэна. Он притянул ее ближе, и они обошли фургон, направляясь к длинному черному автомобилю с отсутствующей крышей. На боковой панели был точный портрет Трумэна: высокий парень, одетый в синие джинсы. Луч яркого солнечного света опускался вниз к руке, образуя ладонь на его спине, которая будто бы направляла его вперед. Ноги также были вырисованы очень четко. У Джеммы перехватило дыхание при виде мучительной красоты перед ней. Это был единственный раз, когда был использован другой цвет в картинах сердитого мира, изображенного в черных и серых цветах. На дверной панели был изображен ребенок, его руки и ноги тянулись вверх, и улыбка расцветала на губах. Взгляд на клочок волос цвета клубники — и у нее образовался комок в горле. Линкольн. Присевшая рядом с ним девочка совершенно точно была Кеннеди, одетая в розовое платьице, одна маленькая ручка тянулась к Линкольну, другая к передней панели, в направлении… ее. Она едва могла дышать, когда увидела себя глазами Трумэна. Она носила яркий желто-зеленый комбинезон. Он изобразил два прозрачных крыла, растущие из ее спины. Ярко золотой и белый цвета сверкали на темном фоне. Одна рука была протянута к детям, другая тянулась выше, как и ее взгляд, — к Трумэну. Джемма попыталась набрать в легкие воздух, она смотрела, внимательно проследив за полоской солнечного света, который вился вокруг Трумэна, под детьми и на две руки, обнимающие их. Свет проделал петлю вокруг талии Джеммы, как кнут, от чего она смотрелась единым целым с лучами света, который словно притягивал их друг к другу. Трумэн поднял свой телефон выше и посветил на окно автомобиля. Тени парили над изображением человека, которого она видела возле мастерской ночью, когда забирала свою машину. Куинси. Еще один кусочек света остановился поблизости, но не охватил его. Как будто Трумэн никогда не достигнет своего брата, но он знал, что только Куинси должен сделать следующий шаг. И в этих темных облаках было лицо женщины. Женщины, с которой она была незнакома, но видела ее в лицах своих детей. Джемма повернулась к Трумэну и схватила его за рубашку, пытаясь освободиться от воздействия увиденного. Его лицо было маской печали и надежды, силы и решимости. Этот мужчина, этот невероятный человек должен быть слишком изранен, чтобы знать, что значит любить. Слишком сломан, чтобы принять жизнь. И все же, он стоял здесь, собравшись с силами силами, раскрывая свои слабости и страхи, обнажая истерзанную душу. Он был сильнейшим из людей, которых она знала, и она хотела его, его всего. Ее руки сомкнулись вокруг его шеи, располагаясь на его тугих мышцах, притягивая его лицо ближе к себе. Противоречивые эмоции сверкали в его глазах, но она потянула его сильнее, желая разделить с ним его борьбу. Он знал беды, отчаяние и лишения. Он выжил, спасая своих братьев, сестру и мать. Он должен был разрушиться, но его болезненное прошлое одарило хладнокровием и достоинствами, которые наложили печать его красивое лицо. Он положил телефон на землю и схватил ее за руки своими сильными руками. Она знала, что он мог видеть, что она прочувствовала все, что он показал ей, будто вместе с ним прошла через ад. Он должен был увидеть бушующий огонь в ее глазах, обжигающий кожу, а также ощутить сексуальную пульсацию. Если бы он только почувствовал ее потребность быть ближе к нему. Мощные эмоции, которые не могли остаться незамеченными. — Я хотел, чтобы ты увидела, как повлияла на меня, — сказал он сдержанным голосом, в котором звучала похоть. — Ты делаешь жизнь нормальной и счастливой, и предоставляешь возможность ее сделать такой, какой только захочется, — он повернулся и посмотрел на невероятно красивые картины, где он нарисовал Линкольна и Кеннеди. — Для них, — он повернулся к ней лицом, — для нас. Я не боюсь раскрыть перед тобой свое прошлое, потому как знаю, что ты примешь его. Ты примешь меня и поможешь мне справится с ним и выбросить из головы. Он прижался к ней всем телом, нуждаясь в тепле, в пламени, которое обжигает как молния. Он схватил ее за бедра, соединяя их тела в одно. Необходимость быть ближе росла внутри нее как вулкан, готовый к извержению. Кожа. Ей нужно было почувствовать его кожу. Она разорвала на нем рубашку, сняла ее через верх и изогнулась, когда начала