— Чувак, брат. На тебя, случайно, не давят, а? ? Куинси сделал вдох. Сердце Трумэна ухнуло вниз. — Я знаю, что прошу о многом. Но Джемма любит меня, несмотря на то, что я сидел в тюрьме. Она верит в меня, Куин, и я хочу провести свою жизнь рядом с ней. Я хочу привязать ее к себе и к детям. Куинси сглотнул. — Это было бы просто, если бы я подумал, прежде чем взялся за шприц в первый раз. — Мы не сможем вернуться, даже я не смогу. Я не брошу тебя под автобус, Куинси. Не сейчас, ни когда-либо. Она никогда не узнает правду, вне зависимости от того, как сильно я ее люблю. — Это, должно быть, убивает тебя. Холод пробежался по позвоночнику Трумэна, и он с вызовом взглянул на брата. — Если меня не убила потеря тебя и мамы, то и это не сможет. Куинси долго молчал, его глаза путешествовали по столу, по полу, повсюду, кроме лица Трумэна. Когда он, наконец, заглянул брату в глаза, беспокойство отразилось на его лице: — Что, если я все испорчу? Я не могу давать никаких гарантий. Ты ведь знаешь это. Трумэн так часто прокручивал в голове эту фразу вчера, что она укоренилась в его памяти. — Я не собираюсь наполнять твой мозг дерьмом. Я верю в тебя и надеюсь, что ты тоже веришь в себя, но мы оба знаем, что это чушь собачья. Это будет ежедневная борьба на выживание, испытание твоей силы воли, и я буду там, чтобы помочь тебе. Я постараюсь расширить горизонты, чтобы тебе было легче проходить этот путь, пока ты не встанешь на ноги и не почувствуешь себя достаточно сильным, чтобы самому двигаться дальше. Как бы то ни было, Куин. Я всегда буду рядом с тобой. — Ради детей, — сказал Куинси, снова отводя взгляд. — Ради них и ради тебя, — Трумэн наклонился вперед, чтобы привлечь внимание Куинси, — И для меня, брат. Я хочу, чтобы мой брат вернулся, и я сделаю все, что потребуется, чтобы помочь тебе оставаться чистым. — Все это ты делаешь ради Джеммы, — Куинси взглянул на него. — Она действительно, должно быть, «нечто». Он не мог отрицать, что просить его обратиться за опекой над детьми было из-за Джеммы, но это не было причиной, почему он хотел видеть брата «чистым». — Это не только для нее. Это для всех нас. Она права насчет детей. Я не хочу, чтобы они росли, беспокоясь о поддельных бумагах. Чистый лист, брат. Это то, чего они заслуживают. Это то, чего заслуживаешь ты. Куинси сидел тихо слишком долго, заставляя Трумэна нервничать. Затем он поднялся на ноги и сказал. — А как насчет Трумэна? Что заслуживаешь ты? Это был самый страшный вопрос. Его ложь отвергла Куинси и отдалила их друг от друга на шесть изнурительных, меняющих жизнь лет, которые позволили их матери дальше принимать наркотики. Трумэн знал, что заслуживал большего, чем то, с чем он родился, но то, что все шло, как положено, он не сомневался. — Кто, черт возьми, знает? ? наконец, ответил он. — Но я знаю, чего хочу. Улыбка Куинси сузилась, и в его глазах вспыхнуло удивление. Черт, это хорошо смотрелось. Гораздо лучше, чем темнота, к которой он следовал, когда только попал в реабилитационный центр. — Нормальная семейная жизнь и душевное спокойствие, что с тобой все в порядке, — он обнял Куинси и слегка похлопал его по спине. — Подумай об этом. Это все, о чем я прошу. Если это для тебя кажется сильным давлением, я придумаю что-нибудь еще. Самое главное, чтобы ты был чист. Все остальное я смогу принять, — Трумэн потянулся, чтобы открыть дверь. — Куда сейчас направляешься? — В здание суда. Лицо Куинси побледнело. Трумэн похлопал его по сердцу. — Это важно, брат. Мне необходимо задать несколько гипотетических вопросов об опеке, чтобы посмотреть, что я могу сделать. Прежде чем Джемма ушла сегодня утром на работу, он спросил, не последняя ли это