Не меньше других это пугало и Марию Алешину, урожденную Русаеву, мать троих детей, а также жену бывшего секретаря райкома коммуниста Ивана Алешина, ушедшего в первые же дни войны на фронт и погибшего при обороне Минска. Степка смотрел на въезжающих в город чужаков через приоткрытое окно, слегка отодвинув штору. Когда колонна остановилась возле здания бывшего сельсовета, из одного грузовика выпрыгнула дюжина мужчин с винтовками и немецкими автоматами. Большинство пришлых были одеты как гражданские – в пиджаках, кепках и шляпах, лишь трое или четверо были облачены в непривычную серо-зеленую форму. У каждого из незваных гостей на правой руке красовалась красно-черная повязка. – Эстонцы! – процедила сквозь зубы стоявшая за спиной Степки мать. – Твари паскудные! Эти хуже немцев! Вслед за уже рассыпавшейся возле сельсовета разномастной сворой из кабины того же грузовика вышел немецкий офицер в мышиного цвета форме и угловатой пилотке. Он что-то крикнул на ломаном русском, и чужаки разбежались по деревне. Мать охнула и прикрыла рот ладошкой: – По домам пошли… Ой, всех на улицу гонят! А ну быстро в подвал. Степка и обе его старшие сестры, смотревшие на прибывших в деревню незнакомцев через другое окно, тут же спустились в подвал. Как только Сонька и Зинка вслед за перепуганным насмерть Степкой очутились внизу, мать захлопнула крышку погреба. Здесь, под полом, было холодно и пахло кислой капустой, рыжиками и картошкой. Какое-то время наверху было довольно тихо, потом послышался топот ног, и Степка услышал крик матери. Степка сунул кулак в рот и стиснул костяшки пальцев зубами. Сонька, четырнадцатилетняя Степкина сестра, обхватила мальчика рукой и прижала к себе. Второй рукой она прижимала к себе Зинку, которая была лишь на год старше Степки. Степка слышал, как стучат зубы Зинки, он скривился и зачем-то зажмурил глаза. В этот самый момент сверху снова раздался топот, потом крышка над ними открылась, и по ступеням, стуча сапогами, спустился белобрысый узколицый мужчина с немецким автоматом. Увидев Степку и его сестер, белобрысый крикнул: – Siin on veel kolm! Lapsed![13] – Tõstke nad üles! Käsk koguda kõik kokku![14] – откликнулся кто-то сверху. Белобрысый ткнул дулом автомата в плечо Зинке и на ломаном русском приказал: – Все трое наверх! Быстро! Зинка попятилась и еще сильнее прижалась к Соньке, но белобрысый схватил ее за волосы и потащил наверх. Зинка завизжала, однако подчинилась. – Выходи, – вполголоса приказала Сонька, легонько подтолкнув Степку к лестнице. Они вышли из хаты и увидели, что почти всех жителей деревни уже сбили в кучу возле сельсовета. Толпа гудела. Белобрысый и еще один усатый эстонец, одетый в военную форму, приволокли Степку и его сестер к остальным жителям деревни. Сидевшие в люльках пулеметчики, облаченные в форму солдат вермахта, держали на прицеле жителей и беззаботно переговаривались по-немецки. Когда к сельсовету сгоняли последних жителей деревни, случилось страшное. Валька Сидоркина – та самая баба, которой одной из первых почтальон Демка сообщил о прибытии карателей и которую сейчас за руку тащил к сельсовету рыжий худосочный парень в белой кепке, – вдруг дернулась и, вырвавшись из рук тащившего ее силком эстонца, толкнула его в грудь. Парень упал и выронил винтовку, а Валька бросилась бежать в сторону леса. Несколько карателей тут же вскинули винтовки, грянул залп, однако Валька уже успела нырнуть в кусты и пули пролетели мимо. Вскоре смелая баба выскочила из кустов и выбежала на поле. Преследователи дали второй залп, но Валька бежала зигзагами, и ни один из карателей снова не смог в нее попасть. Восхищенные поступком женщины, местные оживились. В этот момент немецкий офицер громко крикнул: – Nicht schießen! – и махнул рукой одному из сидевших за рулем мотоцикла довольно молодому темноволосому ефрейтору. – Kurt! Dieses Kaninchen gehört dir![15] Солдат усмехнулся, крутанул ручку «газа», мотоцикл рванулся и с ревом выехал на поле. Все с волнением смотрели на убегающую Вальку, которая уже почти добралась до деревьев. Мотоцикл подскакивал на ухабах, Валька оглянулась. Она бежала что было сил, по-мужски, энергично размахивая руками. До леса оставалось совсем чуть-чуть, но и ее преследователи приближались. – Играет, сволочь! – процедила сквозь зубы стоявшая рядом