Он одним быстрым глотком осушил бокал с бренди и выбросил его в пространство. Он вспыхнул на солнце, как спускающееся пламя, и раскололся на камнях внизу. Кэтрин Райли проснулась, некоторое время лежала, пытаясь вспомнить, где она находится. Она была одна. Когда она посмотрела на часы, было половина третьего пополудни. Она встала, быстро оделась в джинсы и простую белую блузку, надела сандалии и отправилась на поиски Микали. В гостиной его не было видно, но звук голосов вывел ее на террасу, где она обнаружила его стоящим с Девилем. Он подошел к ней, обнял ее за талию и поцеловал в щеку. — Чувствуешь себя лучше? — Думаю, да. «Жан Поль, это свет моей жизни, доктор Кэтрин Райли. Будь осторожен в своих словах, предупреждаю тебя. Она подвергнет тебя психоанализу до чертиков.» — Доктор, очень приятно. Девиль галантно поцеловал ей руку. Микали, не в силах сдержаться, взял обе ее руки в свои. «Мне только что звонил Бруно. Превин хочет, чтобы я заменил Мэри Шредер. Рахманинов.» Что для него означало только один концерт, тот, который он написал специально для себя — четвертый, — и она знала, что. — Когда? — спросила она. «Суббота — последний вечер выпускного вечера». «Как просто чудесно». Она обвила руками его шею в жесте спонтанного восторга. «Но суббота. Это будет послезавтра.» — Я знаю. Это значит успеть на сегодняшний рейс из Афин, если у меня будет достаточно времени для репетиций. Ты не будешь возражать? В конце концов, ты только что сошел с самолета.» — Вовсе нет. — Она взглянула на француза. — А вы, месье Девиль? Ты тоже придешь?» Микали сказал: «Нет, Жан-Поль должен вернуться в Париж. Он пришел только для того, чтобы заставить меня подписать кое-какие бумаги. Он занимается юридической стороной траста, который был создан деловыми кругами в Париже и Лондоне, чтобы помогать молодым музыкантам исключительного таланта. Они купили большой загородный дом недалеко от Парижа. Когда все будет готово, мы планируем провести мастер-классы.» — Мы? — переспросила она. «Я предложил свои услуги бесплатно. Я надеюсь, что другие известные музыканты могли бы сделать то же самое». Все ее прежние страхи казались каким-то глупым сном. Она обняла его за талию. «Я думаю, что это замечательная идея». «Отлично, а теперь, как насчет чего-нибудь поесть?» Она покачала головой. — Вообще-то, мне не помешало бы подышать свежим воздухом. Я, пожалуй, прогуляюсь, если ты не возражаешь.» — Конечно, как хочешь. — Он снова поцеловал ее. «Увидимся позже». Он стоял на крошечной веранде у торцевого окна и смотрел, как она спускается по саду. «Блестяще», — сказал Девиль. «Какое представление. Ты почти заставил меня поверить тебе. Как ты это делаешь?» «О, человек учится», — сказал Микали. «С годами ты не находишь? Ложь, обман. Практика — много практики, вот в чем секрет. — Он улыбнулся. — А теперь, как насчет чего-нибудь выпить? Усадьба Джорджа и Марии Гика находилась в небольшой впадине над краем горы, в окружении сосен. С одной стороны, дикий и красивый овраг круто обрывался, все еще террасированный с древних времен, повсюду оливковые деревья. Ферма представляла собой одноэтажное здание с крышей из красной черепицы и побеленными стенами. В доме была объединенная гостиная и кухня, а также две спальни. Полы были выложены каменными плитами, стены грубо оштукатурены, но внутри было прохладно и темно в летнюю жару, как и предполагалось. Когда Морган вышел, он обнаружил пожилую пару, сидящую на скамейке на солнце. Мария потрошила рыбу, а Джордж наблюдал, покуривая трубку. — Тебе не следует стоять на ногах, — сказала она с мягким упреком. Морган был раздет до пояса. Его правое плечо и левая рука были искусно перевязаны полосками чистого полотна. Он чувствовал себя старым — уставшим и измотанным так, как не чувствовал уже много лет. — Вот, садись, — Джордж похлопал по скамейке рядом с собой. — Как ты себя чувствуешь? «В следующем месяце мне исполнится пятьдесят, — сказал Морган, — и впервые я действительно это знаю». Мария громко рассмеялась. «Тот, что там, может дать тебе двадцать пять лет, и все еще пытается затащить меня в постель по субботам». Джордж предложил ему греческую сигарету и дал прикурить. «Прошлой ночью ты сказал кое-что интересное. Ты упомянул Микали. Это он сделал это с тобой?» «Он твой друг?» — спросил Морган. Старик сплюнул и встал. — Подожди здесь. — Он пошел в дом и вернулся