«Интересно, на сколько времени хватает завода? – возник у майора резонный вопрос. – Может на трое или четверо суток, в зависимости от конструкции». Он постучал и встал за косяк. Остальные тоже ушли от двери. Все было тихо. Ощущение, что в квартире есть люди, отсутствовало. Трупный запах в замочную скважину не просачивался. Влад переглянулся с товарищами. Марецкий пожал плечами. Зацепин сделал отсутствующее лицо. Дверь открывалась внутрь. Это была явная промашка тех людей, которые ее устанавливали. Хватило резкого нажатия плеча, хрустнул замок. Из квартиры пахнуло затхлостью. Там явно давно никого не было. Майор кивнул Марецкому. Старший лейтенант метнулся с автоматом наперевес, прижался к стене прихожей. За ним пошли еще двое. Квартира оказалась небольшой – две комнаты, просторная кухня-столовая, пара кладовок, санузел. Балкон отсутствовал. Офицерам хватило тридцати секунд на то, чтобы прочесать жилище. Убранство тут было небогатым, присутствовала только самая необходимая мебель. На полу никакой грязи и следов. Впрочем, после вторжения контрразведки все это тут появилось. – Милош, Ханна, прошу вас. Вы знаете нашего агента, посмотрите, может, здесь есть какие-нибудь его вещи, одежда? Подпольщики ходили на цыпочках, с каким-то благоговением разглядывали пустые стены. Милош поворошил окурки в стеклянной пепельнице и пожал плечами. Сигареты были искурены почти до конца, названия марок не читались. Настенные часы с застекленной крышкой издавали слабый шелест. Они отстали на восемь минут. Заводили их не вчера и не сегодня. – Здесь ничего нет, товарищ майор, – сказала Франтишкова. – Было бы странно, если бы Клест стал разбрасывать по явочным квартирам свои вещи. Он аккуратный человек, следит за чистотой, никогда не позволяет себе чего-то лишнего. – Ханна покосилась на пепельницу и добавила: – Разве что много курит. – А вы, Горан, что можете сказать о нашем агенте? – Он очень сдержан. Алкоголь не пьет, лишних слов не произносит, не улыбается. Хотя, если честно, я видел его всего два или три раза. У товарища Винса не самая запоминающаяся внешность. – Товарищ майор, вы не заняты неотложными делами? – спросил Коломиец, заглянув в комнату. – Не знаю, сочтете ли вы это важным. На площадке еще две квартиры. В той, что справа, никого нет. Мне так показалось. Слева шепчутся люди. Они стоят возле двери, боятся открыть. По моим ощущениям, это пожилая семейная пара. Они могли что-то видеть или слышать. Было бы разумно их опросить, прежде чем уйдем. Франтишкова первой вышла на площадку, постучала в дверь. Остальные потянулись за ней, не убирая оружие. Влад оттер Ханну плечом. Разве пани не в курсе, что можно выстрелить через дверь? В квартире и вправду испуганно шептались люди. Прозвучал тихий старческий голос. Ханна громко отозвалась, произнесла несколько фраз. Брагин различил что-то про Красную армию и вашего соседа. Люди за дверью были не в восторге, но выбора не имели. Створка открылась, высунулся острый нос. У женщины преклонного возраста испуганно бегали глаза. За ее спиной мерцал старичок, повыше ростом, но такой же щуплый и эфемерный. – Товарищи, ведите себя так, как будто вы интеллигентные и культурные люди, – сказал Брагин своим офицерам. – Нечего пугать достопочтенных горожан и наносить ущерб нашей репутации. – Нашей… чего? – не понял Зацепин. Коломиец утробно хохотнул. Марецкий ехидно улыбнулся. Благоразумие победило. Контрразведчики не полезли в квартиру, мялись на площадке. Горан тоже не стал проявлять инициативу. Франтишкова доброжелательно беседовала с пенсионерами, справилась об их здоровье, терпеливо выслушала ответ. Она сообщила им, что Красная армия уже в городе, но ее не надо бояться тем людям, которые не имели ничего общего с нацистским режимом. Вот, мол, стоят советские офицеры. Ничего дикого, варварского, монголо-татарского с привкусом знаменитой орды. Обычные люди, такие же, как мы с вами. Старички подслеповато щурили глаза, соглашались с Ханной, пытались улыбнуться. Франтишкова участливо кивала, внимательно слушала, задавала вопросы. Беседа закончилась мирно. Ханна поблагодарила этих людей, пожелала им здоровья и благополучия, после