Солнце светило в окна так ласково, так многообещающе, что она решила – надо влюбиться в кого-нибудь. Это поможет ей выбросить прошлое из головы. Вот окажется она в санатории – молодая, красивая, умная, – и все мужчины падут перед ней ниц… * * * – Почему ты решила ехать со мной? – спросила Лиля. Она сидела за рулем и не отрывала глаз от дороги. – Раиса меня бы замучила, – призналась Надя. – Болтала бы, не замолкая, о Колесове, а у меня и так голова болит. Не спала опять полночи, переводила… С тобой ехать гораздо приятнее. – Да, я тебя понимаю, – кивнула Лиля. – Райка у меня тоже в печенках сидит. Как бы не испортила нам весь отдых… Они выехали за МКАД и теперь мчались по широкому ровному шоссе – мимо мелькали леса и дачные поселки. – Лилька, не перестаю удивляться, какая ты красивая! – с восхищением сказала Надя, любуясь подругой. – У тебя такие глаза… Небесная лазурь! Если бы я не знала тебя сто лет, я бы решила, что ты пользуешься контактными линзами… Лиля польщенно засмеялась. Она и вправду была сегодня особенно хороша, в этом новом платье с рисунком из васильков – квинтэссенция простоты и изящества. «Зинка умрет от зависти», – сказала Лиля себе, когда покупала это платье в одном из центральных универмагов. – Знаешь, к нам, может быть, Зина Трубецкая на денек заедет, – сообщила Лиля, уверенно держа руль. – Ну, не сегодня, не завтра – а так, когда получится… – Зачем? – Я думаю, ей любопытно, как мы будем проводить время, – засмеялась Лиля. – Так оставалась бы с нами подольше… – Подольше она не может – у нее ремонт. Надя хотела спросить – правда ли, что Зина Трубецкая совершенно лысая, но потом решила, что ее вопрос прозвучит глупо. В самом деле, не стоило озвучивать Райкины сплетни! Они ехали долго – солнце уже приближалось к зениту. Наконец за одним из поворотов появился указатель со стрелкой «Хрустальные ключи» – 400 метров». – Ого! – обрадовалась Надя. – Вот и добрались. – И что за ключи у них там такие… – с любопытством и недоверием пробормотала Лиля. – Ладно, будем надеяться, что Кариночка отправила нас в хорошее место. Кариночка – это та знакомая из турагентства… У ворот солидный охранник проверил их фамилии по списку. – Добро пожаловать, дамы, прямо и налево – там машину свою можете оставить… За воротами, на территории санатория, было так хорошо, что Надя запрыгала от радости на сиденье: – Лилька, красотища! Мне тут нравится! – Ты погоди, Надь, мы еще не вникли… На стоянке их ждал приятный сюрприз. Альбина и Рая. Прибыли немного раньше… – Девчонки! – завизжала Рая, едва не бросаясь под колеса Лилиной машины. – Приехали-и! – Райка, сумасшедшая… – вовремя перехватила ее Альбина. Поцелуи, охи, ахи, объятия, беспорядочный обмен впечатлениями… Они уже пошли к центральному корпусу, где была администрация, как Альбина вдруг остановила их: – Нет, вы только посмотрите на нашу Лильку! Разве вы не заметили? – Что? Что? – Машина у нее голубая – это раз, платьице – тоже… Лилька, признавайся, ты все вещи под цвет глаз выбираешь? – Я давно заметила! – засмеялась Надя. – А Райка у нас сегодня тоже красавица… На Рае были короткие трикотажные брючки и оранжевый топик, демонстрирующие щедрые формы их обладательницы. У каждой был отдельный номер – четыре двери подряд. – Ненужная роскошь… – пробормотала Альбина, гремя в просторном коридоре ключом с массивным брелоком. – Мы могли бы и парами поселиться. – Кто с кем? – с усмешкой спросила Лиля. – Мы бы передрались, пока решали. Я знаю, например, что Райка храпит. Кто бы с ней согласился жить? – Я храплю?! – возмутилась та, высунув голову обратно в коридор. – Гнусная ложь! А после тебя, Лилька, в комнату войти невозможно! – Это почему же? – опешила Лиля, нежное и возвышенное существо. – Да ты весь воздух испортишь своими духами-одеколонами! – Девочки, прекратите, – остановила их Альбина. – Я сказала глупость… – Встретимся через час, в столовой! И помните – мы не должны связывать друг друга, мы совершенно свободны… «Как хорошо… – опять восхитилась Надя, оказавшись в своем номере. – Нет, мне здесь определенно нравится!» Однокомнатный номер был чистым и просторным. Все блестело и переливалось в солнечных лучах – деревянный паркет, деревянная, покрытая лаком мебель, хромированные завитушки светильников, застекленная репродукция на стене… Надя отодвинула легкую прозрачную занавеску – там был балкон. Она открыла его – все тот же свежий, с незнакомым ароматом ветер, который она ощутила еще на стоянке, но который не успела пока распробовать, плеснул ей в лицо. Совсем не такой, как в центре Москвы… Под окнами росли деревья, а дальше, в дымном золотом мареве, был виден изгиб реки. «Прохоров… – грустно подумала Надя, вспомнив о своем бывшем супруге – вопреки всем своим клятвам и зарокам. – Что же ты наделал… Представляешь, как нам было бы хорошо здесь вдвоем?» Она еще не отучилась от привычки представлять всегда и везде своего бывшего супруга рядом с собой. Надя переоделась – в те самые розовые брючки и белую майку, открывавшую руки и плечи. Хотела уже идти к какой-нибудь из подруг, но потом вспомнила – они совершенно свободны, они не должны друг другу мешать… Надя легла поверх покрывала на широкую кровать – на минутку, передохнуть. Сон неожиданно сомкнул ей веки. «Я здесь – ты угадала», – сказал Прохоров. Он появился неожиданно, из-за балконной двери. Сел на край кровати и погладил ее по босой ноге. Надя удивилась его появлению, но не очень. Ведь на самом деле она ждала чего-то подобного все это время. «Каким образом?» – все-таки для вида спросила она. «Ты подумала обо мне – и я пришел». И она – та Надя, что плавала сейчас в золотом летнем сне, – подумала: хорошо, что он здесь. Может быть, все то, что произошло с ними раньше, исчезло и они снова вместе. Она его не выгоняла («Все кончено, Прохоров! Никогда не прощу! Убирайся!..»), а он не уходил никуда со злым, бледным, сумасшедшим лицом («Ну хотя бы поговорить ты со мной можешь, Надя?!»). «Разве ты не разлюбил меня?» – спросила она. «Глупости какие! – сердито произнес он. – Ты же знаешь, Надька, я всегда любил только тебя!» «Наверное, мне действительно приснилось, что мы развелись», – подумала она во сне. У него были темно-русые, коротко стриженные волосы, нос с маленькой горбинкой (она называла ее французистой и считала очень пикантной), серые глаза – ну да, это он, Егор Прохоров. «Что ты меня разглядываешь? – удивленно спросил он. – Давно, что ли, не видела?» – «Давно, – сказала она. – Давно, Прохоров, очень давно!..» А потом зазвонил будильник. Надя села на кровати, огляделась по сторонам – никого. На тумбочке заливался сотовый. – Але… – Шелестова, ты спишь, что ли? – изумленно спросила Лиля. – Мы уже в столовой, полчаса тебя ждем… Немедленно спускайся, соня! – Да… сейчас. Надя влезла в босоножки, заперла дверь и поскакала вниз по лестнице. Столкнулась с каким-то мужчиной у перил, не глядя, отпихнула от себя. – Осторожней, девушка! – В голосе не было гнева, лишь удивление. Столовая располагалась в огромном зале с мраморными колоннами, увитыми искусственным плющом. Ослепительно-белые скатерти… Лиля, Рая и Альбина сидели возле раскрытого окна, занавеска трепетала над их головами. – Ну вот, наконец-то… – Явилась, не запылилась! – Девочки, посмотрите – у нее даже подушка на щеке отпечаталась! Альбина похлопала ладонью по стулу рядом с собой. – Иди ко мне поближе…