с биноклем фирмы «Цейсс». «Где, черт возьми, ты это взял?» — потребовал Морган. «От нацистского штурмовика на Крите во время войны, когда я был с EOK. Пойдем, я покажу тебе.» Он прошел немного сквозь сосны, и Морган последовал за ним. Старик остановился и указал: «Смотри!» Внизу ущелье спускалось через сосновый лес к заливу, над которым стояла вилла Микали. Джордж навел бинокль и передал его Моргану. «Смотри, до самого низа. Террасы — каждый камень, который несет мул. Построенный потом моих собственных предков. Все украдено Микали.» Линии древних террас резко ожили, когда Морган осмотрел их. Несмотря на оливковые деревья, земля была заросшей и явно не возделанной. Он взглянул на старого Джорджа». John Mikali?» — Его прадедушка. Есть ли разница? Микали — это Микали. Когда-то мы, члены клана Гика, были солидными людьми. Когда-то у нас было уважение. Но теперь…» Морган снова поднес полевой бинокль к глазам, и в поле зрения появился сад под виллой, Кейт Райли шла по дорожке к причалу, где юный Ники ловил рыбу с помощью лески. «Боже милостивый!» — сказал Морган. Старик взял у него очки и посмотрел сам. «Ах, да, я видел ее там раньше. Американская леди.» — Раньше? — спросил Морган. «О, да. Ты знаешь ее?» — Я думал, что да, — хрипло сказал Морган. — Теперь я уже не так уверен, — и прежде чем Джордж успел его остановить, он повернулся и, спотыкаясь, побежал вниз по склону сквозь сосны. Было очень жарко, когда Кейт прошла через террасы в сад. Маленькая черная собачка залаяла на нее, когда она проходила мимо коттеджа. Старая Анна помахала рукой из кухни, а затем поднялась по широким бетонным ступеням и обнаружила, что Ники ловит рыбу. Вода была кристально чистой, в ней прекрасно отражался моторный катер. Ники повернулся с улыбкой, и она провела пальцами по его волосам. — Ясу! — сказала она в знак приветствия, используя одно из немногих греческих слов, которые знала. Он встал в очередь, радостно улыбаясь. Ему было уже двенадцать, достаточно взрослый, чтобы бросить школу. Его мать, вдова, работала в отеле в Афинах, и он некоторое время жил с Константином и его женой, помогая с лодкой, учась ловить рыбу. Кейт была его особой любимицей. Когда бы она ни приходила, он повсюду следовал за ней по пятам. Он достал из кармана джинсов грязный пакет и предложил ей кусочек рахат-лукума своей бабушки. Было так мило, как обычно, заставить ее почувствовать легкую тошноту, но отказаться было бы оскорблением. Она взяла самый маленький кусочек, отправила его в рот и проглотила так быстро, как только могла. Она села на одну из бетонных ступенек. Он присел на корточки рядом с ней и достал из кармана рубашки несколько полароидных снимков. «О, ты все еще принимаешь эти вещи, не так ли?» — спросила она. Он передавал их по очереди. На террасе был старый Константин, его бабушка, одна из Микали. На одной она сидит на корме лодки. — Хорошо? — спросил он. «Очень хорошо». Затем он передал ей фотографию Асы Моргана, которую он сделал в салуне прошлой ночью. Она сидела, уставившись на него, и потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать этот факт. — Где ты это взял? — прошептала она. А потом она повернулась и схватила его за руку. — Когда? — требовательно спросила она. — Когда он был здесь? Он непонимающе уставился на нее, и она указала на лодку, а затем на фотографию. — Когда? — спросил я. Его лицо прояснилось. «Прошлой ночью. От Гидры. Он повернулся и указал на виллу. «В дом». «Но это невозможно. Это невозможно. Ее пальцы сжали его руку. — Где он? — спросил я. Она снова помахала перед ним фотографией. — Где он? — спросил я. «Ушел», — сказал мальчик. «Ушел». Теперь он немного испугался, отстранился и взял свои фотографии. Когда он попытался забрать у нее фотографию Моргана, она отреагировала в мгновенной ярости, яростно оттолкнув его от себя. Она повернулась и поспешила вниз по ступенькам, все еще сжимая фотографию, и побежала вдоль крошечной полоски пляжа. На другой стороне залива тропа круто поднималась сквозь сосны. Она последовала за ним, не имея ни малейшего представления о том, куда идет, осознавая только одно. Микали солгал ей. Трасса была крутой и каменистой, трудной для легких сандалий, которые она носила, подходящих только для мулов. Но она продолжала карабкаться вслепую, не осознавая, куда идет. Наконец, она перевалила через хребет и вышла на небольшое плато.