целовать его грудь. Она провела языком по его соску, и он застонал, его пальцы впились в ее тело. Она снова сделала это, провоцируя его, и он обхватил ладонями ее за лицо, приподнимая вверх, чтобы у нее не было выбора, кроме как смотреть в его серьезные темные глаза. — Я пришел сюда после того, как сказал тебе, что сидел в тюрьме, — сказал он решительно, почти сердито, хотя он был не в том состоянии, чтобы возвращаться в тот день, первозданная страсть прокладывала путь между ними. — Я думал, что это ярость выливалась из моих рук, но…— он сжал челюсти, придвигая ее ближе, его дыхание участилось. — Была только ты, Джемма. Твое лицо, твои слезы. Твои прикосновения к моей коже. Я мог бы пробовать твои губы своими губами, и ты бы не подпустила тьму ко мне. Ты мой свет, Джемма. Ты — все, о чем я когда-либо мечтал в жизни, и я знаю, что ты можешь получить любого мужчину, которого захочешь, но я чертовски счастлив, что ты выбрала меня. Она смяла его губы в отчаянном порыве. Голова закружилась в вихре эмоций, когда он взял поцелуй под свой контроль, и она подчинилась ему. Поцелуй был быстрым и грубым, грязным и влажным, и таким чертовски жарким, что весь остальной мир исчез. Он срывал ее штаны, а она его, оба торопились, не желая нарушить поцелуй, пока избавлялись от одежды. — Презерватив, — он схватил свои джинсы, доставая бумажник, она удержала его за запястье. — Ты действительно чистый? Ты проверялся? — Я бы не стал лгать. — Возьми меня Трумэн. Только ты и никакой преграды между нами. Я хочу чувствовать всего тебя. Он поднял ее на руки, оборачивая ее ноги вокруг своей талии, и она опустилась на его член, чувствуя крупную головку, которая ласкала ее чувствительные места, и каждый дюйм его толстого, твердого члена, пока он наполнял ее. — О Боже, Трумэн. Она прижалась к нему, склоняя голову так, чтобы суметь поцеловать его сильнее. Ощущала, как его сильные руки контролировали ее движения, ускоряя темп, пока он жадно трахал ее. И она чертовски любила его! Он знал, как двигаться, как брать ее грубо и жестко, а затем расслабляться в медленном темпе, пока она не попросит о большем. Он дразнил ее, оттягивая достижение оргазма, и она кружилась в водовороте распутных желаний. Она впилась ногтями в его плечи, разрывая их поцелуй: — Быстрее. Пожалуйста, Трумэн. Возьми меня. Я хочу почувствовать, как ты теряешь контроль. Ее спина коснулась стенки фургона, тем самым давая ему возможность вколачиваться в нее жестко и глубоко. Ноги покалывало, внутри нарастала пульсация. Когда он глубоко похоронил себя внутри нее, то уткнулся ей в волосы и прорычал ее имя, и внутри нее произошел взрыв эмоций. Ощущая каждый толчок его освобождения, каждый удар его сердца, каждый рваный вздох, она не минуты не сомневалась, что не влюбляется в него, нет. Она уже давно любила его. Глава 18 Осень пришла в Писфул Харбор, и как будто кистью художника окрасила все вокруг. Всплески красного, оранжевого и желтого цвета повсюду, и каждый оттенок, перерастающий от дерева к кустику вдоль дороги, целовали траву и тротуары, обещая в скором будущем голые деревья и холодные ночи. Промозглое утро принесло дополнительные объятия и ночи бесконечных занятий любовью, и Джемма не могла быть еще счастливее. Это были выходные дни перед Хэллоуином, пять недель прошло с того момента, как она встретила Трумена, и это изменило ее жизнь. Она провела большинство ночей в его доме, и, вероятно, было такое количество ее вещей в его квартире, что она стала считать ее своей. Кристалл достала королевское синее платье. Оно было расшито бриллиантами, со шнуровкой на корсете и дерзким декольте. — Как насчет этого? — она подмигнула и провела рукой по вырезу горловины, — Совершенно обнаженная шея, это идеально подходит для жемчужного ожерелья. Они ходили по магазинам, покупая платья для благотворительного вечера по сбору средств, в то время как Трумэн и ребята заканчивали установку двери в их новую спальню. Она предложила взять детей с собой, но он настаивал на том, чтобы она сама вместе с Кристалл купила все необходимое. Он настолько все продумывал, всегда убедившись, что она не забывает про себя из-за него и детей. Она задавалась вопросом, когда он наконец-то поймет, что проводить время с ним и с детьми — ее самое