Он вернулся к приготовлению кофе. Микали сказал: «Все прошло не слишком гладко». «Ты выстрелил ему в голову в упор. Кто мог желать большего? И мы достигли того, что намеревались сделать. Крупное покушение на убийство в центре Лондона. Заголовки во всех газетах мира и прекрасная реклама палестинского дела. Черный сентябрь в восторге. Их человек в Париже приходил ко мне прошлой ночью. Я понимаю, это было немного тяжело. Ты волновался?» «Когда я был в Алжире, у арабов была поговорка. Это происходит по воле Божьей. Как бы тщательно вы ни планировали, в один прекрасный день кто-то появляется там, где его не должно быть. Пистолет, который, как известно, никогда не заедал, делает. Это то, что в конце концов убьет меня и тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь». — Очень может быть, — сказал Девиль. — Как та девушка на велосипеде в туннеле? «Это было прискорбно. Я пытался избегать ее, но ничего нельзя было поделать. В обеих лондонских вечерних газетах было мельчайшее упоминание, но чего я не могу понять, так это почему они не связали это с делом Коэна». «Да, я задавался вопросом об этом. Я поручил своим людям в Лондоне провести расследование. Кажется, родители девушки развелись некоторое время назад. Отец — полковник десантников по имени Морган — Аса Морган. В данный момент служит в Ирландии. КГБ в нашем посольстве в Лондоне любезно проверил его через компьютер для меня, и у него неплохой послужной список. Эксперт в подрывной деятельности, городских партизанских техниках, передовых методах допроса. Был даже китайским пленником в Корее. Имеет смысл, что армия предпочла бы не привлекать внимания к такому человеку, как этот, что объясняет официальное рассмотрение этого вопроса». «Они также очень сдержанно относятся к критянину». Микали налил чай в чайник. «Что это должно означать? Что ты боишься, что заслуга достанется кому-то другому?» Микали рассмеялся. «Иди к черту». — Достаточно скоро, мой друг. Девиль взял свой кофе и сел у окна. «Для революционеров всего мира, от Красной бригады до ИРА, критский любовник — живая легенда. Но не ошибись. Файлы каждого западного разведывательного агентства в мельчайших деталях фиксируют каждую вашу операцию. Раскрывая как можно меньше общественности, они надеются повысить свои шансы поймать вас. Кроме того, все любят победителей. Ты можешь даже стать популярным, а этого никогда не будет.» «Это мысль». Девиль достал из кармана сложенный листок почтовой бумаги и подтолкнул его ко мне. «Я снова изменил номер вашего почтового ящика для экстренных сообщений, не только в Лондоне, но также в Манчестере и Эдинбурге. Учись и гори.» — Хорошо, — Микали налил чашку чая. «Ваше выступление прошлой ночью — вы остались довольны?» — Терпимо. Я никогда не был доволен акустикой Альберт-Холла, но атмосфера здесь отличная». «А теперь праздник. Что ты собираешься делать? Отправиться на Гидру?» — Сначала несколько дней в Кембридже. — Доктор Кэтрин Райли? Сказал Девиль. «Это быстро входит в привычку. Ты серьезно?» — Она — компания, — сказал Микали. «Не более того, но тогда чертовски трудно найти хорошую компанию в этом паршивом мире, ты не согласен?» Он расстегнул молнию на правом кармане своего спортивного костюма и достал маленький, довольно уродливый автоматический пистолет, примерно шести дюймов длиной, со странного вида стволом, который он положил на стол. Девиль поднял трубку. — В чем дело? — спросил я. «Чешская Ческа. Эта конкретная модель была изготовлена немцами, когда они захватили завод во время войны. Он оснащен очень эффективным глушителем». — Есть что-нибудь хорошее? «Их использовала разведка СС». Девиль осторожно положил его на стол. — Ты всегда ходишь вооруженным, даже когда бегаешь