чего дверь закрылась. – Рассказывайте, что они видели, – сказал Брагин, вздохнул и добавил: – Рискну предположить, что ничего. Я прав? – Эти люди уже много дней не выходят из квартиры. Они молились, когда в городе велась стрельба. Это благочестивые прихожане и добропорядочные граждане, пан Иржи Бджер и его супруга Люция. Люди не болтливые, нацистский режим не приветствовали. Единственного сына потеряли еще до войны. Он умудрился попасть под немецкий танк. Подполье их подкармливало, снабжало лекарствами. Примерно два или три дня назад они слышали, как в квартиру кто-то зашел. Там скрипели половицы и оконная рама. Толщина стены позволяет это разобрать. Человек, по-видимому, был один, сидел в квартире час или два, потом ушел. Пани слышала, как он закрыл дверь ключом и спустился по лестнице. Шел тяжело, словно был ранен или болен. В городе было неспокойно, началось восстание, в центре шли бои. С большой долей вероятности сюда приходил товарищ Винс. Хотел отсидеться, но почему-то передумал и ушел. Куда и зачем, по-прежнему неизвестно. – Есть еще один адрес, – сказал Коломиец. – Есть, – подтвердил Влад. – На улице Подбежецкой, если не ошибаюсь. Квартира была разгромлена гестапо. Сомневаюсь, что после этого она пользовалась популярностью у членов Сопротивления. Проверить, конечно, надо, а после этого распланировать дальнейшую работу. Прошу не забывать, что в приоритете у нас личность штандартенфюрера Шломберга, а отнюдь не Винса, как бы ни болела душа за нашего товарища. Улица Подбежецкая была основной артерией восточного района. Дворцов и парков здесь не было, но и разрушения отсутствовали. Впрочем, мусора хватало, валялись вывернутые с корнем деревья, столбы. Посреди дороги застыл остов тяжелой немецкой самоходки. Снаряд попал в бензобак, что и вызвало обильное горение. Пламя уничтожило все, до чего смогло добраться. САУ почернела как обугленная головешка. Улица была широкой, и транспорт легко объезжал подбитое орудие. По улице прокатился открытый легковой автомобиль. В нем сидели мужчины в штатском, вооруженные карабинами. На рукавах красные повязки. Советское командование времени не теряло, работало с коммунистическим подпольем. Власть на местах, наряду с военной, уже назначалась, в том числе и народная милиция. У госпиталя Святого Корнелиуса стояла немецкая санитарная машина со спущенными колесами. На крыльце женщины в медицинских халатах вели бурную перепалку. У худой как палка особы в шапочке медсестры весь перед халата был забрызган кровью. Здание было небольшое, тянулось вдоль улицы, имело два этажа. Крыльцо обрамляли скульптурные ангелы со скорбными мордашками. Фасад венчала еще одна библейская личность, бородатая, в развевающемся одеянии. Очевидно, это и был тот самый святой, имя которого и носило это лечебное учреждение. Останавливаться здесь намерений у майора не было. До нужного здания оставалось полквартала. – А госпиталь вроде работает, – сказал Брагин. – Да, он должен работать, – отозвался Горан. – По нашим сведениям, в него свозили раненых солдат генерала Буняченко. Их было около сотни. Дивизия понесла серьезные потери. Войска уходили в спешке, раненых оставили в госпитале на попечение местного персонала. – Неужели их тут лечат? – спросил Влад и хмыкнул. – Конечно, – ответила Ханна. – Они такие же люди, как и все остальные, их нужно лечить. Проблема в том, что в наших больницах катастрофическая ситуация с лекарствами, не хватает медиков. Они уже проехали госпиталь, когда за спиной раздался гудок автомобильного клаксона. Полуторка с солдатами свернула к крыльцу, втерлась между ангелочками. Медсестры попятились, сделали испуганные лица и растворились в здании. Из кабины выбрался приземистый офицер в звании лейтенанта, хрипло прокричал команду. С кузова слетело отделение автоматчиков в пилотках и фуфайках. На крыльце остались двое, остальные побежали в здание. Там простучала автоматная очередь, завизжали женщины. – Зачем они это делают? – выкрикнула Ханна. – Разве так можно? Стрельба усилилась, разлетелось стекло. – Кончают уродов, – пробормотал Филимонов. Расстрелы власовцев становились привычным делом. Советских воинов