— Что? — не сразу понял Глеб. — Я говорю, значит, спецагентом был Рыжик. И они его убрали. Как хотели. Сразу насмерть, — тяжело вздохнул Миха. Глеб не стал напоминать ему, что взорвался Рыжик на его, Глеба, машине. Получалось, его все-таки вычислили. И решили не брать живьем. Но насчет этого бабушка надвое сказала. Главное же, что теперь у него есть повод задержаться в Нижнем еще минимум на двое суток. Следствие, а может, и похороны… Если решат не везти тело в Москву. Глава 17 Копая летом на пепелище, которое осталось от их огорода, картошку, Лена Васнецова с завистью поглядывала на единственный уцелевший в деревне дом соседей Голубковых. У них и огород почти не пострадал. Огонь, переползая с огорода на огород, перекидываясь с дома на дом, обошел усадьбу Голубковых стороной. Сам хозяин, единственный в их селе непьющий мужчина, с гордостью рассказывал всем желающим послушать и даже по телевидению, что все дело в его аккуратности. Мол, он, в отличие от односельчан, каждый день поливал свой огород и даже картошку на поле. Вот мокрая ботва и защитила его усадьбу от огня. Но у Лены Васнецовой, шестнадцатилетней веснушчатой и голубоглазой упрямой девчонки с торчащими в разные стороны дерзкими хвостиками, была своя теория. Она считала, что нестерпимая летняя жара и пожары — это кара небесная им всем за грехи. Виданное ли дело, каждый день отец ее пьет спиртное, кричит, буянит, а они с мамкой и воду носят, и за огородом смотрят, и за домом. А отец перебивается временными заработками и, вместо того чтобы им помочь, только матерится. Да у них почти все в деревне матерятся. Сколько раз, начиная полоть, то одна, то другая из соседок кричала на всю улицу: «Чтоб оно все сгорело!» Вот оно и сгорело. А вот Голубковы иначе живут. И он сам, и жена, и двое их сыновей дружно работают, дружно в лес ходят. И никогда ни одного слова матерного от них не услышишь. Поэтому и обошел их огонь. Лена как-то фильм по телевизору видела. Сильно он ее впечатлил. Там показывали, что даже вода реагирует на добрые и грубые слова. Если хвалить ее, воду, то она образует гармоничные, красивые узоры. А если кричать, оскорблять — то уродливые. И музыка, песни красивые узоры гармоничными делают, а крики — разрушают. Микроволновки, мобильники, рок-музыка тоже разрушают воду и красивые узоры. Не было у них в деревне ни микроволновок, ни мобильников, зато матерились с утра до ночи. Вот и накликали беду. Человек же на все семьдесят, а то и больше процентов состоит из воды. Скукоживает, крутит его от грубости. А еще Лена Васнецова верила в то, что если даже на зло отвечать добром, то можно, как солнце весной растапливает снег, растопить все зло вокруг себя. А вот если на зло злом, матерным словом ответить, то открываешь доступ несчастьям. Когда Лена высказала эти свои мысли матери, та только прижала ее головку к своей груди и сказала: — Ах ты юная моя баушка! Это Лена, когда была маленькой, называла свою бабушку баушкой. И бабушка Лена в честь которой ее назвали, обязательно бы ее поняла. А вот ни мама, ни подружки, ни даже священник, к которому она на исповедь в Нижний Новгород ездила, Лену не поняли. Но, как теперь была полностью уверена Лена Васнецова, есть Бог на свете и есть высшая справедливость. Когда она копала мелкую, но уже испеченную и даже кое-где обуглившуюся картошку, прямо как в песне прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете. Вертолет был действительно голубым. А волшебником оказался депутат из Москвы, очень богатый человек господин Трофимов. Когда вертолет, покружив над их бывшей деревней, приземлился в не больно-то после пожара чистом поле, господин Трофимов как был — в белой тенниске, белых брюках и легких белых туфлях — спрыгнул в пыль и направился прямо к Лене. Господин Трофимов был высок, широк в плечах и, главное, открыт и улыбчив. Лена терпеть не могла нудных и ворчливых людей. — Здравствуйте, девушка! — поздоровался он и