любимое занятие. Джемма рассмеялась и покачала головой: — Я действительно не хочу туда идти в этом году. — Джи, не могу поверить. Мы провели последние три недели, разыскивая подходящее платье по всем магазинам Писфул Харбор. Я знаю, что у нас еще есть много времени до этого события, но с такой скоростью… — Кристалл повесила платье на стойку и посмотрела в зеркало, затянув волосы в пучок. — Может, потому что ты сказала своему мужчине не идти с тобой? — Ты шутишь? Я никогда не подтолкну его к знакомству со своей матерью и ее ворохом претензий. К тому же, мы с ним обсуждали это, и находиться там, где вокруг много незнакомых людей, слишком для Кеннеди. Оба — и Линкольн, и Кеннеди, далеко продвинулись вперед за последние несколько недель. Линкольн попытался есть детское питание, но решил заменить еду пальцами и проспал всю ночь, которая стала знаковым событием. И хотя Кеннеди уже менее насторожено чувствовали себя среди незнакомых, люди, которые примут участие в благотворительном вечере по сбору средств, будут не совсем доброжелательными и гостеприимными. Она не собиралась ставить детей в такое положение, даже не хотела идти туда. В дополнение к детям она должна была принимать во внимание Трумэна. У него были свои заботы, и ни к чему был стресс от общения с ее ужасной матерью. Кристалл отпустила волосы, и они свободно упали ей на плечи, когда она повернулась, и прищурилась, глядя на Джемму: — Ты до сих пор не рассказывала свой матери о нем, не так ли? Джемма отвернулась, делая вид, что разглядывает другое платье. — Джемма Райт, о чем ты вообще думаешь? Если ты не скажешь ей, то она пристроит тебя к одному из тех чопорных придурков, как она сделала это в прошлый раз, и я не думаю, что Тру будет этому рад. Вздохнув, Джемма опустила плечи в поражении: — Это в моем списке первостепенных дел, но ведь ты знаешь, как проходят разговоры с моей матерью, — она даже не хотела думать об этом. Она была счастлива. На самом деле, по-настоящему счастлива, а у ее матери была мания задавливать всех вокруг себя своим счастьем. К тому же, у нее было и без того достаточно головной боли. Трумэн до сих пор ничего не слышал от Куинси, и несмотря на то, что он не хотел об этом говорить, она знала, он переживает за брата. — Я знаю, и когда она скажет, что ты встречаешься с ним, только чтобы продолжить протестовать против ее желаний, как и то, что он помешает твоему бизнесу, и будет уходить и бла-бла-бла, скажи, чтобы засунула это себе в задницу. Потому что я наблюдала за тобой и Трумэном, и я никогда не видела, чтобы ты смотрела на кого-то так, будто он — твой путь в жизни. Джемма была рада, что Кристалл увидела, что она просто беспокоится о Трумэне, и у нее был пунктик по поводу матери. Она, видимо, обвинит дочь в том, что та назло познакомила ее с Трумэном. Но правда была такова, что мнение ее матери об отношениях с Трумэном не могли повлиять на ее решение быть с ним. То, что Джемма видела в Трумэне, — это те качества, которые ее мать никогда не заметит, даже если бы он носил костюм миллиардера. Как могла ее мать признать обычную заботу, не знающую границ, любовь, которая приходит в сердце, и твердое понимание, как правильно поступать в той или иной ситуации, когда она сама не обладает такими качествами. Кристалл взяла Джемму за руку и потащила из магазина: — Так, давай. Мы едем в Плезант Хилл, — Плезант Хилл находился в часе езды отсюда. — Что? Почему? — она шла быстро, в ногу с Кристалл, когда они пересекали стоянку. — Потому что тебе придется поговорить с ней, что означает, что ты расскажешь ей обо всех общественных новостях, о людях которых ты знаешь и о которых заботишься, и наверняка о неправильной дорожке в прошлом твоего мужчины. Она мгновенно начнет рвать у себя на голове волосы, — забираясь в машину, Кристалл подарила Джемме скромную улыбку. — Если она мучает тебя, то будет справедливо ответить ей тем же. Мы собираемся ехать к «Джиллиан». «Джиллиан» был высококлассным и слегка нелепым магазином одежды. — Мы едем покупать платье. О, Кристалл. Ты чудо. Два часа спустя Джемма стояла перед трехмерным зеркалом, одетая в черное кожаное платье с подолом до пола и глубоким вырезом, достающим практически до пупка. Джиллиан Блейден, владелица магазина и