— Это, гражданочка, кража. Вот как это называется, — наставительно поправил ее шедший рядом Откаленко. А Цветков сочувственно спросил: — Вы тут главный сторож? Или еще кто постарше есть? — Нет, это не я, — испуганно ответила девушка. — Смотритель у нас в том зале Антонина Степановна. В этот момент из двери, к которой они направлялись, вышла высокая седая женщина в очках. Подойдя, она расстроенным голосом строго спросила: — Вы, товарищи, ко мне? Так, я полагаю? — Так точно, — ответил Цветков и представился: — Майор Цветков. А вы, наверно, заведующая? — Да. — Товарищ Вольская? — Да. Пойдемте, я вам все покажу. Она повела их в комнату, из которой только что вышла. — Учтите, это очень большая потеря. Реликвия. — Понятно, понятно, — кивнул головой Цветков. Откаленко лукаво взглянул на Виталия и тихо сказал: — Они на этом деле все тут, наверное, малость свихнутые. Не находишь? В следующей комнате в углу около окна стоял старинный письменный стол и такое же кресло. На столе под стеклянным плоским ящиком без дна лежали бумаги и какие-то предметы. Вольская подошла к столу и, указав на вещи под стеклом, скорбно сказала: — Вот тут и он лежал. Еще вчера. Цветков, Откаленко и Виталий, по привычке ни к чему не прикасаясь, внимательно осмотрели стол. Потом Цветков спросил: — Никто здесь ничего не трогал? — Как же так не трогал? — удивилась Вольская. — Сначала сами все перерыли, всюду искали. Потом уже Светлана позвонила вам. — Да-а… Попортили вы нам обстановочку, — вздохнул Цветков.. А Откаленко спросил: — Кто эта Светлана, которая нам звонила? — Это наш научный сотрудник. Горина Светлана Борисовна. Но мы ее все Светланой зовем. При последних словах строгое лицо Вольской на миг смягчилось, но сейчас же стало еще строже. Цветков кивнул на стол и сказал Откаленко: — Погляди тут получше. На предмет пальчиков и всего прочего. Эх, жаль, эксперт задержался! — Сами пока поглядим, — спокойно возразил Откаленко. Цветков повернулся к заведующей: — Сначала с вами хотелось бы поговорить. Лично. Может, в кабинет к вам пройдем? — Пожалуйста, — пожала плечами Вольская. — Если это надо… Виталий посмотрел на Цветкова, и тот, поняв его взгляд, чуть усмехнулся и негромко сказал: — А ты побеседуй с товарищами. О вчерашнем дне. Какие у них соображения. И все такое прочее. Виталию уже был знаком характер таких бесед. С кого же начать? Пока служащих музея здесь двое: девушка, которая встретила их в гардеробе, и пожилая, с виду степенная женщина в синем халате — смотритель зала. Этого самого зала. Пожалуй… В этот момент в комнату вошла стройная светловолосая девушка в темном костюме. Самая обыкновенная девушка, но что-то удивительно привлекательное было в ней, в ее фигуре, в походке, в выражении лица, во взгляде, каким она посмотрела на Виталия. И с той минуты он, как ни старался отвлечь себя и чем бы ни занимался, все время ощущал ее присутствие в этой комнате. Виталий решительно, может быть, даже слишком решительно обратился к пожилой женщине в халате: — Вас, кажется, Антонина Степановна зовут? Вы смотритель в этом зале, так? — Смотритель, а как же, — растерянно ответила женщина. — Да вот, выходит, не усмотрела… — Разберемся. А пока припомните, кто вчера был. Может быть, обратили внимание на что-нибудь? «Не так я говорю, не так», — с досадой подумал Виталий, но какое-то лихорадочное чувство не давало ему времени спокойно подумать, присмотреться к этой женщине, найти нужную интонацию, нужные слова в разговоре с ней. Он поймал быстрый не то осуждающий, не то удивленный взгляд Откаленко и сердито буркнул: — Припоминайте, припоминайте. Не