спросил: — А где остальные жители деревни? — Так в городе, в школе нам место выделили. А я сюда картошку выкопать приехала, — едва преодолевая волнение, пробормотала Лена. — И много накопала? — Да вот, ведро. Жалко же, если пропадет. Раз выросла, нужно выкопать, — вздохнула Лена. — А почему вот соседа вашего дом не сгорел, а все остальные сгорели? — спросил Трофимов. Лена хотела сразу поделиться с гостем своей теорией насчет добрых дел и ласковых слов, но сдержалась и, пожав плечами, сказала: — А кто его знает! Сам он утверждает, что это потому, что картошку поливал. — Картошку поливал? — не понял Трофимов. — Ну да, — кивнула Лена. — Он и теперь по два раза в день ее поливает. Видите, какая сочная ботва. И огонь останавливает. — Да, — согласился Трофимов, — действительно ботва зеленая. После этого он оглянулся и спросил: — А адрес, где ваши все живут, ты можешь подсказать? В какой школе? — Я только показать могу, — сказала Лена. И вместе с Трофимовым на том самом голубом вертолете они полетели в Нижний. А там, приземлившись на стадионе, направились в ту саму школу, где временно поселилась вся их деревня. Жара стояла жуткая. От пыли и запаха гари, который постоянно висел в воздухе, душил кашель. Сначала они окна в классах, где их поселили, открывали, но потом поняли, что так еще хуже. Хорошо хоть, что рядом река текла. Люди сначала попритихли, потом опять начали пить и буянить. А поскольку места в школе было немного и все жили едва ли не один у одного на голове, то по вечерам и утрам гвалт и крик стояли страшные. Но явление человека в белом костюме и белых туфлях, да еще вместе с Леной Васнецовой, которую все считали девицей не от мира сего, поскольку она едва ли не единственная в деревне не материлась и не пила, — так вот их явление под вечер на школьном дворе было воспринято как чудо. Человек в белом поставил на пол ведро с картошкой, которое помогал нести Лене, и представился: — Я депутат Госдумы Трофимов, прилетел к вам из Москвы. Я беру шефство над вашей деревней. — Это как? — спросила одна из женщин. — Да как-как, как пионеры над бабушками, — отозвался отец Лены, Леник Васнецов, который, как всегда под вечер, был навеселе. — Видишь, Ленке уже ведра подносит. — Да нет, раз он депутат, значит, у него, кроме рук еще кое-что имеется! — выкрикнула языкастая Клавка. — Ой, ну не смущайте мужика! Их и так у нас кот наплакал! — крикнула другая женщина постарше. — Да он, может, еще и не мужик! Может, он еще девственник! — никак не могла уняться Клавка. — Перестаньте! Не позорьтесь! — остановила их Лена Васнецова, которая в вертолете уже успела узнать о том, чем может их прилетевший человек осчастливить. — Господин Трофимов предлагает нам деревню нашу отстроить, — совсем по-взрослому проговорила Лена. — На какие шиши?! — выкрикнул Васнецов. — На мои собственные шиши, — ответил господин Трофимов, чем поверг всех присутствующих в изрядное замешательство. И дальше все пошло как по маслу! Люди без всяких пререканий приняли условия господина Трофимова, который предложил им перебраться из их глуши во вполне комфортабельные домики, которые он хочет отстроить чуть правее от дороги, ближе к Болдино. — Там леса! И озеро! — тут же вспомнил кто-то. — Я мог бы и на месте пепелища отстроить вам дома, но потребуется гораздо больше времени и средств. Расчисткой придется заниматься. А когда жара спадет — неизвестно. Давайте отложим это на следующие весну и лето. Тогда тот, кто захочет, вернется в деревню, а кто не захочет возвращаться, останется жить в новом поселке. Там будет и вода, и канализация, и котлы отопления в каждом доме. — Так а строить, милок, ты сколько их будешь? Год, два, тридцать два? — уточнил кто-то из мужчин. — Думаю, к осени, к холодам, дома будут готовы. — Ну, в это слабо верится. Однако начинай! — махнул рукой Васнецов и хлебнул прямо из горла водки, за что тут же получил от жены затрещину. А Лена Васнецова очень