— Я спрашиваю себя, почему сосед берет на себя труд доставить тебе почту лично в руки, если не для того, чтобы обменяться парой слов. — Ему это дает возможность повидаться с другими людьми. Весь день сидеть взаперти с сыном и невесткой… — Мне скорее хочется посочувствовать им, чем ему! Несмотря на то что Ле Бри продолжал работать, бразды правления он передал сыну: пятнадцать гектаров поля под зерновые, деятельность по агротуризму, два жилых дома. Сосед представлял собой тип земледельца, стоящего во главе небольшого владения, в котором согласно раз и навсегда заведенному порядку сила природы и труд могут поддерживать жизнь еще добрых двадцать лет. «Мужлан», как сказала бы Матильда. Работайте, надрывайтесь… Ни за что на свете ни его сын, ни он сам не продали бы свой участок земли, чтобы спокойно наслаждаться жизнью. Приблизившись к Матильде, которая ставила на стол салат и цыпленка в ароматическом уксусе, Франсуа крепко обнял ее за талию и бросил взгляд поверх плеча. — Выглядит просто прекрасно. — Спасибо. Ему хотелось бы постоять так еще хотя бы мгновение, но Матильда похлопала его по предплечью, чтобы освободиться из объятий. Франсуа не стал упорствовать и направился к столу. Он уставился в тарелку, но понял, что не в состоянии думать о чем-то, кроме электронного письма, которое получил несколькими минутами раньше. Проще всего было бы перенести разговор на потом — сколько раз за последнее время он именно так и поступал просто потому, что не хватило смелости? — и спрятаться за ничего не значащей болтовней. — У тебя есть какие-нибудь послания на компьютере? — поинтересовался он фальшиво равнодушным тоном. Эти слова вылетели у него изо рта помимо воли, почти бессознательно. Матильда подняла на него безразличный взгляд, в котором не было ни малейшего удивления или подозрительности. Она даже не прервала своего занятия. — Нет. Это было короткое «нет», произнесенное едва различимым шепотом. — Почему ты об этом спрашиваешь? Франсуа ощутил неясное чувство стыда. Он тотчас же пожалел, что заговорил об этом за столом. — Да так, ничего… Все эти рекламные письма… Он не знал, как закончить фразу. — Надеюсь, ты голоден? — спросила она с лукавым видом. Не добавив больше ни слова, Франсуа покачал головой. Непроизвольным движением он расстелил салфетку у себя на коленях. Во время еды ему следует хранить молчание. На следующий день снова моросило, и Франсуа не мог выкинуть из головы пословицу Ле Бри. Через каких-то несколько часов… Дорога была скользкой, видимость ухудшилась, поэтому в городе он направился прямо к паркингу возле почты. Когда он вышел из машины, на него буквально обрушился сильный дождь. Взяв костыль, Франсуа захотел прибавить шагу, но в ноге проснулась ужасная боль. Внутри воздух был влажным, в нем витали запахи мокрой одежды. Открытым оказалось только единственное окошечко. Около двадцати минут Франсуа простоял в очереди, ругая полчища пенсионеров, которые, как и он, решили подойти к часу открытия, чтобы наклеить марки на письма, отправить посылки или забрать почтовые переводы. О, какими трогательными казались их экономные движения, замедленные почти до карикатурного состояния, смехотворные попытки занять сразу несколько мест в очереди, ненужные вопросы, чтобы затянуть разговор, который служащий в окошечке напрасно пытался закруглить! С тех пор как он некоторым образом стал частью их мира, в то же время не обращая на них особого внимания, Франсуа наблюдал за ними со смесью грусти и опасения, пробуя убедить себя, что он не такой, как они, отказываясь признавать, что нечто подобное скоро предстанет перед ним в зеркале. Конечно, ему всего лишь 58, и университетская карьера далеко не закончена. Если бы он захотел, смог бы еще десяток лет оставаться в «лоне alma mater», как он с иронией говорил это сам себе. Но — на этот счет медики