встреча. Когда он покинул реабилитационный центр, ее ответ всплыл в его памяти «Надеюсь, нет». Он собирался сделать все, что в его силах, чтобы этого не произошло. Глава 25 Есть только одна вещь, в которой преуспела ее мать, это устраивать официальные приемы. Джемма стояла возле одной из мраморных колон в огромном бальном зале дома своего отчима и принимала участие в совершении благого дела. От внешнего вида обслуживающего персонала до сияния мраморных полов и квартета, играющего в центре зала, мероприятие было устроено на высшем уровне. Элегантный канделябр украшал каждый стол рядом с прекрасным фарфором и серебром, которые стоили несметных денег. Красивые мужчины, одетые в строгие смокинги с хрустящими белыми воротничками и великолепно уложенные волосы, потягивали шампанское рядом с красивыми, ухоженными женщинами, чьи руки были элегантно обтянуты перчатками. Женщины, которые, несомненно, провели много времени в спа-салонах, готовясь к этому вечеру, в то время как их дети были оставлены заботам наемного персонала. Сознанием Джемма вернулась в прошлое. Она очень хорошо запомнила те дни. Ее мать приходила домой и выглядела сияющей, каждый волосок в прическе был на своем месте, макияж безупречен, это делало ее молодой и красивой. Даже немного дружелюбной. Джемма была загипнотизирована трансформацией своей матери в те дни. Она с надеждой тогда произносила «Мамочка, ты выглядишь такой красивой», думая, что макияж сделал ее мать добрее. «Да, спасибо, дорогая». Не трогать ее было гораздо важнее, нежели провести с дочерью 5 минут. Дети, специально приглашенные на это мероприятие, были всего лишь рекламой. Их быстро отправили в другой бальный зал, где с ними занимались нанятые на вечер няни, а также другие сотрудники, специально нанятые для их развлечения. Естественно, после того, как была проведена фотосессия. Не в первый раз за вечер Джемма задавалась вопросом, зачем она проехала почти два часа, чтобы посетить это мероприятие, когда у нее были дела поважнее. Например, как убедить Трумэна поступить правильно в отношении детей. Когда они расстались этим утром, все было как-то неудобно и напряженно. Весь день она просидела в бутике, пытаясь отвлечься. Но все, о чем она могла думать, насколько Трумэн отличался от этих напыщенных людей, которые, вероятно, каждый уик-энд отправлялись на какую-то вечеринку для взрослых и оставляли детей чужим людям. Трумэн никогда бы не оставил детей одних. Она боролась за что-то неправильное? У нее было настоящее свидетельство о рождении, которое показывало ее настоящую родословную, и можно было увидеть, как сложилась ее жизнь. Она все бы отдала в жизни, чтобы вырасти рядом с человеком, который заботился бы о ней и любил так же, как Трумэн. Возможно, идея Трумэна и не самая плохая, хоть и не законная. Она взглянула на свою мать, которая стояла посреди комнаты с группой молодых людей, упиваясь их притворным вниманием, и ее улыбка была такой же неестественной, как и ее макияж. Она была «Женщиной № 1», женой одного из самых известных адвокатов в мире Уоррена Бензоса, и была идеально создана для этой роли. — Она выглядит, как бриллиант, не правда ли? Женщина повернулась на знакомый, бархатный голос своего отчима. — Да, она прекрасно проводит вечеринки. Уоррен кивнул с кривой улыбкой на губах. Ему было немного за шестьдесят, он на десять лет старше ее матери. У него было вытянутое лицо и угловатый нос. Он не был недружелюбным человеком. Но он не стал чем-то большим для Джеммы, лишь мужем ее матери. Он женился на ее матери и таскал с собой с одного события на другое по всему миру, оставив Джемму на попечении нянек. На самом деле, она не могла его в этом винить. Кем она