в парке? Микали налил себе чашку чая, добавил сахар и молоко, по-английски. — Расскажи мне, — попросил он. — Ты все еще носишь с собой капсулу с цианидом? «Конечно». «Правила ГРУ, я прав?» «Да». «Почему ты никогда не предлагал мне его?» Девиль пожал плечами. «Потому что я никогда не мог представить ситуацию, в которой ты бы использовал это». — Вот именно. Микали улыбнулся и взял «Ческу». «Когда наступит этот совершенно неожиданный момент, когда они придут, чтобы забрать меня, это будет у меня в руках. Даже в Зеленой комнате Альберт-холла.» — Понятно, — сказал Девиль. «Ты падаешь, стреляя. Конец солдата, лицом к врагу. Он вздохнул, и теперь в его голосе звучала неподдельная любовь. «Мой дорогой Джон, ты действительно самый романтичный дурак в душе. Ты так себя видишь? Последний самурай?» Микали открыл окно и вышел на балкон. Светило солнце, когда он смотрел на парк. День обещал быть теплым. Он обернулся. «Оскар Уайльд однажды сказал, что жизнь — это скверная четверть часа, состоящая из восхитительных моментов». «Что возвращает нас к Кембриджу и доктору Райли», — сказал Девилл. Микали улыбнулся. — Вот именно. Определенно, он имел в виду один из самых изысканных моментов». 4 К вечеру Морган добрался до Лидса. Он выехал из города по шоссе А65, направляясь к Йоркширским долинам через Отли, Илкли и Скиптон, двигаясь вверх по высокогорному темному ландшафту пустынных вересковых пустошей, увенчанных редкими низкими горными пиками. Деревня Малхам расположена посреди самых суровых известняковых пейзажей в Йоркшире. Он добрался до него, когда уже темнело, проехал еще милю, прежде чем, наконец, свернул через ворота с пятью засовами к небольшому коттеджу из серого камня, расположенному среди деревьев в саду площадью в пол-акра. Строго говоря, теперь это была часть поселения Хелен, но когда он проверил, ключ был под камнем, где он всегда хранился. Он открыл дверь, затем пошел и взял свои вещи из машины. Был тот слегка влажный запах, который исходил от отсутствия использования, но в очаге горел огонь. Он поднес к нему спичку и пошел исследовать верхний этаж, где были две спальни и ванная. Он нашел то, что хотел, в одном из шкафов. Его старое альпинистское снаряжение. Ботинки, вельветовые брюки и толстые шерстяные свитера. Он отнес их вниз вместе со спальным мешком и разложил вокруг костра. Затем он достал из сумки бутылку скотча, залез в спальный мешок и улегся перед огнем. Он навалился на бревна и пил виски — много виски, — потому что не хотел думать о ней. Не тогда. Это придет позже. Через некоторое время он заснул. В паре миль за Малхамом тропинка ведет к скалам Гордейл-Скар. Аса Морган в последний раз посещал это место со своей дочерью в ее двенадцатый день рождения. Уверенно шагая в то утро по болотистой земле под проливным дождем, он снова услышал ее взволнованный голос, когда они обогнули скалистый угол и в поле зрения появился Шрам, водопад, льющийся по центру, сильнее обычного из-за дождя. Единственным путем вперед был подъем по крутому выступу слева, и он толкал ее вперед, оставаясь рядом, на всякий случай. После этого была долгая борьба по осыпи мимо верхнего водопада, а затем по тропинке вдоль края оврага. Он пробирался сквозь густой туман и дождь милю за милей, полностью застряв в прошлом. Это было так, как будто она все еще была там, спешила вперед в туман, а затем внезапно появлялась снова, в спешке, чтобы сообщить ему о каком-то открытии. И на какое-то время он снова был четырнадцатилетним мальчиком, в ту первую неделю после окончания школы. Встал в пять и отправился в горы с пакетом маминых бутербродов с сыром и фляжкой холодного чая. Шесть миль тяжелой ходьбы каждое утро, чтобы добраться до ямы, в которой