со Степкой Сонька. – Сейчас еще немного выждет и саданет из пулемета! Степка посмотрел на сестру и спустя несколько мгновений понял, что та не ошиблась. Когда Валька была уже у самых деревьев, сидевший в коляске рядом с темноволосом ефрейтором грузный солдат нажал на гашетку. Пулемет застрекотал. Прежде чем Валька упала, она успела обхватить руками березу. Тут прозвучала вторая очередь, и несчастная женщина бездыханной упала в траву. Люди зашумели, но никто больше не отважился попытаться спастись бегством. Зинка, которая стояла рядом с Сонькой, заплакала. Степка почувствовал, как задрожали его коленки. – А мамка где? – дрожащим тоненьким голосом пропищала Зинка сквозь слезы. – Вон она! – Сонька повернула голову и кивком указала на стоявшую среди других селян мать. Степка удивился, как же он не заметил ее раньше. Волосы матери были растрепаны, на правой щеке виднелся свежий кровоподтек. Столкнувшись с сыном взглядом, мать выдавила из себя улыбку, однако скрыть тревогу в своих глазах не смогла. Немецкий офицер тем временем что-то говорил одному из эстонцев, плотному немолодому мужчине с холодными рыбьими глазами. Тот слушал внимательно, потом что-то крикнул своим. Несколько человек оставили оружие и стали вязать всех без разбора и заталкивать жителей деревни во второй грузовик. Люди снова загудели, но сопротивления больше никто не оказывал. Пахнущий табаком эстонец крепко связал Степке руки за спиной и зашвырнул его в кузов, точно барана. Мальчишка больно ударился плечом и взвизгнул. Погрузка прошла довольно быстро, почти тридцать местных жителей, включая стариков и детей, оказались в кузове грузовика, колонна тронулась. Вытянув шею, Степка попытался понять, куда их везут, но не смог сориентироваться, потому что люди сидели так плотно, что Степка видел лишь пролетающие по небу пасмурные серо-сапфировые облака. Двое карателей, которым было поручено приглядывать за пленниками, сидели у самого заднего борта, переговаривались редко. В основном грозили тем, кто нарушал тишину и слишком много двигался. Демка Душков, у которого, видимо, затекла нога, хотел встать, но тут же получил сапогом по спине и притих. Степка пытался найти взглядом сестер и мать, но их нигде видно не было. Вдруг он услышал возню за спиной. Один из охранников, пожилой бородач в фетровой шляпе, встал, растолкал лежавшие на полу тела и ударил кого-то прикладом. Послышался вскрик, и, к своему ужасу, Степка узнал голос матери. Что-то рухнуло у него за спиной. В этот момент мальчишка вдруг почувствовал, что кто-то трогает его за руки. – Это я, не бойся, – прошептала мать в самое ухо Степке. – Что ты делаешь? – Пытаюсь развязать тебя. Не шевелись… Мать сказала еще что-то, и он почувствовал, как она связанными руками пытается развязать узлы у него за спиной. Он огляделся и помимо прежнего синяка на лице матери увидел под глазом рассечение, из которого лилась кровь. Он все понял: мать специально спровоцировала охранника на то, чтобы тот взялся ее успокоить, и благодаря этому она смогла поменять местоположение и оказаться возле сына. Мать долго возилась с узлами, Степка дрожал и кусал губы. Слезы текли у него по щекам, но он не проронил ни звука. Наконец он почувствовал, как веревки ослабли, и Степка освободил сначала одну, а затем и вторую руку. – Ты как? – спросила мать очень тихо. – Руки болят, – пропищал Степка. – Это не страшно! Главное, чтобы ноги не подвели. – Что? – Слушай меня внимательно! Мы сейчас едем мимо озера. Скоро будет крутой поворот. Как только машина сбавит ход, я отвлеку этих подонков, а ты прыгай за борт и беги к деревьям. – Что? А как же эти… с пулеметами? Ты видела, что стало с теткой Валей? – Отстали мотоциклисты, не догонят они тебя, если побежишь со всех ног. Валька попыталась, но не смогла, а ты сможешь. – А если… – Степка сглотнул, на глазах наворачивались слезы. Мать смотрела холодно и жестко. – Никаких если! Ты шустрый, поэтому у тебя обязательно получится. Ты меня понял? – Понял, – Степка шмыгнул носом. – Пойми, эти сволочи не пощадят никого, а уж нас и подавно! – Это почему? – Ты же знаешь, кто твой папка? Степка закивал, мать продолжала: – Вот и хорошо, что знаешь. Если не струсишь, у тебя будет хоть какой-то шанс выжить. Степка собрался с силами. – Я все сделаю, как ты сказала! Мать улыбнулась. – Ты