можно было понять. Командование этому не препятствовало. Но расстрел беспомощных раненых – это уже чересчур! Спустить такое – самого себя не уважать! – Зацепин, разворачивай! Подъезжай к госпиталю! – Сострадательные мы, да, товарищ майор? – Марецкий отвел глаза. – Ну конечно, в нас же это издревле заложено. – Дурак ты, старлей! Вот на хрена, скажи, путать божий дар с яичницей? Зацепин послушно выполнил команду, развернул машину и подлетел к крыльцу. Майор на мгновение пересекся взглядом с Ханной. В ее глазах мелькнуло что-то уважительное. Милош отвел глаза, начал вздыхать. В здании трещали автоматы, голосили женщины. Напряглись автоматчики на входе, на всякий случай встали по стойке «смирно», когда перед ними вырос незнакомый майор. Он достал удостоверение и держал его открытым ровно столько, чтобы они поняли, с кем имеют дело. – Что происходит? – Так это самое, товарищ майор… – промямлил прыщавый ефрейтор. – Там сволочи в больнице, власовская банда. У лейтенанта Гомулова есть приказ командира полка – кончить всех предателей без суда и следствия. – А голова у вашего лейтенанта есть? Отойди, боец, а то я тебя сам отшвырну. Прекратить! – разнесся по коридору свирепый вопль. – Отставить немедленно! Контрразведка СМЕРШ! Старший, ко мне! Лекарств и персонала здесь действительно не хватало. В коридоре с высоким потолком царил убийственный запах гноящихся ран. Двери в палаты были распахнуты. Мест там не хватало, койки стояли и в коридоре. Некоторых раненых власовцев автоматчики уже расстреляли. Кровь проступала через бинты, и нельзя было понять, свежая ли она. Дальше по коридору стонали люди. Одного несчастного красноармеец вытряхнул из кровати, прежде чем застрелить. Размотались бинты, мужчина полз по полу, держась за живот. Перед глазами Влада мелькали бледные лица медсестер и санитарок. Показался хромой пожилой мужчина в медицинском халате. Хоть персонал не постреляли эти кретины! Окрик подействовал, стрельба оборвалась. Сотрудники мялись у Брагина за спиной. Собственного мнения о происходящем они не имели или берегли его на крайний случай. Проблема деликатная. Все ли позволено русскому солдату, имеющему право на месть? Автоматчики застыли. На их лицах читались досада и раздражение. Пристрелить они успели немногих. Раненые в большинстве были не ходячие, прикованные к кроватям. Многие без сознания, другие – в полузабытьи. Они не понимали, что тут происходит. Брагин заглянул в ближайшую палату. Посреди помещения застыли два бойца, опустили автоматы, обнаружив на пороге целого майора. Стена была забрызгана кровью. У окна стояла медсестра с прижатыми к губам ладонями. Она тряслась от страха. – Пошли вон! – заявил Брагин и поморщился. Автоматчики вышли из палаты. Двух или трех власовцев они, похоже, пристрелили. Остальные шевелились, стонали. Грузно поднялся и сел на кровати мужчина в рваной пижаме с забинтованной головой. Он сжал ладонями виски, стал раскачиваться. В палату вкатился хромой врач, стал наезжать, изливать поток слов. Он вспотел, через слово покашливал. Ханна, стоявшая сзади, стала переводить, но Брагин отмахнулся. Мол, и так все ясно. – Марецкий, убери этого мужика, только без грубостей. Пожилого доктора сменил взволнованный лейтенант Красной армии. Он вошел в палату, небрежно отдал честь и как-то сморщился, обнаружив перед глазами удостоверение. – Старший лейтенант Гомулов, товарищ майор. Вторая рота отдельного девяносто шестого полка НКВД по охране тыла действующей армии. – Кто отдал приказ расстреливать раненых? – Так, товарищ майор, это же предатели… – Гомулов замялся. Судя по его лицу, он не вполне понимал, с чем связан приказ прекратить экзекуцию. Думаете, они наших раненых не стали бы расстреливать? Это же фашистские прихлебатели, туда им и дорога. – Кто конкретно отдал приказ ликвидировать пациентов госпиталя? – Не было такого приказа, товарищ майор. – Гомулов побледнел. – Нам сообщили, что по данному адресу находятся изменники советского государства, и мы выдвинулись, чтобы их нейтрализовать. Я не понимаю, товарищ майор!.. В городе проводится операция по выявлению и ликвидации вооруженных групп противника и их прихвостней.