– Я в Управлении обработаю, у виталистов, – Люджина осеклась, увидев, что начальник сжал зубы. – Так точно, полковник. Пришлось пробиваться к выходу, и, пока ставила стазис, вот… прилетело… – Дробжек, вы невыносимы, – сказал он устало, смазывая ссадины на костяшках антисептиком. Помощница заморгала и покраснела. Боги, если она начнет плакать, он сразу после приезда в Управление пойдет к Тандаджи и откажется от нее. На сегодня это слишком. Не начала. Только слизнула кровь с уголка рта, даже не дернулась, хотя он знал, как щиплет и жжет лекарство. И пока обрабатывал разбитую губу, внимательно смотрела на него своими синими глазами. – Вы меня теперь отстраните от дела? – спросила северянка после процедур, когда Стрелковский убрал аптечку и снова тронулся с места. Машина умиротворяюще рычала. – Дробжек, помолчите, богами молю, – выдохнул он зло, – дайте мне пять минут покоя. Она честно помолчала пять минут. – Вы зря так переживаете, Игорь Иванович. Я же с Севера. Мы живем в поместьях, и вокруг леса. А в лесах – волки. Моя мама однажды ударом кулака убила огромного серого. Коврик потом сшили… А все говорят, что я на нее очень похожа… У нас женщины не то, что у вас, в Центре… Так, пошли нервные разговоры на откате. Что дальше? Напьется вечером или будет плакать и жалеть себя? – Капитан, а с кем вы работали до меня? – спросил он, чтобы отвлечь ее и сменить тему. Люджина смутилась. – Вы же видели мое дело, полковник. – Да, служили на Севере, боевой опыт восемь лет. Меня интересует, кто был вашим напарником. Да, крайне любопытно, кто так безответственно подходил к обучению подчиненной. – Никто, – пробормотала она негромко, постукивая носками туфель друг о друга. – Я была инструктором в колонии на рудниках, жила на заставе. Обучала охранников. Ловили беглых, драки останавливали. Внутренние расследования проводила… Психологом числилась штатным, работала с теми, кто шок перенес после встреч с нежитью и смерти друзей. Игорь от злости чуть не сломал руль, хотя такие сильные эмоции ему в принципе были не свойственны. Вот же ж… Тандаджи… вот сукин сын… Мало того что подсунул необученного агента в юбке, так еще и решил поработать целителем душ. Сразу, так сказать, и напарник, и персональный психотерапевт для бедняжки Стрелковского, страдающего от затяжного шока. Но теперь хотя бы понятны ее драчливость и резвость. – Мы сейчас будем допрашивать Юземского, капитан. Инструкция такова: задержанного не бить, не пугать, сидеть тихо. Попрошу прочитать – прочитаете. Все понятно? – Понятно, – угрюмо ответила Дробжек. – Приедем – сразу к виталистам, иначе завтра говорить не сможете. Другие повреждения, кроме видимых, есть? Если есть, то на допросе будете спать, и толку с вас тогда? – Нет, – сказала она быстро и, конечно, соврала. Игорь Иванович покачал головой. Придется после допроса тащить ее к врачам. И вот на кой ему эта головная боль? Задание далеко не простое, и отвлекаться на обучение и сдерживание излишне бодрой северянки означает тратить время, которое можно потратить на поиски дочери. Юземский уже пришел в себя, сидел в камере, улыбаясь, и был вальяжен и доброжелателен. На общие вопросы отвечал вполне охотно, рассказывая об устроенной им школе для воров, о вербовке и делах, пока дело не дошло до информации о Полине и ее нынешнем местонахождении. Он словно немел, краснел, надувался, пытался говорить, но сипел и мотал головой. – У него стоит мощный ментальный блок с запретом, – сказала сидевшая в уголочке тихая как мышь Люджина. – Мне не сломать – умрет от инсульта и не скажет ничего. Надо кого-то покруче. Игорь Иванович устало потер лоб. Дело уже шло к вечеру, а узнать ничего не