год назад это было. «Ах, как нехорошо получается! — снова подумал он и окончательно рассердился: — И она тоже тупая какая-то». — Так ведь кто ж был, разве их припомнишь всех… — расстроенно проговорила Антонина Степановна. — Тетя Тоня, книга же у нас есть, — раздался вдруг девичий голос за спиной у Виталия (он нарочно старался не смотреть в ту сторону). — Вы покажите товарищу. — Ах, да, да, книга — спохватилась Антонина Степановна. — Конечно, есть. А как же… Все там и записаны, кто приходил. И Виталий вспомнил большую книгу на столике около гардероба. — Ну, давайте посмотрим вашу книгу. Антонина Степановна заспешила из зала, и Виталий с непонятным смущением последовал за ней. Книга оказалась большой, с разграфленными страницами: фамилия, профессия, город. Под вчерашним числом в ней значилось, как назло, особенно много посетителей — семьдесят четыре. Надо же! А вот накануне было всего девятнадцать. Уж когда не везет, так во всем не везет! Какой-то несчастный день. В чем, собственно, ему еще не повезло, Виталий сказать бы не смог. Но настроение у него было какое-то испорченно-взволнованное. Одно и то же событие то сердило, то через секунду радовало его. Вот эта книга. Хорошо, что она тут есть. Просто здорово! Но народу же записано в ней за вчерашний день… Записи были по большей части небрежные, а порой и смешные. Некоторые фамилии просто невозможно было разобрать, а уж в графе «профессия» чего только не было записано! Вот это понятно: «Студентка ГИТИСа». А это? «Преподаватель». Чего? Где? А это еще чище — «комсомолка»! Ну, а это уже просто ребус: «В-ль»? Виталий начал проглядывать все записи подряд и, как ни странно, почувствовал, что успокаивается. Раздражение и недовольство собой уходили куда-то, словно вода в песок, он становился снова самим собой, то есть спокойным, терпеливым, расположенным к людям, добродушным и внимательным человеком. И стоящая рядом Антонина Степановна показалась ему сейчас вовсе не тупой, а, напротив, симпатичной и совсем неглупой. — Ладно, тетя Тоня, — улыбнулся ей Виталий. — Поговорим потом. А сейчас я вот выпишу себе всех этих, — он кивнул на книгу. — Может, кто из них чего заметил. Помогут нам. И от его неожиданной улыбки, от приветливого тона, каким вдруг все это он сказал, от домашнего обращения «тетя Тоня» Антонину Степановну сразу словно подменили. Исчезло страдальчески-виноватое выражение с лица, и она вздохнула с таким облегчением, что Виталий невольно усмехнулся. — Чего это вы так вздыхаете, тетя Тоня? В ответ Антонина Степановна только махнула рукой. — Ладно уж. Выписывайте. А я вот тут отдохну маленько. Переволновалась, видать. Виталий подсел к столику и принялся за работу. Спустя минуту наружная дверь с шумом распахнулась, и вошел Свиридов, толстый, краснощекий, самоуверенный. — Ну, ну, доложи, чем занят, — сказал он вставшему при его появлении Виталию. Тот коротко доложил. Свиридов нахмурил пшеничные брови, посмотрел книгу и недовольным тоном сказал: — М-да. К примеру, вот этот, Титов, слесарь, — он ткнул коротким пальцем в книгу. — Это сколько придется Титовых перебрать, представляешь? — Так точно, Николай Иванович. Представляю. — Мартышкин труд. Из-за этой фитюльки. — Это портсигар, Николай Иванович. — Знаю, что портсигар. Это я фигурально. Ну, да ладно. Занимайся пока. Он жестом разрешил Виталию сесть, молча оглядел сидевшую рядом на стареньком диване Антонину Степановну и направился в глубь квартиры. Около письменного стола Достоевского все еще возился Откаленко. — Отсюда, что ли, пропало? — спросил, подходя, Свиридов и указал на стол.