– Умеет. – Алан достал из большого кожаного кейса ноутбук, включил его и поставил на журнальный столик. – Насколько я понимаю, ты считываешь эмоции на близком расстоянии? – Да, в радиусе двух метров и преимущественно очень сильные. – В клубе ведётся видеозапись. Я её раздобыл. Хотел посмотреть, кто находился рядом с тобой, но это нереально. В танцевальном зале камера всего одна. Вот общий план – сцена и толпа зрителей. Разрешение маленькое. Разглядеть детали и лица не получится. – Можно посмотреть? – Я подошла и заглянула ему через плечо. Полумрак, разноцветные узоры лазерных проекторов и море возбуждённых, дёргающихся под музыку людей, причём со спины (видимо, камера направлена в сторону сцены). Как там сказал Громов – не меньше трёхсот человек. М-да, задачка. – Отмотай вперёд до выступления Жаклин, – попросила я. – Кстати, а почему вас с Никой не было? Вы же друзья семьи? – Отец заболел – навещали, – снизошёл до объяснения спортсмен. Он нашёл нужный момент и остановил запись. – Это? – Нет, здесь она только вышла на сцену. Чуть дальше. Да, тут. Можешь увеличить картинку? Я находилась рядом со сценой, кажется, справа. Алан приблизил остановившийся кадр. Картинка получилась нечёткой и размытой. Я себя-то узнала с большим трудом, а стоявших в непосредственной близости девушек и парней разглядеть тем более не смогла. – Там ещё телевидение снимало, – напомнил Глеб. Он скромно сидел на диване, не пытаясь посмотреть съёмку, и вообще выглядел как-то понуро. – Они снимали Богдана и приглашённых «звёзд», а не массовку, – возразил Алан, закрыл ноутбук и повернулся ко мне: – Злата, сядь. Разговор есть. Мне не понравилось, как это прозвучало, а Глеб погрустнел ещё больше. – У меня есть ещё одна видеозапись – с камеры на входе. Я её посмотрел, так, на всякий случай. – В тихий голос спортсмена просочились холод и металл. – Глеб, объясни мне, пожалуйста, что за школьную самодеятельность вы вчера устроили? Почему Злата вошла в помещение одна, а ты появился только через сорок минут?! Ты хоть представляешь, что могло случиться за это время?! – Виноват, этого больше не повторится, – тоном нашкодившего двоечника пробормотал Глеб, сверля взглядом паркет. – Конечно, не повторится, потому что ты отстранён, – спокойно сказал Алан. – За что? Ничего же не случилось? – слабо запротестовал Глеб. – Ничего не случилось? – нехорошим голосом повторил Алан. Я почувствовала захлестнувшие его раздражение и возмущение. Вот только их разборок мне с утра пораньше не хватало! Пришлось перевести огонь на себя: – Мальчики, успокойтесь, пожалуйста. Алан, это я виновата: хотела пообщаться с Ингой без свидетелей, вот и уговорила Глеба уехать, можно сказать, заставила. Ты ведь знаешь, я умею убеждать. Рыжий заступничества не оценил: покраснел и полыхнул в мою сторону сердитым взглядом, но промолчал. – Его задача – охранять тебя, а не вестись на уговоры! – злился Войнич. – И ты тоже хороша! Сначала возмущаешься, что не обеспечена достойной защитой, а потом сама же отсылаешь охранника! Как я могу гарантировать твою безопасность при таком беспечном отношении?! На это возразить было нечего, мне стало неловко. – У нас тут что – детский сад на прогулке? – Алан нервно взъерошил волосы и смерил нас усталым взглядом родителя, горько разочаровавшегося в неблагодарных детях. Теперь узорами паркета мы с Глебом любовались вдвоём. – Говорю же, больше такого не будет, я от неё ни на шаг не отойду, – пылко заверил отстранённый телохранитель. Войнич отрицательно покачал головой: – Это не обсуждается. Я больше не могу на тебя положиться, тем более сейчас, когда дело приняло такой оборот. Ночью будешь дежурить как раньше, а днём обойдёмся без тебя. – Кем обойдёмся? – настороженно уточнила я, вспомнив народную мудрость, не рекомендующую менять коней на переправе. От Глеба я хотя бы уже знала чего ожидать, а к новому бодигарду придётся привыкать заново. – Угадай с трёх раз, – тяжело вздохнул