получилось. Желудок давно требовал еды, а литры выпитого кофе сделали голову гулкой. Учитель вежливо улыбался, всем видом показывая, что, дескать, он-то готов сотрудничать всей душой, да вот не срослось. Даже на разборки с Тандаджи запала уже не осталось. Стрелковский нажал кнопку вызова охраны, приказал увести задержанного и глаз с него не спускать, ночевать с ним в камере и, если что, – сразу выводить. У него бывали случаи, когда важные свидетели случайно самоубивались в камерах или пропадали, и рисковать было нельзя. А теперь нужно отвести напарницу к виталистам. Игорь оставил Люджину на осмотр, сам заглянул в кабинет к Тандаджи. – Можно? – спросил, и тидусс кивнул, улыбнулся чуть заметно. – Майло, – произнес полковник, усаживаясь в кресло, – кого ты мне подсунул? У нее же опыта нет совсем. – Хороша, правда? – невозмутимо ответил господин начальник, с хитрецой глядя на него. – Зато как боевой маг и менталист незаменима. Я ее долго уговаривал переехать, все не соглашалась, а как услышала твое имя – за полдня собралась. Вот так-то, Игорь Иванович. – Ты еще и сводней подрабатываешь? – проворчал Стрелковский раздраженно. Тидусс иронично поднял брови. – А что, предлагала неприличное? – Нет, – хмуро сказал Игорь, – но смотрит как девочка на ведро мороженого. – Так пусть смотрит, полковник, пусть. Или ты стесняешься, что ли? Пока смотрит – глядишь, и научится от тебя чему-нибудь. Кадры надо растить верные, сам знаешь. Уйду на пенсию, – тут в его голосе прорезались мечтательные нотки, – кому Управление оставлять? А тут девочка целое воровское гнездо нам в руки отдала. Храбрость есть, а исполнительность и опыт приложатся. Меня-то, помнишь, каким взял? Я по-рудложски двух слов связать не мог. – У тебя актерские данные хорошие были, Майло. А тут пока только борзость впереди ума. Ладно, оставим. Пока ты не на пенсии, надо организовать какого-нибудь мага с сильной ментальной специализацией, – вспомнил Стрелковский. – Не может говорить этот Юземский, запечатан он. Надо бы распечатать так, чтобы умом не повредился и сумел информацию передать. Я бы сам Свидерскому позвонил, но мне не по чину сейчас. – Так все в твоих руках, только пожелай, Игорь Иванович, – с вполне прозрачным намеком высказался Тандаджи. – Я за кресло не держусь, буду счастлив его тебе вернуть. Стрелковский поморщился. – Не гони лошадей, Майло. Я пока только на одно дело согласился. – Где одно, там и другое, – с видом просветленного мудреца сообщил тидусс. – Если уж занялся, сам знаешь, отсюда не уйти. Кто, кроме нас, Игорь? Ты и так семь лет в отпуске был. И от Дробжек нос не вороти. Резва – оно да, но пооботрется – еще нас с носом оставит. И как женщина она вполне нич… – Майло, прекрати, – холодно остановил его Стрелковский. – Слушаюсь, – язвительно ответил Тандаджи. – Иди-ка домой, полковник, а то, вижу, умаялся ты с непривычки. Это тебе не богам молиться, тут выносливость нужна. И воробья своего забери. Сейчас отзвонюсь Свидерскому, если он на месте, поговорю и тебе сообщу. Будет завтра тебе менталист высшей категории. Игорь Иванович постучался в кабинет виталиста, зашел. Люджина одевалась, борясь с молнией на спине, и движения у нее уже были вялыми, сонными. Пожилой виталист отчитывал ее, что-то параллельно записывая в журнал. – Вы же женщина, вам живот и спину беречь нужно, капитан, а вы сколько часов без медпомощи ходили? А если потом детей не будет? Или кровотечение ночью бы открылось? Она молчала и сопела, терзая молнию, и Игорь не выдержал, подошел, быстро застегнул. Спина у нее была белая, с четко очерченными мышцами, совсем не рыхлая. – Спасибо, – Дробжек понуро уселась на кушетку, ожидая, пока