была для него? Ненужным багажом женщины, которой он предложил руку и сердце. — Твоя мать неплохо убеждает людей расстаться со своими деньгами. Что-то в его тоне заставило желудок Джеммы сжаться, но она так и не смогла понять, что он имел в виду на самом деле. — Да, отлично. По крайне мере, у нее есть таланты. — Твой мать никогда не была одной из них, — ответил он любезно. Джемма взглянула на него, его внимание все еще было приковано к ее матери. У него был вид довольного человека: маленькая улыбка, которая доходила почти до его глаз, глубоко загорелая кожа и никаких признаков напряжения на лице. Это никогда не удивляло Джемму, учитывая то, на ком он был женат. Она предпочла оставить свой комментарий о матери и не задавать глупые вопросы. А именно: «Почему? Почему я не достаточно хороша для нее?». — Платье прекрасно на тебе смотрится, — он не смотрел на нее, когда это произносил, но его улыбка стала шире, как будто у него была своя маленькая тайна. — Она заметила. Джемма улыбнулась своему маленькому триумфу, хотя она бы и не знала, что ее мать заметила, если бы Уоррен ей не сказал. Мать сказала только «Рада тебя видеть, Джеммалин», и затем направилась к высокопоставленным гостям. — Это сюрприз, — ответила она ровно. Почему она должна каждый год проходить через это? Она была несчастна здесь. И хотя отчим не был настроен недружелюбно, но присутствие в одном помещении с ее матерью лишало ее настроения. К сожалению, она всегда надеялась, что мать может измениться. Как только она появится на каком-нибудь из таких событий, ее мать будет счастлива ее увидеть. Она должна уйти и вернутся домой к Трумэну и детям, туда, где она чувствовала себя счастливой. Там где ее дом. — Это? — он кивнул в сторону молодых людей, которые весь вечер не сводили с Джеммы глаз, и изогнул бровь. Саркастический смех вырвался прежде, чем она смогла его остановить. — Она заметила, потому что внимание не было приковано только к ней. — Может быть. Или, возможно, потому, что ты в первый раз обошла ее на ее же поле, — он запнулся, так как его комментарий был тяжелым грузом. Мать начала пересекать холл в их сторону. Жаклин Бензос знала, что делать на таких приемах. Ее черное шелковое платье обрамляло ее пышную фигуру, когда она двигалась, моргая длинными поддельными ресницами даря практически незаметные улыбки. Уоррен понизил голос и сказал. — Если честно, платье подходит Вам намного лучше, чем окружающая обстановка. Спасибо, что приложила усилия и пришла сегодня вечером, — он наклонился, поцеловал ее в щеку и исчез, прежде чем к ним подошла ее мать. Улыбка осталась на лице матери, когда она встала рядом с Джеммой, высасывая воздух из комнаты. — Дорогая. Писк. Вот что ей напомнил голос ее матери, скользкий и наполненный ядом. — Мама, — она попыталась скрыть свое отвращение, но боялась, что потерпит неудачу. — Я следовала твоему пожеланию и не пыталась устроить твою жизнь с этими богатыми шикарными мужчинами. Хотя всю ночь напролет она была поглощена разными людьми, Джемма заметила отсутствие откровенного сватовства. — Спасибо. Я ценю то, что ты уважаешь мои желания. Мать приподняла подбородок и бокал шампанского к женщине, проходящей перед ними, и пробурчала под нос. — Да, хорошо. Нам ведь не нужны эти люди, так как к нам забрел сирота, с которым ты бунтуешь, не так ли? Кровь заледенела в жилах Джеммы. — Извини? — О, Джеммалин. Ты же не думаешь, что я позволю тебе встречаться с человеком, не проверив перед этим хорошенько, из какого теста он сделан. Я могу только предположить, что ты не знала о том, что он сидел в тюрьме. Ее мать не смотрела на нее, когда все это говорила. Она была слишком занята, кивая и улыбаясь гостям.