ГЛАВА ПЕРВАЯ Серьезная неисправность Грейт Фоллс. Монтана.5 декабря 2024 года. Генри перегнулся через деревянную стойку бара и взял бутылку крафтового пива. Из одного угла доносилась музыка кантри, а из другого трое военных летчиков заказали ещё три рюмки текилы. Помещение тонуло в темноте и дымке, а в воздухе стоял запах гнили. Снаружи гудел ветер, а снежная буря накрыла, казалось, всю Монтану. Бумаги о разводе под курткой казались тяжелыми и горячими. Наверное, он должен был это предвидеть, но он ничего не замечал и теперь чувствовал себя преданным и опустошенным. На бумагах стояла дата трехнедельной давности, но он получил их только сейчас, потому что требовалось много времени, чтобы добраться сюда. Он трижды прочитал бумаги, с трудом понимая написанное, пока слова проникали в его сознание. Его жена требовала полной опеки над Тейлор, разрешая ему лишь короткие визиты с дочерью. Изложенные сухим канцелярским языком жалобы на оскорбления и последствия посттравматического синдрома говорили о непримиримых расхождениях. «Что со мной не так? Что-то пошло не так, где-то я дал осечку. И, возможно, не одну». Тьма поглощала Генри, нечто чужое и неизвестно заполняло его, когда он осознал, что впервые столкнулся с суровой правдой жизни, что потерял любовь всей жизни. Он не был уверен, как долго эта тьма там пряталась, каждый день подтачивая его душу. Наверное, годы. Она пожирала его, а он не желал это признать. Разрушала его, пока он сражался за страну, подло и жестоко отравляла его. — Эй, солдат! — крикнул один из пилотов. — Выпей за нас! — Нет, спасибо, братан — ответил Генри. — Выпей. Мы празднуем. — Нет — повторил Генри. Ему хотелось побыть одному и подумать. Была ли возможность вернуть Сюзанну? Насколько далеко всё зашло? Должно же быть хоть что-нибудь. Он мог измениться. Мог уйти из «Волков». Жить в Ки-Уэст вместе с Тейлор и Сюзанной, оставить форму пылиться в шкафу. Уничтожить свою тьму ярким светом. Он любил её с той страстью, что, порой, его удивляла и, несмотря на все различия между ними, она тоже его любила. Она отказалась от него, и он должен был понять почему. Он подозревал, что ей нужно было снова обрести веру. И он должен был дать ей для этого основание. Пилоты прошли через зал и уселись рядом с ним. — Эй, южанин — сказал один из них. — Что думаешь об отделении? Генри стиснул зубы. Об этом говорили все вокруг. — Предпочитаю об этом не говорить, парни. Думаю о своем. — Готов спорить, это не так. — Ты перепил — сказал ему Генри. Он встал, бросил на стойку двадцатку и собрался уходить. — Да какая разница? — самый старший пилот подошел к нему вплотную, его глаза налились кровью и гневом. — Ты, типа, левачок? За этих фашистов? Пилот толкнул его плечом. Генри Уилкинс не любил начинать драк, но несколько он уже закончил. Он попытался обойти пилотов. Самый молодой поднялся, чтобы ударить. Что ж, пусть так. Генри ударил его в горло, а старшему вмазал локтем в лицо. Третий попытался достать голову Генри бутылкой «Будвайзера». Генри увернулся, бутылка разбилась о стойку. Осколок стекла попал ему в глаз, он отшатнулся. Казалось, в лицо попала горящая искра. — Вот теперь тебе конец — сказал пилот, бросаясь в атаку. Генри присел и ударил в промежность. Пилот согнулся от боли и вскрикнул, когда Генри стукнул ему ладонями по ушам. Пилоты, издавая стоны и хрипы, остались валяться на полу, а Генри вышел из бара. Шериф встретил его, когда он шел по улице. Должно быть, бармен вызвал его ещё до того, как началась драка. Может, даже он знал тех парней. * * * Генри Уилкинс открыл правый глаз, когда услышал, как ключи стучат по металлической решетке камеры. Левый глаз опух и заплыл. Спина ныла от ночи проведенной на стальной плите. «Ого!» Снаружи возвышался полковник Брегг, хмурый и уставший, будто после боя. Рядом с ним стоял пухлый краснолицый шериф. Генри подскочил и, прежде, чем отдать воинское приветствие, покачнулся и оперся о ближайшую стену. — Сэр — голос Генри был хриплым. — В чем твоя неисправность? — прорычал полковник. Он не кричал. Не в его стиле. Он стоял совершенно спокойно и уверенно. — Сэр, прошу прощения, я знаю, я… — Ты извиняешься? Просишь прощения? Шериф отодвинул в сторону тюремную дверь. Генри остался стоять, ощущая на себе разочарование, гнев и отвращение, исходившие от полковника. — Он ваш — сказал шериф полковнику. Они оба развернулись на каблуках. Генри прошел за полковником по