виталист допишет. Не выдержала, зевнула, стараясь не открывать рот широко. – Что там? – тихо спросил Стрелковский у врача. – Удар по почкам и ушиб паховой зоны, – сообщил виталист, дописывая. – Подлечили, пусть поспит. Рад вас видеть, кстати, Игорь Иванович. Вы меня не помните, наверное, – я стажировался здесь перед самым переворотом. – Отчего же, Евгений Витальевич, помню, – сказал полковник с приязнью. – Тоже очень рад. – Обернулся к тихой Люджине. – Капитан, поднимайтесь, я отвезу вас домой. – Да я и сама доеду, – неуверенно возразила она, но послушно побрела к двери. Так же тихо села в машину, пристегнулась. – Вы только не засыпа́йте, постарайтесь, ладно? – попросил Стрелковский. – Где вы живете? – В общежитии ведомственном, – сообщила напарница, снова зевая. – Не засну, не переживайте. Я привычная. Я есть очень хочу, с утра ничего не ела. Надо приготовить еще. – Куда вам готовить? – Игорь аккуратно вел машину. – Вам сейчас только спать. – У меня слуг нет, – усмехнулась она, – с накрытым столом никто не ждет. Вы меня довезите, а дальше я сама. Так и нужно было сделать, но он, чувствуя себя нянькой великовозрастного младенца, остановился у магазина готовой еды, накупил там совсем не воробьиных порций. Затем поднялся с ней на шестой этаж, донес пакеты. Заодно и комнату посмотрел – да уж, его келья и то шикарнее была обставлена. Железный стол, как в камерах, два стула, строго заправленная койка, маленький холодильник, старый шкаф. Пока выходила по своим женским делам, он заглянул в гардероб – форма, несколько комплектов, аккуратно сложенное простое белье, полотенца, армейский набор для помывки – мыло, мочалка, казенная зубная щетка. Там же, на полке, с пяток тарелок, приборы, сковородка с кастрюлей. На вешалке – халат, похожий на больничный, тапочки какие-то серые внизу. Платье, что на ней, видимо, единственное. Или она его специально купила, после его «пожеланий»? Эх, Игорь Иванович, Игорь Иванович, а ты и не подумал, что у напарницы с деньгами-то может быть не очень. Снова оглянулся. И не поймешь ведь, что здесь женщина живет, даже зеркала нет. Ни занавесок на окнах, ни коврика. Тут он вспомнил про коврик из невинно убиенного волка, которому не повезло нарваться на Люджинину родительницу, и улыбнулся. Стал расставлять купленные в кулинарии блюда, поглядывая на дверь и на часы. Полвосьмого. Ему бы тоже домой, он еще и слуг в штат набрать не успел, и повара тоже нет. Дом стоял закрытым все семь лет, и Игорь не думал, что вернется туда. И вот… вернулся. Опять один, как и не было этого времени вне дома. Люджина появилась через несколько минут, полезла в шкаф, взяла халат, мыло с мочалкой, надела тапочки. – Вы куда это собрались? – недоуменно поинтересовался Стрелковский. Приступать к ужину без нее было неприлично, а кушанья пахли очень недурственно, даром что купленные. – В помывочную, – сообщила она. – Надо ополоснуться, смыть сегодняшний день. Сразу легче станет. – Если вы там свалитесь, легче никому не станет, – грубовато возразил Игорь. – Что вы выдумали? Садитесь есть и сразу спать. – Я без душа спать не лягу, – заупрямилась северянка и снова заморгала, покраснела. Откат никуда не делся. Он со вздохом поднялся. – Ладно, ведите. Где там ваша помывочная? – Вы что, со мной? – странным тоном спросила она и покраснела еще больше. Боги, ну за что ему это? – С вами, капитан, с вами. Вы моетесь внутри, я жду снаружи и слушаю, не упали ли вы там. И хватит спорить. Хватит! Плескалась Дробжек совсем не по-армейски долго, вышла в халатике, с мокрыми волосами, вся розовая, распаренная, еще более сонная. Белки глаз были красные. То ли от воды, то ли все-таки плакала.