Взгляд его, одновременно мягкий и добрый, но внимательный и цепкий, устремился на меня, и я, глубоко выдохнув, стала говорить. Рассказ занял не так много времени. Я поведала о нас с Сережей, о том, что мой муж его подкупил, о квартире с моей фотографией, сзади которой имелась надпись: "ты скоро умрешь", о странном Женином поведении последнее время, и, конечно, о мужчине в кепке. Никулин слушал, не перебивая, только хмурился периодически. Когда я замолчала, он глубоко выдохнул, осмысливая информацию. — Что же вы раньше молчали? – покачал головой. — Я боялась, вы будете подозревать меня в убийстве мужа. — А сейчас не боитесь? — Сейчас я боюсь за свою жизнь. Никулин некоторое время разглядывал карандаш, который держал в руках, потом поднял глаза на меня. — Значит, вы считаете, ваш погибший муж решил вас таким образом проучить, и даже после его смерти игра продолжается? Это не кажется вам странным? Ведь без него она не имеет смысла. — А если деньги выплачены, и убийца их отрабатывает? Я понимаю, звучит дико, и доказательств того, что Женя желал мне смерти, нет, только надпись на фотографии... — Она сохранилась? — Нет, я все сожгла. Никулин вздохнул, откладывая карандаш. — Чего вы ждете от меня? — Вы должны обеспечить мне защиту. — Я должен? – он даже усмехнулся, складывая на груди руки. — Послушайте, этой ночью псих в кепке однозначно дал понять, что он меня убьет, или как можно трактовать данный жест? — Мужчину, кроме вас, никто не видел? — Нет, но... — Я понял, вы уверены в том, что он есть. Я устало откинулась на стуле. — Вы мне тоже не верите. — Тоже? Кто еще? Я бросила на него взгляд исподлобья. — Рома, Женин сын. — Кстати, – следователь несколько оживился, – он по-прежнему живет в вашей квартире? — Ему же нельзя покидать город. — Какие у вас с ним отношения? Я нервно пожала плечами. — Нормальные. При чем тут он? Вы вообще слушаете, о чем я говорю? — Слушаю, Елизавета Владимировна, – Алексей Викторович устало откинулся на стуле, – но помочь не могу. Ваших слов недостаточно для того, чтобы выдать охрану. Мне просто не выделят людей. — У вас же есть свои ребята, которые могут согласиться? — Елизавета Владимировна, вы сами не понимаете, о чем просите. Оберегать женщину потому, что ей привиделся какой-то человек? Я покачала головой. — Вы считаете, я все придумываю? — Я не считаю, что вы придумываете, но учитывая ситуацию... Вы на нервах, и вполне могли наделить ничего не значащие факты своими смыслами. — Я поняла, – махнув рукой, я поднялась, – надеюсь, вам будет стыдно, если меня убьют. Никулин поморщился. — К чему этот пафос, Елизавета Владимировна. Я выслушал вас и принял информацию к сведению. Я проработаю все возможные варианты, и если мужчина за окном действительно существует, – я только усмехнулась, качая головой, а Алексей Викторович закончил, – мы его найдем. Немного помолчав, я кивнула. — А теперь, – заключил он, – давайте побеседуем подробно. Еще часа два Никулин вынимал из меня душу, расспрашивая детали. Приходилось следить за собой и за своим языком, чтобы случайно не ляпнуть лишнего. Это было сложно, мысли разбегались в разные стороны, думать о чем-то или ком-то, кроме мужчины в кепке, я не могла. — Скажите честно, – все же спросила я в конце, – вы мне верите? Никулин на мгновенье сжал губы. — Я допускаю, что вы говорите правду. Но факт остается фактом: к разгадке убийства вашего мужа это нас не приближает. Я неспешно шла к машине, размышляя над его словами. А ведь он прав. С момента убийства меня постоянно бросает в разные стороны, но в итоге оказывается, что я упорно двигаюсь не туда. Я по уши в дерьме, с горой не самой приятной информации, и на том же самом месте. Словно кто-то не дает мне идти, куда надо, позволяя двигаться в стороны, но не видеть очевидного. А что очевидно в этой истории? Я села в машину, но не торопилась трогаться с места. Впервые с Жениной смерти я отпустила происходящее. Итак, что я знаю о тех, кто на момент убийства находился в доме? По сути только то, что рассказал Данила. После разговора с ним все мои версии стали строиться соразмерно с тем, что он поведал. Однако о нем самом я так ничего толком и не знаю: чем он занимается, какое имеет положение в городе, на чем основано его желание работать с Женей? Человек, наживающийся за счет грехов других, мог придумать подобное испытание воли, которое сейчас прохожу я. Он ловко направлял меня, выдавая порциями информацию, как бы подсказывая, на чем акцентировать внимание, в то время как сам ускользал, оставаясь в тени. Я же, следуя его подсказкам, вела беседы, наведывалась к дальним родственникам и разным людям. Я прониклась недоверием ко всем, кроме него. Следовало признать, несмотря на столь неоднозначные обстоятельства, я выказывала ему расположение, хотя и настороженное. Его откровенность восприняла как дружественный знак, не дав себе задуматься: а не была ли она ловким ходом в его игре? Мысли витали в моей голове вихрем, я двинула в сторону кафе, где мы в первый раз встречались с Красовицким, на ходу набирая его номер. — Надо встретиться, – быстро сказала, услышав его протяжное "алло". Я прямо видела, как Данила ухмыляется. — Что-то срочное? — Да. Давай в кафе, где мы познакомились, через полчаса. — Хорошо, – лаконично согласился он, я повесила трубку. В кафе я приехала первой, устроившись за столиком у окна, заказала чай и стала нервно ждать. Ждать пришлось недолго, Данила появился через пару минут. Вошел своей наглой походкой, приметив меня, вздернул бровь и целеустремленно направился вперед. Честно сказать, он был так хорош в эту секунду, что я на мгновенье отключилась от своих мыслей: наглый, самоуверенный, красивый, бабы готовы на все за один только взгляд. И он это понимает. Окинув меня этим взглядом, он усмехнулся, усаживаясь напротив. — У нас уже появилось свое место, – заметил насмешливо, сузив глаза, присмотрелся и добавил, – что-то ты бледновата, есть новости? — Какие дела у тебя были с моим мужем? – я постаралась, насколько это было возможно, держаться холодно. Кажется, вопрос Данилу повеселил, по крайней мере, он рассмеялся, закидывая ногу на ногу, чем ввел в смущение подошедшую к нему официантку. На этот раз не стал выказывать обаяние, быстро попросив кофе. Девушка удалилась, а Красовицкий, перегнувшись через стол, заговорил: — Лиза, душа моя, знаешь, за что ты мне нравишься? За обескураживающую наивность и прямоту. Я вот ехал и гадал, зачем ты меня вызвала, уже о таком подумал, что ух, – он на мгновенье закатил глаза, изображая блаженство, впрочем, не теряя насмешливого тона, – а ты все о земном. Кажется, я дал тебе совет не копаться в дерьме? — Дал, – кивнула я, – а не потому ли ты мне его дал, что боишься, как бы я не нарыла что-то, чего бы тебе не хотелось? Красовицкий снова сузил глаза, разглядывая меня. — Ты сейчас намекаешь на то, что я причастен к смерти твоего мужа? — А если так? – я склонилась к нему, и наши лица оказались слишком близко. Данила опустил взгляд на мои губы, я инстинктивно их облизнула. В уголках его губ появилась насмешка, я резко отстранилась, откидываясь на спинку стула.