не питали никаких иллюзий — его раны окончательно не зажили, и он никогда больше не будет прежним. Среди выдающихся собратьев он знал массу тех, кто, даже выйдя на пенсию, продолжал толкаться в университетских коридорах, курсируя из кабинета в кабинет и стараясь быть в каждой бочке затычкой. Потрясая прошлыми заслугами, они выпрашивали себе направление на семинар или место в комиссии по защите диссертации. Чаще всего такие люди раздражали его, одновременно вызывая жалость, к которой примешивалось некоторое умиление. Они напоминали ему потерпевших кораблекрушение, цепляющихся за спасательную шлюпку, сидящие в которой отказываются принять их на борт. Ему не хотелось бы в конце концов уподобиться им. Известие, что его почта систематически опускается в ящик соседа, вызвало у почтовой служащей лишь раздраженный вздох. Франсуа казалось, что он слышит слова, которые так и не сорвались у нее с языка: «Ну да, подобные вещи иногда случаются! Можно подумать, из-за таких пустяков Земля перестанет вращаться вокруг Солнца». Она записала его адрес и жалобу на листике бумаги, который, как предполагал Франсуа, сразу же, как только за ним закроется дверь, будет отправлен в корзину. Несколькими месяцами раньше он непременно бы настоял, чтобы почтовая служащая по всей форме зарегистрировала его жалобу в соответствующих документах. Но, упав духом, он предпочел отступить. Снаружи дождь уже прекратился. Франсуа сделал несколько покупок, которые Матильда записала ему на бумажке. У него не было никакого желания возвращаться, поэтому Франсуа некоторое время прогуливался возле церкви Сент-Круа, затем прошелся вдоль набережной Бризе. Под туманным небом вода Лейты приняла тоскливый оттенок. Фасады отражались в воде темными пятнами, которые колыхались, стоило на них упасть нескольким каплям. От реки исходил сильный, не поддающийся описанию запах, который буквально лез в ноздри. Взгляд Франсуа скользнул вниз по течению. На него нахлынули воспоминания, безмолвные картины, которые накладывались одна на другую на смутной поверхности воды. Подклеенные холсты и отделанные деревом ступени амфитеатра. Обезумевшие люди, сталкивающиеся между собой в беспорядочном подобии балета. Лица, искаженные страхом, разверстые рты, из которых не вылетает ни единого звука. Его белая рубашка, рука, часы — все вымазано в крови; он не до конца уверен, что эта кровь — его. Франсуа почувствовал, как его ноги задрожали. Уши его наполнил неясный шум. Голова закружилась, и, чтобы не потерять равновесия, Франсуа был вынужден облокотиться на парапет. Затем головокружение прекратилось, будто унесенное водами реки далеко по течению, оставив после себя смутное недомогание, которое он часто испытывал в течение этих последних месяцев. Оно являлось к нему без предупреждения — ощущение пустоты, нехватки чего-то важного. Добрых пять минут он неподвижно стоял, опираясь на перила. Затем, тяжело передвигая ноги, снова направился к автостоянке. Едва он добрался до выезда из города, крупные капли дождя с силой забарабанили по ветровому стеклу. Только что наступило 11 часов, но небо уже начало темнеть. Молодой человек стоял на своем посту в том же месте, что и накануне; на нем был дождевик до колен, чтобы защититься от льющихся с неба потоков воды. Заметив его, Франсуа непроизвольно замедлил движение и прочитал надпись на плакате сквозь покрытое капельками воды стекло: ЧЕЛОВЕК НА ВСЕ ПОСТОЯННАЯ И РАЗОВАЯ РАБОТА… Все это было выведено прописными буквами неловким, почти детским почерком. В первый раз Франсуа случилось читать настолько несуразное объявление. Каким ненормальным надо быть, чтобы предлагать свои услуги вот так: стоя с плакатиком на краю дороги? Франсуа постарался разглядеть его лицо, но оно было частично скрыто темно-синим капюшоном. Однако едва он отвел взгляд, чтобы посмотреть на дорогу перед собой, как машина вдруг затряслась, будто старая телега на выбоинах. В кабине раздался наводящий тревогу звук, Франсуа почувствовал, что «Рено Лагуна» слишком лениво реагирует на педаль акселератора. Сдохла шина… Причина могла быть только в этом. — Только не сейчас. Только не сегодня! Проехав еще с десяток метров, он остановился на обочине посредине небольшого участка утоптанной земли. На его несчастье, дождь хлынул с удвоенной силой. Франсуа включил аварийные огни, поднял воротник пальто и вытащил зонтик, спицы которого застряли под передним пассажирским сиденьем. Не пожелав взять свой костыль, он осторожно обошел вокруг машины под льющимися с неба потоками воды. Так и есть: правое переднее колесо стало настолько плоским, что обод почти касался земли. — Черт! — бросил он, пнув ногой дряблую резину, увязшую в грязи. Метрах в тридцати от него стоял незнакомец и внимательно смотрел на происходящее. Но в то же время он сохранял полную неподвижность, будто часовой на вершине сторожевой башни. Франсуа не стал его долго разглядывать. Он вынул из багажника желтый жилет и треугольный аварийный знак, который поставил на краю дороги, вверх по направлению движения. Затем, почувствовав, что у него промокли ноги, прихрамывая, вернулся в машину и порылся в бардачке, разыскивая брошюру аварийной службы. «Быстрая помощь — 24 часа в сутки 7 дней в неделю». Он взял мобильник, но в то самое мгновение, когда его пальцы уже начали набирать номер, вдруг резко остановился. Причиной оказался внезапный укол гордости — иначе и не скажешь. Конечно, он мог бы сейчас оставаться в тепле, ожидая аварийную службу и не усложняя себе жизнь. Но Франсуа все еще чувствовал унижение, которое пережил на почте. Он еще не настолько беспомощен… по крайней мере, в состоянии самостоятельно поменять колесо. Ругаясь вполголоса, Франсуа положил брошюру на место и снова вышел из машины. Под хлесткими струями дождя он добрых пять минут копошился, стараясь понять, каким образом извлечь запасное колесо. Отвинтить белое кольцо, ослабить пружину, отстегнуть металлический крючок. Как все это сложно… Когда он уже начал терять терпение, колесо наконец отцепилось от удерживающего его троса под багажником и едва не рухнуло в грязь, забрызгав ему брюки. Зажав ручку зонтика под мышкой, Франсуа поместил домкрат в выемку за передним колесом, но боль, которая теперь ощущалась уже и в бедре, помешала ему продолжить свое занятие. — Помощь нужна? Франсуа резко поднял глаза. Он не видел и не слышал, как подошел его собеседник. В дождевике он был похож на любителя дальних прогулок, отправившегося собирать грибы в лесную чащу. Из-под капюшона выглядывало тонкое бледное лицо, гармоничные черты которого нарушал разве что чуть искривленный нос. Конечно, он был молод, но не настолько, как Франсуа недавно подумал. Может быть, 22–23 года. — Вам помочь? — повторил он, указывая длинной рукой на колесо. Застигнутый врасплох, Франсуа в конце концов кивком выразил согласие. Произнеся эти несколько слов, незнакомец вторгся в его жизнь. 2 — …следовало бы включить скорость. Стоя на коленях перед колесом, которое висело в пятнадцати сантиметрах над землей, незнакомец рассматривал его, глядя вверх. — Но только не для того, чтобы повернуть колесо! — воскликнул он, перекрывая шум дождя. Отрицательно покачав головой, Франсуа обогнул машину, чтобы последовать его инструкции. Он предложил молодому человеку свой зонтик, но тот упрямо отказался. Решив, что ожидать в салоне «Лагуны» будет не совсем порядочно, он во время всей операции оставался рядом. После минутного удивления Франсуа, несмотря на свою недоверчивость, не осмелился отклонить предложение. Он был уверен, что незнакомец не спускает с него глаз с тех пор, как он вышел из машины и смешно копошился в грязи, извлекая запасное колесо. Если бы не он…