у меня молодец! Я в тебя не сомневаюсь… – Женщина посмотрела в щель между кузовом и брезентом. – Подъезжаем, как только крикну, беги. Иди в лес к Яшкиным топям. В болота не лезь, обогни. Главное, не спеши, мы с тобой там были. Найдешь дедову заимку, расскажешь, что да как! Дед Захар о тебе позаботится. Материного отца Захара Русаева, которого все местные именовали не иначе, как дядька Русак, Степке доводилось видеть раз или два. Хмурый и нелюдимый старик, помешанный на охоте и почти не выходивший в люди. Именно от этого многие дядьку Русака чурались, а были такие, кто его очень уважал, но Степка-то, хоть Русак и был его дедом, к ним не относился. Степка собственного деда даже слегка побаивался. Иначе, как лешим, его не называл, за глаза, конечно. Однако сейчас Степку одолевал другой, более сильный страх, поэтому он закивал. Мать выдохнула и попыталась улыбнуться, но от этого подсохшая на лице рана лопнула, и кровь из нее полилась еще сильнее. – Останешься у деда, пока все не утихнет! – А как же ты? Зинка, Сонька? – Как-как, а никак! Так, как уж выйдет, – сказала мать и отвернулась. Машина накренилась и ухнула вниз, явно угодив в какую-то колдобину, и действительно сбавила ход. Водитель поддал газу, но машина буксовала на месте. В этот момент мать оттолкнулась плечом, подалась вперед и налетела на одного из эстонцев. Она хотела ударить мужчину в грудь, но уткнулась ему в плечо. Хоть удар получился и смазанный, но мужчину качнуло, и чтобы не упасть за борт, он вынужден был ухватиться за каркас кузова. – Давай!!! – услышал Степка голос матери и увидел, как она, точно волчица, вцепилась охраннику зубами в шею. Степка тут же вскочил, перепрыгнул через чье-то лежавшее рядом тело и сиганул за борт. Жуткая боль пронзила ступню, но он понимал, что времени у него немного, чтобы обращать на травмированную ногу внимание. Корчась от боли, Степка вскочил и помчался к кустам. Мотоциклисты, которых паренек боялся больше всего, и в самом деле отстали. Когда они поняли, что случилось, Степка пробежал уже сотню метров и успел-таки нырнуть в кусты. Ветки хлестали по глазам и щекам, но он не чувствовал боли. Он просто бежал, как и приказала мать. Спустя пару мгновений за спиной затрещал пулемет, но Степка успел сбежать в овраг, и здесь пули уже были ему не страшны. Он пробежал по оврагу сотню метров, выбрался из него и снова побежал по лесу. Так он бежал долго, пока окончательно не выбился из сил и не упал в траву. Почти неделю Степка плутал по лесам, питаясь ягодами и сырыми грибами. Он помнил слова матери и не полез в болото, а шел по кругу, чтобы не угодить в трясину. По ночам он почти не спал, сооружал себе лежанку из лапника, а когда становилось совсем холодно, пританцовывал и пел песни: «Там вдали за рекой…», «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»…» и, разумеется, «Катюшу». Когда он наконец-то нашел жилище деда, то сел возле заимки на землю и заплакал. Увидев измученного, оборванного и изнеможенного Степку, Захар Русаев оторопел и сразу же засуетился. Пожилой егерь отмыл внука в дубовой бочке, накормил, нашел какую-то чистую одежу и только после этого приступил к расспросам. Выслушав историю о том, как в деревню приехали немецкие и эстонские каратели, Русак оставил Степке припасы, взял ружье и ушел. Старик не появлялся четыре дня, а когда вернулся, на его плече висели два немецких автомата, а на поясе – фляжка в черном кожаном чехле. Русак снял с плеча автоматы и поставил их за дверь, потом снял с пояса фляжку и вручил ее Степке. – Что это? – дрожащим голоском спросил Степка. – Фляжка… немецкая. Трофей. Бери – это тебе подарок. Степка осмотрел фляжку и посмотрел деду в глаза. Они блестели, будто стеклянные, по виску текла капля пота. Русак махнул рукой, достал откуда-то бутыль с мутной жижей и закрыл лицо ладонью. Потом налил полный стакан и выпил не закусывая. После этого дед посмотрел на Степку все теми же стеклянными глазами, не стал лукавить и сказал все как есть: – И мамку твою, и сестер и… в общем, всех! Согнали к оврагу и из пулеметов. Потом двое прошли по трупам и тех, кто шевелился, добили в упор. Эстонцы из «Омакайтсе», мать твою, прихлебатели фашистские! Подкараулил я их и… Ну ты сам понимаешь! Степка посмотрел на деда и, уткнувшись ему в плечо, тихо заплакал.