Бранвен покрутила головой, все еще закрывая глаза руками. – Неважно. – Нет. – Тантрис обхватил ее запястья и отодвинул ладони от лица мягким, но уверенным движением. – Твоя мать осталась в Лайгинцтире? – Голос, которым он задал свой вопрос, был настолько гортанным, что походил почти на рычание. Бранвен подозревала, что он уже знал ответ. Тантрис вытер слезинку, показавшуюся из уголка глаза, и девушка сказала: – Она и мой отец – оба в Другом мире. – Как это случилось? – спросил он почти шепотом. Нижняя губа Бранвен задрожала. – Кернывакские налетчики. – Несколько слогов, напитанных яростью, но в них не было так много яда, как прежде. – Прости, Эмер. Теперь я знаю, почему ты считаешь меня своим врагом. – Тантрис глубоко вздохнул. Это было похоже на вздох облегчения в конце долгого спора. – И все же ты неоднократно рисковала, чтобы спасти своего врага, – сказал он с удивлением. – Я не… – начала было она, неожиданно для себя. – Я больше не вижу в тебе своего врага. Как ни странно, до Бранвен доходили слухи в замке: о том, что военный совет короля Энгуса рассматривает вторжение в Керныв. Ее дядя Морхольт согласился с младшими лордами, что Иверниу должна перенести военные действия на родину налетчиков. Они могли быть правы: Бранвен не знала военных стратегий, она думала только о семьях убитых. Она подняла взгляд на Тантриса, опасаясь, что тот может прочитать ее мысли. Девушка оставалась верной ивернийкой; она не могла бы и помыслить о предательстве своего королевства, предупредив кернывмана. В то же время, она не могла послать Тантриса домой на убой. Он пристально посмотрел на нее, но, похоже, не догадывался о противоречивой борьбе в ее душе. Нет, его лицо медленно осветилось, словно солнцем, поднимающимся над Иверийским морем. – Эмер, коли так, – это лучшая новость за долгое-долгое время. – Он взял ее руку и поцеловал. Справившись с дыханием, Бранвен сменила тему. – Ты увидишься с родителями, вернувшись в Керныв, – сказала она. И добавила, пораженная тревожной мыслью: – Или с женой? В ту ночь, когда они встретились, Тантрис спросил, замужем ли Бранвен, о себе же ничего не сказал. Конечно! Он выглядел на год или два старше нее, и у такого очаровательного мужчины должна быть жена. Почему Бранвен надеялась на другое? Она была такой же глупой, как Эсси. – Жены нет, – сказал он с мягким смехом, не выпуская ее руки. – И родителей нет, – добавил он, и она услышала тоску в его голосе. – Только дядя. Бранвен наклонилась к Тантрису. – Почему? Горе исказило черты его лица. – Иверикские налетчики. – Его голос сделался холодным, как смерть. – Моя мать умерла в ту же ночь, когда был убит мой отец. Лорд Морхольт, брат королевы Эсильты, забирал жителей в качестве дани. Детей. Мой отец защищал их, как доблестный воин Картагона. Бранвен хотелось сбежать. Позор пронзил ее. Не только ее семья была разрушена, но и его тоже. И бесчисленное множество других. Тантрис даже не знал своих родителей. И ее собственный дядя был инструментом этого разрушения. – Ты необычно немногословна, Эмер. В этот момент Бранвен чуть не назвала ему свое истинное имя. Но тогда Тантрис узнает, что ее тетя – королева, и что ее семья несет ответственность за пролитие крови на полях Керныва. И Тантрис ее возненавидит. А она не могла свыкнуться с мыслью, что он ее возненавидит. – Я не знаю, что сказать, – пробормотала она, не зная, куда деть глаза. Его плечи поникли от горя. – Наши соотечественники гибли так же, как и твои. Они добились равного разрушения. – Тантрис осторожно откинул голову назад. Пламя отражалось в его темно-коричневых зрачках, и это выглядело совершенно очаровательно. – Надеюсь, я нашла друга во враге, – хрипло сказала Бранвен. – Ты нашла больше, и я никогда не смогу стать твоим врагом. Кровь громко пульсировала в ее ушах. Она поверила ему. Она поверила ему, но она должна уйти – она знала, что должна. – Эмер. – Тантрис произнес ее имя так близко к ее губам, что оно обрело форму и