Алан и поднялся, посмотрев на часы, – всё, я звоню Лизе, через час выдвигаемся. Вот это поворот! – Стоп! Ты сам будешь меня сопровождать?! – Что-то не устраивает? – нахмурился спортсмен. – Могу предложить кандидатуру Громова, правда, за сотню баксов он лично продаст тебя тому же маньяку. Пожалуй, так и будет, разве что за большую сумму. – Нет, нет, меня всё устраивает. С тобой – хоть на край света! – вполне искренне заверила я. Алан порыва не оценил и предупредил: – Не старайся зря. Я на твои провокации больше не поведусь! Свежо предание, да верится с трудом! Я скромно промолчала, предпочитая не озвучивать сомнения. В кафе «Наоми» сегодня было многолюдно. Некоторых посетителей я уже знала в лицо. Видимо, контингент здесь более-менее постоянный. Ольги Ворошилой не было, зато за столиком у окна обнаружился мой вчерашний лысоватый воздыхатель. Он меня сразу узнал, приосанился, снова извлёк из кармана платочек и начал усиленно промокать выступившую на лбу испарину. Большинство посетителей меня тоже узнали и, заметив смену кавалера, «обласкали» ещё более концентрированной неприязнью. Алан, оказавшись в центре внимания, машинально потянулся к карману рубашки, из которого выглядывали тёмные очки, но, перехватив мой понимающий взгляд, опустил руку. – Они всегда так смотрят? – тихо уточнил он. – Да. Со скукой борются. В этом кафе других развлечений нет, а я слишком уж резко выделяюсь на общем фоне. Он пробежал быстрым взглядом по моему лицу, украшенному броским макияжем и короткому открытому наряду (черный топ в виде корсета со шнуровкой и расклешённая красная юбка) и согласился: – Да, пожалуй. Но я-то не выделяюсь. – Выделился, когда пришёл со мной. Кстати, не боишься, что нас увидит кто-нибудь из твоих знакомых? Ты ведь не хотел светиться. – Не хотел, а что остаётся? – неохотно признал спортсмен. – Насчёт знакомых не беспокойся. Увидят – поймут правильно. – Это как же? – Решат, что завёл игрушку на пару ночей – это не возбраняется, – буднично объяснил он, явно без желания поддеть или обидеть, но стало неприятно. Разумеется, промолчать я не смогла: – Мне жаль тебя разочаровывать, дорогой, но, учитывая, что кавалеров как перчатки меняю я, игрушкой на одну ночь сочтут тебя. Вернее, уже сочли. Оглянись вокруг – от большинства этих людей, особенно от женщин, просто фонит жалостью. Для них ты – мой очередной каприз, а не наоборот. Алан поморщился, оценив ситуацию. – А кто для них ты? – О, всё согласно вашему гениальному плану, – я послала ему кокетливую улыбку роковой обольстительницы, – распутница, изменница, разлучница, ну и дальше по списку… – Перестань со мной заигрывать! – предупредил он суровым шёпотом. – Не могу, я в образе. – Я улыбнулась ему ещё нежнее и томно вздохнула, подперев щёку ладонью. Войнич слегка растерялся, видимо, позабыв о своём решении не поддаваться на провокации. – Но почему со мной?! Вокруг есть другие мужчины, а тот лысый с тебя уже минут двадцать глаз не сводит. Ему улыбайся! – Не с меня, а с моих ног, – уточнила я. – Ему, по настоятельному требованию Глеба, я улыбалась вчера. Сегодня – твоя очередь. – Почему? – Потому что я только что сменила кавалера. И начинать напропалую кокетничать со всеми подряд в твоём присутствии – это перебор даже для маньяка. Он просто сочтёт меня озабоченной нимфоманкой, сбежавшей из спецучреждения. Так что терпи, любимый! Смуглые щеки Войнича слегка порозовели. – Только не перегибай палку! – сурово предупредил он. – И веди себя скромнее – люди же смотрят! – Так мы этого и добиваемся, чтобы как можно больше людей увидели и оценили ситуацию, а вот ты ведёшь себя неестественно. Хотя бы раз улыбнись мне для приличия – мы вроде как на свидании. Войнич, оглядевшись и оценив количество прикованных к нам взглядов, снизошёл и выдавил вымученную улыбку, больше похожую на гримасу пациента стоматолога. – Похоже, я переоценил свои возможности, – проворчал он. – Ты здесь что-нибудь чувствуешь?