погиб его отец. Он никогда не забывал тот первый день. Тошнотворный толчок, когда клетка упала на две тысячи футов вниз, в кошмарный мир тьмы, отчаяния и непосильного труда. И шестимильный путь обратно в конце его первой смены, такой уставший, что он думал, что никогда не справится. Позже, сидя в старой цинковой ванне перед камином, пока она счищала слой пыли с его тела, он с уверенностью знал только одно. Должно было быть что-то получше, потому что в нем было что-то, он чувствовал это, жаждущее вырваться наружу. И так оно и было, поскольку некоторые были рождены, чтобы играть, другие были одарены, чтобы стать великими хирургами или музыкантами. Аса Морган был солдатом по натуре. Прирожденный лидер. Для него военная жизнь была таким же призванием, каким служение было для других. Так что, по величайшей иронии судьбы, именно война спасла его; она навсегда забрала его из Ронды и привела в армию. Прогулка повернула обратно к Малхаму, и это произошло на внутренней части пути, когда он спускался по так называемой Сухой долине. Он подошел к выступу, большому валуну рядом с ним, где они укрылись от дождя, чтобы съесть свои бутерброды. Сдерживаемая агония вспыхнула внутри него. «Нет!» — закричал он. — Нет! — и повернулся, словно убегая от самого дьявола, скользя и скользя на коварной поверхности, когда он, спотыкаясь, спускался в долину. Внезапно он оказался на известняковой мостовой, которая, как он знал, вела к краю огромного двухсотдвадцатифутового утеса Малхам-Коув. Ветер унес туман, и вся Долина раскинулась под ним. Теперь это поднималось внутри него, как раскаленная добела лава, ярость, какой он никогда не знал. «Я иду, ублюдок!» — закричал он. «Я иду!» Он побежал по плитам известняка и побежал вниз по тропинке так быстро, как только мог. К полудню следующего дня он уже стучал в дверь квартиры на Кавендиш-сквер. Его открыл гуркх, Ким, в своем аккуратном белом пиджаке с начищенными медными пуговицами. Морган прошел мимо него, не сказав ни слова, и обнаружил Фергюсона, сидящего за своим столом в гостиной, с очками-полумесяцами на кончике носа, который копался в куче бумаг. Он поднял глаза и снял их. «Ты был непослушным мальчиком. Бедный старина Стюарт не был принят с распростертыми объятиями по возвращении. Ты, наверное, отбросил продвижение бедняги на пару лет назад.» — Я хочу его, Чарльз, — сказал Морган. «Я сделаю все, что ты скажешь. Играй как хочешь, но ты должен дать мне шанс.» Фергюсон встал и подошел к окну. «Месть, — сказал Бэкон, — это своего рода дикое правосудие, и это никуда не годится. Совсем не подойдет. Слишком эмоционально. Это неизбежно повлияет на твое суждение. И тебе уже не двадцать пять, не так ли? — Он решительно покачал головой. «Нет, ты заканчиваешь свой отпуск, а потом возвращаешься в Белфаст». — Тогда я подаю в отставку со своего поста. — Ты не можешь, не в твоем случае. Видишь ли, Аса, это твоя секретная информация. Делает тебя особенным. Ты с нами на все время. Прямо как в старые добрые военные времена.» «Хорошо». Морган поднял руки, защищаясь. «Месяц, это то, что ты сказал, что у меня есть, и тогда это будет месяц». Он повернулся и вышел, прежде чем Фергюсон смог что-либо ответить. Конечно, теперь он был спокойнее, снова полностью контролируя себя. Та первобытная вспышка в Малхаме, безумная поездка на юг, высосали из него излишки эмоций. Он снова был профессионалом, холодным, расчетливым и способным к полной объективности. Но с чего начать, вот в чем была проблема? Он сидел в гостиной квартиры на Грэшем-Плейс сразу после четырех, просматривая несколько разных газет с сообщениями о стрельбе, когда раздался звонок в дверь. Когда он открыл ее, там стоял Гарри Бейкер с кожаным портфелем в руках.