резануло ее. Она не хотела, чтобы он произносил вымышленное имя, прежде чем поцеловать. Она не хотела, чтобы он поцеловал Эмер. Ей хотелось, чтобы Тантрис поцеловал ее, Бранвен, и она отшатнулась. – Прости меня, – сказал он, вскакивая на ноги. – Я немного забылся. Он провел рукой по своим темным кудрям, слегка рванув за них в ярости на себя. – Не за что просить прощения, – заверила его Бранвен, потому что так оно и было. Во всяком случае, это она лгала ему. Именно она нуждалась в прощении. Немного неловко улыбаясь, она спросила: – Как насчет песни? Черты его лица смягчились. – Поистине, – сказал Тантрис, – у тебя благороднейшее сердце. «Или самое эгоистичное», – подумала девушка. Он хлопнул в ладоши, когда к нему пришла идея. – Я знаю одну балладу. Она про твою тезку, – сказал он, поклонившись. Немного лукавства вернулось в его голос. – «Единственная ревность Эмер»! Бранвен рассмеялась, и он прошелся по струнам. Она выбрала Эмер для своего имени в тот день на берегу, потому что та была самой известной героиней Ивериу. – Откуда ты так хорошо говоришь на моем языке, Тантрис? И знаешь наши истории? – Я же сказал, что люблю поэзию. А иверикская поэзия прекрасна. – Он посмотрел на нее. – Как и женщины Ивериу. Бранвен опустила глаза. Он начал петь. Пёс Уладцтира с громким лаем рыщет, И страстно поцелуев Эмер ищет. Преклонение перед Эмер Пса Уладцтира, самого неистового из иверикских воинов, было известно всему королевству. Пёс возвращался после тренировки с женщиной-воином Скатак, когда повстречал Эмер, и в тот же миг был словно громом поражен. Черны крылом вороньим волоса, О ней одной теперь все песни Пса. В легендах Эмер всегда была блондинкой. Бранвен бросила взгляд на Тантриса. Он ответил хитрой улыбкой. Он изменил слова только для нее. «Эсси по достоинству оценила бы его талант, – подумала девушка, – но, конечно же, они никогда не смогут встретиться». Потому что Тантрис никогда не мог стать частью мира Бранвен. Продолжая петь о том, как Пёс избавил Эмер от мужчины, которому та была обещана, поэт быстро перебирал струны пальцами. Бранвен не могла не отметить, как они были изящны. Его пение переросло в крещендо, когда он добрался до ее любимой части истории: богиня Фанд соблазняет Пса, заманив его в Другой мир, и Эмер борется с ней, угрожая богине серебряным клинком. В тот момент, когда в песне Эмер спасала Пса из Другого мира, по спине Бранвен пробежала дрожь предчувствия. Что-то было не так. Она поднялась на ноги, приложив палец к губам. Тантрис тут же прекратил играть. Девушка не могла объяснить это, но она знала, что они в опасности. Дрожь была предупреждением. Она велела Тантрису уйти. Тот покачал головой. Страх опалял каждый нерв Бранвен. Она ткнула указательным пальцем в самый темный, самый дальний край пещеры и выдохнула: «Пожалуйста». После нескольких секунд безмолвной битвы взглядов, Тантрис вздохнул и скользнул в темноту. Сжав зубы, Бранвен шагнула к выходу из пещеры, наклонилась, чтобы не оцарапаться о шиповник. – Кин! – Ее голос звучал слишком высоко. «Постарайся не волноваться, Бранвен». Вдохнув, она спросила: – Что ты здесь делаешь? – Я мог бы спросить тебя о том же. – Воин держал в руке факел, освещающий его суровое лицо. Затем он улыбнулся, почти застенчиво, и девушка перехватила инициативу: – Я первая спросила. – Тебя искала принцесса Эсильта. – О, – легкомысленно начала Бранвен, – ты же понимаешь, что скорее всего она послала тебя найти меня, чтобы остаться наедине с Диармайдом? Кин перестал улыбаться. – Я знаю, моя леди. Хотя я сам вызвался, чтобы провести время наедине с тобой. Ее брови поползли вверх. Кин никогда так смело не говорил с ней. Неужели, находясь за пределами замка, он может позволять себе говорить более свободно? Воин кашлянул в кулак, – казалось, осознал свою ошибку: – Но зато я принес хорошие новости. Сирша очнулась. И она зовет тебя. Страх за Тантриса на мгновение улетучился, и широкая улыбка просияла на лице Бранвен.