коридору, через фойе и на улицу. Ветер хлестал по лицу снежными хлопьями, но это было ничто по сравнению с тем, что ему предстояло пережить. На парковке их ждал Форд «Краун Виктория» цвета морской волны, за рулем сидел водитель в форме. Полковник сел на переднее сидение, а Генри уселся сзади. Полковник повернулся и злобно посмотрел на Генри. — Именно сейчас, когда в стране творится такое, ты решил ввязаться в пьяную драку? Мне плевать, что рядом не было никого из твоей команды, и ты это знаешь. — Сэр… — Заткнись, Уилкинс. Строго говоря, я в тебе очень разочарован. Последнее, что нужно этому подразделению, это привлечение к себе внимания. Если бы мне не был нужен каждый человек, я бы тебя раздавил. И всё ещё могу. — Да, сэр. — Мне плевать, что там у тебя в личной жизни. Ты — элита. И действуй соответственно. — Есть, сэр. — Ты останешься на базе до дальнейших распоряжений — в голосе звучала едва сдерживаемая ярость. — Есть, сэр — согласился Генри. Он соглашался, потому что это было справедливо. Машина ехала по серым улицам, колеса шуршали по сырой дороге. Голова Генри стучала в ритме работающих дворников машины, в то время как ветер за окном крутил белые блестки в утреннем свете. Перед ними возникли ворота авиабазы Мальмстрём. Шесть утра. Генри сидел в кутузке с полуночи. Генри пытался объяснить, что это были не извинения, а объяснения, и что это не одно и то же. В конце концов, были причины. Он хотел сказать полковнику Бреггу, что Сюзанна утром прислала ему документы о разводе, что хотела забрать ребенка. Сказать, что последняя операция прошла не совсем, как надо. Что он устал получать приказы от кабинетных воинов и политиков, которым нравилось убивать людей без причины. Что те пилоты в баре сами нарвались. Что ему больно и не только его брак стал причиной этой боли. Пока Генри искал террористов от Кабула до Рио и Шайенна, Сюзанна жила в Ки-Уэсте, писала любовные романы и грелась на солнышке. Когда он думал об этом, его сердце сжималось от боли, а глаза наливались яростью. Они были женаты 11 лет, и большинство из них прошли счастливо. Они были командой, вдвоем против всего мира. Она пережила частые переезды и длительные командировки. Она ждала его на дороге с плакатом «С возвращением!», обнимала его, целовала, и они не вылезали из кровати целыми неделями. Она лежала у него на груди, слушала его байки и шутки, а он перебирал её длинные мягкие волосы. Они обсуждали её книги, строили воздушные замки, планировали отпуск и аренду катера. Она была прекрасна, а он был спокоен. Она радовалась за него, когда он ушел из 75-го и присоединился к «Волчьей стае». Когда она решила переехать в Ки Уэст, чтобы быть поближе к отцу, он согласился, хоть это и значило, что большую часть времени он теперь будет проводить в одиночестве в небольшой квартирке в Теннеси. Когда родилась Тейлор, Генри был одновременно напуган и счастлив, а в Сюзанне, что-то переменилось. В её глазах начала читаться обида, в её лексиконе всё чаще стали появляться слова, вроде «несовместимый», а когда он возвращался из командировок, дом всё чаще встречал его темнотой. Они спорили из-за политики, из-за денег. Когда у них не было денег, им они были не нужны. Теперь она зарабатывала шестизначные суммы и они стали проблемой. Генри понял, что пока они спорили из-за денег, главной проблемой была его работа. Деньги были лишь поводом для ругани, а главная причина оставалась нетронутой. Он планировал уйти из «стаи», заниматься организацией дайвинга и рыбалки вместе со старым другом Бартом, но, когда страна стала скатываться в пропасть, он не мог позволить себе уйти. Он чувствовал, что может принести пользу. Он любил свою страну, и он любил своих однополчан. Террористические атаки внутри страны, банды, убитые дети заставляли его просыпаться по ночам. Он не мог уйти. Он был солдатом. Теперь же он молил об этом. Последний раз он видел Сюзанну в октябре, уже тогда в её глазах стояла решимость. — У тебя роман? — спросил он. Они сидели на пирсе в Ки Уэсте, смотрели на закат, пили «маргариту». Какой-то ансамбль издевался над песней Джимми Баффета[1], а в воздухе пахло ракушками и кокосовым маслом. Она была в сарафане, её кожа загорела. Она знала, что он ненавидит толпы туристов, но давала понять, что готова к встрече. Он переспросил: — Ну и? — Не позорься — ответила она. — Ну, что-то же есть. — Я думаю о туре в поддержку книги. — Серьезно? — Вполне. Пошли танцевать.