дизайнер многих из выставленных на продажу платьев, передвигалась на четырехдюймовых шпильках, как если бы она родилась в них. Она подвернула свои волосы, в которых чередовались бордовые и темные пряди, и заправила за ухо, медленно обходя Джемму по кругу: — У тебя прекрасная фигура и лицо настолько утонченное и классическое, что дает вам элегантный и дерзко-сладкий образ, что не так часто можно встретить у женщин. Ты убьешь его своим видом, — она поправила лямки, а затем и складки на талии Джеммы. — Она права, Джем, — согласилась Кристалл. — Но не позволяй Трумэну увидеть тебя в этом, потому что он измельчит это до того, как ты сделаешь первый шаг на улицу. Внутренности Джеммы сделали кульбит, когда она представила руки Трумэна на ней. Она повернулась в сторону, любуясь тем, как кожа облегала ее изгибы, от чего почувствовала себя сексуально и соблазнительно. Она хотела быть сексуальной и соблазнительной для Трумэна, но от идеи носить это платья на публике без него чувствовала себя неловко. Кроме того, она может довести мать до сердечного приступа, если покажется в нем. Как бы там ни было, она любила свою мать и не хотела испортить ей праздник. — Моя мать сойдет с ума, если я приду в коже. — Разве это плохо? — ухмыльнулась Кристалл. — Я не знаю. Это забавная идея, но чем больше я думаю об этом, тем больше переживаю, во что это в конечном итоге выльется, и ночь будет еще тяжелее, чем уже есть. Я думаю, что мне нужен менее расфуфыренный и вычурный бунт. Джиллиан взяла Джемму за руку и повела в сторону примерочной: — Если причина только в этом, то я уверена, что женщина никогда не должна носить платье, в котором чувствует себя неуютно. Независимо от того, в чем причина, — она подтолкнула Джемму и задернула занавеску. — Сними это. У меня есть для тебя платье. Джемма разделась, и уже через несколько секунд голос Джиллиан зазвучал за занавеской. — Попробуй это, я думаю, это создаст правильный баланс неповиновения, и оно одно из моих любимых. Мой брат и я создавали его вместе, — она рукой отодвинула занавеску, и на Джемму упала масса черного мерцающего материала, отделанного кружевом. — Твой брат тоже дизайнер? — она скользнула в платье через голову. Роскошный материал заскользил по ее коже, как шелк, обнимая плечи и бедра, а там разрез показывал ее правую ногу. — Угу. Мой близнец на самом деле. Джакс. Мы создаем вещи вместе в течение многих лет, но его специальность — свадебные платья, — Джиллиан застегнула платье на спине и повозилась с плечами и талией, а затем отступила назад и оценивающе оглядела Джемму. — Безумно красивая. Иди к трехмерному зеркалу, а я захвачу каблуки. Как только Кристалл заметила ее, следующую за Джиллиан из примерочной, она соскочила со стула и завизжала. — О, черт возьми, Джемма. Ты выглядишь потрясающе. — Правда? — она повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и ее челюсть отвисла. Вырез был чуть ниже ключицы. Черное кружево, собранное в оборки, создавало видимость рукавов. Ткань облегала ее со всех сторон, подчеркивая талию и ниспадая вниз по бедрам. Она посмотрела через плечо назад. Джиллиан опустилась перед ней на колени. — Это удобно и сексуально. Вам не нужно ходить на заоблачных каблуках в этом платье, — она отступила назад, и ее улыбка сверкнула одобрением. Рыбий хвост подчеркивает талию и не показывал ничего лишнего, прикосновение кружева выглядит элегантно, а не вульгарно. Что ты думаешь? — Я думаю, что хочу жениться на этом платье, — чувствуя всплеск бунтарских чувств, она добавила: — И вырез идеальный. Нет места для жемчуга. *** Трумэн закрыл новую дверь в недостроенную спальню и посмотрел на великолепную женщину, лежащую на кровати и листающую журнал с детскими костюмами на Хэллоуин. Она была одета в пару коротких трусиков-шорт, которые едва прикрывали ее попку, и топ, похожий на ремень. Ее ноги согнуты в коленях, и она покачивала ими, когда показывала костюм для Линкольна. Кеннеди уже выбрала костюм. Она собиралась быть самой красивой. Лучшей из всех живущих — феей Динь-Динь. — Тыква? Такая же, как и у Золушки? — Джемма указала на фотографию младенца в костюме тыквы. Трумэн лег рядом с ней, провел рукой по ее бедру и сжал попку: — Мне нравится твоя тыковка. Она сверкнула надменной улыбкой: