– Если они думают, что счастливы, – перебил его Киреев. – Вы заканчивайте свою лекцию, профессор. Слышал я это уже. Те, кто открыл деление урана, вплоть до Манхэттенского проекта думали, что несут миру благо, а закончилось все Хиросимой и Нагасаки. Впрочем, – Евгений оглянулся на Машину, – ее все равно рано или поздно бы запустили, так пусть уж за это заплатят нам, а не кому-то другому. – Только о деньгах и думаете! – возмущенно фыркнул Анатолий Иванович, не замечая, как с губ срываются капельки слюны. – Ну, не о славе же мне думать, просидев год в подземелье, под охраной, и собирая аппарат для промывания мозгов? – резонно возразил Киреев. – Кстати, профессор, если на этот раз все пройдет по плану, мне придется забивать вашу писанину в рабочий файл. Вы уж приведите ее в порядок. Киреев укоризненно покосился на беспорядочную гору бумаги, по-прежнему заваливавшую лабораторный стол. – Конечно, я это сделаю, Женя, – раздраженно отмахнулся Ярковский, – но сейчас меня больше волнует, где наш испытуемый? Уже пять минут десятого! Замок на входной двери щелкнул как раз тогда, когда профессор закончил говорить. В аппаратную вошел один из двух ассистентов, которые скорее выполняли роль подсобных рабочих и уборщиков, нежели действительно принимали деятельное участие в проекте. Широкоплечего, широколицего брюнета звали Трофим. Ясноглазый улыбчивый хитрован был родом из-под Кишинева. Он, как и остальные, жил тут же, при заводе, разве что денег получал побольше, чем гастарбайтеры с Востока, и условия жизни у них с другим ассистентом были получше. – Добренький вечерочек! – нараспев поздоровался Трофим, льстиво улыбаясь профессору. – Что будем работать? – Ничего не работать. Сюда иди! Киреев Трофима недолюбливал. Открыв дверь в лабораторию кнопкой с панели управления, он поднялся. Профессор спешно натягивал халат, путаясь трясущимися руками в рукавах. Спустя десять минут довольный и гордый собой – приобщился к науке – Трофим восседал в кресле. Его обнаженный дебелый торс был облеплен датчиками, а над головой нависала воронкообразная стальная паутина раструба. – Сиди не дергайся! – строго приказал Киреев, выходя из лаборатории. – Сейчас связь проверим, отвечай четко, понял? – Чего непонятного? – обиделся Трофим. – Сделаю, как велено. За участие в эксперименте было обещано серьезное вознаграждение, и он едва не подрался с украинцем Лысько за право в нем участвовать. Дверь заблокировалась с тихим шипением, и динамик выдал голосом профессора: – Вам удобно, Трофим? – Да, – отозвался тот, думая, какой же все-таки обходительный человек этот профессор, не то что прощелыга Женька. – Ну, начали, – тихо произнес Ярковский, напряженно глядя на Трофима. Пальцы Киреева быстро застучали по панели, он поворачивал крохотные рычажки, нажимал кнопки. Ожили все три экрана над пультом, мигнуло освещение. Единственным минусом Машины была энергоемкость, именно поэтому эксперимент решено было проводить вечером, когда не задействованы основные мощности завода. За стеклом Трофим вздрогнул и покосился на цилиндрический бок аппарата, Машина издавала гул. – Включай запись, – скомандовал профессор. – Запись пошла, – отозвался Киреев. На мониторах заметались диаграммы, поползли колонки цифр. – Мощность? – Пять процентов. Фаза номер один. – Трофим, вы меня слышите? – профессор наклонился к микрофону, который крепился к панели управления на изогнутой ножке. – Слышу вас, профессор, – улыбаясь во весь рот, ответил молдаванин. – Отлично. Что вы чувствуете? – Тепло тут у вас… Первая фаза касалась простейшей сенсорики – тепло, холод. – А сейчас? – У-у, – взвыл Трофим, ежась. – Кондиционер барахлит, что ли? – Давай вторую! – подстегнул Евгения профессор. – Мощность пятнадцать процентов, вторая фаза. Трофим закрыл глаза, голова свесилась на грудь. Сон. – Не выходи из второй, давай пятую! – А не резко мы? – усомнился Киреев, но ему и самому хотелось дать Машине полную мощность. Было ясно – они смогли, у них получилось! Гул возрос так, что его стало слышно даже в аппаратной, мелко завибрировало стекло перед пультом управления. – Дал запись команды быстрого бега, – пересохшими от волнения губами произнес Киреев. Трофим часто дышал, грудь ходила вверх-вниз, колыхалось необъятное пивное брюхо. На экране скакали показания сердечного ритма. – Хватит, смотри на кардиограф! – Что даем? – Расслабление. Киреев переключил канал, но сердечный ритм Трофима не унимался, зубцы на экране судорожно подскакивали, рисуя островерхую горную цепь. – Что-то не идет, может, мощности не хватает? – Сколько? – Семьдесят процентов. – Добавь, нам еще программы менять… Киреев толкнул вверх красный полозок указательным пальцем правой руки, и это было последним сознательным действием в его жизни. Взрыв сотряс лабораторию, вынес бронированные стекла смотрового окна и дверь, огненным шаром прокатился по аппаратной, выжигая все и всех, а потом, как в кино на обратной перемотке, огненный вихрь уменьшился, втянулся сам в себя, схлопнулся в точку над тем местом, где секунду назад стояла Машина, и исчез. Глава 2 Звонок Светланы застал Дежина выходящим из прокуратуры. Вспотевший и злой после общения с прокурорскими, он непроизвольно рявкнул в трубку: «Да!» – и зажмурился, мысленно чертыхнувшись. Светлану его проблемы не касались никаким боком. – Да, Света, слушаю, – повторил уже мягче. – Максим, – голос девушки дрожал, – мы можем сегодня увидеться? Дежин взглянул на часы. Половина восьмого. Он собирался встретиться со Славиком, но это вполне могло подождать до завтра. – Можем, где ты? – Я дома. Приезжай, пожалуйста! С ней было что-то не так. Дрожащий голос, умоляющий тон… – Уже еду! – ковыряясь ключом в замке дверцы машины (проклятый пульт снова сожрал батарейку), обнадежил Максим. Быстро добраться не получалось, пришлось продираться по вечерним пробкам – центр города привычно стоял в направлении спальных районов. Дежин был уже недалеко, когда Светлана позвонила снова. – Пять минут! – выпалил он, подрезая еле плетущуюся «Газель». – Нет! Не приезжай! Не надо!.. – В сдавленном голосе звучали слезы. – Пожалуйста, нет! В трубке резко запиликал сигнал сбоя. Абонент превратился во временно недоступного. – Да твою же дивизию! – громко высказал негодование Дежин, и не думая разворачиваться.