хотела, чтобы планы господина Трофимова осуществились. Она каждую неделю ходила в храм и ставила свечку у иконы Казанской Божьей Матери, постилась и, главное, верила, как никто, верила в то, что к холодам они смогут переехать в новый дом. И Бог услышал ее молитвы! К холодам все, кто не переселился в город или к родственникам в другие деревни, мог справить новоселье в новеньких небольших, но уютных домиках. На новоселье приезжали сам губернатор Глухов и мэр Нижнего Новгорода Радов. Они передали деньги, выделенные из федерального и муниципального бюджетов на приобретение мебели и одежды. Хотя по правде, одежды и обуви, не говоря уже о продуктах, у которых вот-вот должен был выйти срок годности, было завались. Их в виде гуманитарной помощи присылали не только из разных городов, но даже из разных стран. В школе под гуманитарку выделили целый класс. И не только погорельцы, но и жители окрестных домов, учителя и ученики этой школы — все приходили, чтобы выбрать себе что-нибудь по вкусу или по росту. Одежду новую, с ярлычками, примеряли, крутились перед зеркалами, а ношеную паковали в пакеты для того, чтобы подрать на тряпки. И все равно к началу учебного года весь класс был завален одеждой, игрушками, продуктами и медикаментами. Почти полтора месяца школьники учились в три смены на первом и втором этаже, а погорельцы жили на третьем. Но как только пришла им пора переезжать, кто-то из администрации школы дал команду вынести и выбросить всю оставшуюся гуманитарку на ближайшую свалку. Сделали это ночью, когда все спали. Лене Васнецовой, которая тут же побежала туда, чтобы найти для нового дома шторы и скатерти, особенно жалко было огромного бурого медведя, которого прислал для погорельцев какой-то московский мальчик Миша. Аккуратными печатными буквами он подписал: «Пусть мой любимый мишка принесет кому-то счастье». Когда они жили в школе, этого мишку просто некуда было забрать, а теперь на помойке его тут же изодрали кошки или собаки. Но Лена все равно забрала его с собой и, как ни смеялся над ней отец и как ни вздыхала мама, заштопала все дырки и даже сшила для него тоже из гуманитарки ярко-синий комбинезон. Позже, когда они все уже переселились в свои дома, к ним приходила какая-то строгая дама и расспрашивала, куда делась гуманитарка. Кого-то даже, как поняла Лена, судили за нерациональное использование помощи. Но это была уже совсем другая история. Но ведь главное, что сбылись планы и мечты волшебника из голубого вертолета — господина Трофимова. И Центральное телевидение несколько раз показало репортаж об этом грандиозном событии. Правда, через пару дней в той же передаче показали еще один отстроенный для погорельцев поселок, построенный на средства тоже московского богатея, Исмаилова. Но Лене тот поселок понравился значительно меньше, чем их. Она даже собралась написать письмо с благодарностью в какую-нибудь центральную газету, но пока что никак не могла решить, лучше написать его от своего имени или от имени всех жителей их обновленной, точнее, заново отстроенной деревни. Благодаря помощи государства и простых людей у них теперь было все, что нужно для жизни: мебель, посуда, плита, холодильник и даже микроволновка. Но отец, побродив по дому и не обнаружив крупных недоделок, заявил: — Буду рыть погреб. — Мы, может, в следующем году к себе в деревню вернемся. Нам же Трофимов обещал, что и те наши дома будут отстроены, — пыталась унять его мать. — А мне и тут неплохо! — заявил Васнецов. — Папа, ты посмотри, как аккуратно пол положен, — возмутилась Лена, — зачем же портить! У нас же есть прекрасный холодильник. — В холодильник бочку с квасом не поставишь, — проворчал отец и принялся отдирать доски, а потом копать яму. Лена чуть не плакала. Ей было невыносимо стыдно за отца. Ведь вот-вот обещал приехать господин Трофимов, и, если он увидит, что новехонький, еще пахнущий краской пол жестоко взломан, ему будет не очень-то приятно.