– Отпусти! Мне больно… Отпустил. Почувствовала, как рот наполняется тёплой солоноватой жидкостью. Прокусил. Глаза подняла и вздрогнула, вся его футболка почему-то была в кровавых разводах. – Черт! – зашипел он и стал осматривать меня, словно искал что-то. А перехватив кулак, что продолжал вырезаться в него, присвистнул. – Идем, хулиганка. – Никуда я с тобой не пойду! – Пойдёшь, ещё как пойдёшь, – взял меня за локоть и потянул обратно к дороге. – Мирон! – закричала я, зарываясь каблуками в грязь, мысленно прощаясь с новыми лодочками. Все равно терять уже было нечего. – Поздно, девочка. – Мироша, уезжай. Прошу тебя, уезжай! Он подхватил меня на руки, чтобы не тащить вверх по склону. Перекинул через плечо и ловко взбежал. Распахнул багажник своего джипа и усадил в него. – А что такое? Ты не рада видеть старого друга? – достал аптечку и расправил мой сжатый кулак, откуда темными струйками бежала кровь. Черт! Наверное, та ветка шиповника. Я даже не почувствовала. Скрутил колпачок перекиси и ливанул в ладонь. Жидкость зашипела, стала превращаться в розово-багряную пену, которую он стёр и тут же наложил повязку. Действовал быстро, уверенно, лишь изредка скользя по мне испытующим взглядом. Рванул зубами край бинта, завязал большой нелепый бант и руки свои ко мне опять потянул. Пальцы сжали подбородок, заскользили по скулам и стали прятаться в волосах. – Не трогай волосы, – зашипела я, отчаянно пытаясь избавиться от неприятных ощущений. Вертела головой, била руками, пока он не прекратил. – Никогда не трогай мои волосы! – Не рада? Оля? Или ты надеялась, что я уже сгнил? И тебе не придётся смотреть в мои глаза? Так вот, жив я, Сладкая. Жив! Из-за тебя чуть не сдох, но благодаря тебе выжил. Чтобы однажды заглянуть в глаза твои бесстыжие. Вот! Смотри мне в глаза теперь! Смотри… И я покорно заглянула в синюю бездну и зарыдала. В голос! До всхлипов и соплей. Так, как тогда… Боль физически чувствовала. И свою, и его через себя пропускала. Больно, черт, как больно! Не прошло, лишь пылью времени запорошило. А его появление ураганным ветром эту пыль смахнуло, оголив уродство сломанной любви. – Уезжай, Мироша… Уезжай! Поздно… Глава 3. Глава 3. – Доброе утро, – я потянулась, расставив руки в дверном проёме кухни. Бабушка уже пекла блины, заполняя дом волшебными ароматом и уютным шкворчанием сковороды. – Доброе, внучка, – она повернулась, обняла меня и кивнула на кресло. – Кофе будешь? – Конечно. – И бабке плесни, а то с пяти утра на ногах. Я рассмеялась, потому что у меня язык просто не поворачивался называть эту холёную даму бабушкой. Роясь в грядках, высаживая цветы или просто стоя у плиты, она была неподражаема. Никогда не видела её в чем-то мятом, старом и потрёпанном. Нет, моя Алевтина Николаевна даже дома перед телевизором просто должна была выглядеть так, будто в любой момент могут заявиться гости. Вот и сейчас, несмотря на раннее утро, на ней был чёрный сарафан в пол, что выигрышно подчеркивал до сих пор тонкую талию. – Из тебя бабка, как из меня Плисецкая! – Из тебя Плисецкая, как из меня стриптизёрша, – рассмеялась она. – Какие планы? – Даже не знаю, за что хвататься, – вздохнула, выглядывая в окно кухни, что выходило на веранду. – Мать звонила, – бабушка, очевидно, решила долго не плясать вокруг да около, выпалив в лоб то, что тяготило её. – Все хорошо? – прикусила язык, радуясь, что вопрос меня этот застиг, когда я уже отвернулась от пристального взгляда к столешнице, где кофемашина стояла. Мало мне Королёва, что из ниоткуда вырос на моем пути, так еще и матушка объявилась. Ненавижу гороскопы! – А что с ними сделается? Отец диссертацию пишет, а мать устала от однообразия серых будней и ощущает на своих плечах тяжесть бренного мира. А, забыла… Говорит, бессонница её замучила. – Алевтина Николаевна, что за сарказм с утра пораньше? – я попыталась натянуть улыбку, протягивая ей голубенькую с золотой каймой чашечку кофе. – Не рановато ли? – Мишку хочет увидеть, – поставила финальный аккорд женщина и отвернулась к плите. – Я отказала. – Ну, отказала и отказала. Чего переживаешь тогда? – А она заявила, что тогда сама придёт в гости. Про права что-то говорила ещё. – Пусть приходит, – я пожала плечами и снова осмотрела веранду, которую предстояло покрасить. – Ещё чего? – бабушка шлёпнула тарелку в центр круглого стола, стянула фартук и села на диванчик. – Морду недовольную я и у внука могу посмотреть, когда ты решать задачи для третьего класса его заставляешь. Или вон, к Любке Ростовой могу сбегать похвастаться, что с самого утра ничего не болит. А на мать твою пусть отец смотрит. – Тогда отведи Мишку к ним сама, – обхватила большую чашку двумя руками, чтобы о тёплую поверхность согреть вмиг похолодевшие руки. – Ладно, разберёмся. А что у тебя с губой, кстати? – На грабли наступила, – натянуто рассмеялась я. – Хм, – бабушка улыбнулась, чуть сдвинула на переносице очки и уперлась в меня своим вмиг ставшим подозрительным взглядом. – Интересно… У нормальных людей от грабель след на лбу, а у тебя на губе. – Ты же сама сказала - у нормальных! – И правда, – бабушка прищурилась, но потом махнула рукой. – Хоть на экскаватор напорись, главное - жить начни. А то спряталась за Мишенькой и за ворохом тетрадей, а от жизни отгородилась. Нельзя так. Один раз живем, внуча. Один. Вот мне есть что вспомнить! Я мечтаю, чтобы и тебе было, что вспомнить. – О! Воспоминаний у меня с избытком, Алечка. За это можешь быть спокойна. – А я не про прошлое, а про будущее. Тебе всего двадцать шесть! – Будет двадцать шесть! – Олька, дурная ты голова, – бабушка сжала мою ладонь в своей, чуть нагнулась, чтобы зацепить мой взгляд. – Ну, отдохни! Напейся, потанцуй! – Ба, ты провокатор какой-то! – Просто пытаюсь не дать единственной внучке стухнуть в собственном унынии. Хоть любовничка какого-никакого заведи, пыль-то иногда стряхивать нужно! – не унималась бабушка, не отпуская мою руку. – Мам! А ты чего меня не будишь? – спасительный детский визг заставил бабушку отстраниться и разорвать свой гипнотический взгляд. – Блинчики! Ура! – Ещё чего! – я вскочила с кресла и обняла тёплого после сна сына. Вдохнула запах его волос, поцеловала мягкую нежную щечку и прижала к себе крепко-крепко. – Сначала умываться, а потом завтракать. – Это скучно, мам! Бабуля говорит, что правила иногда полезно нарушать. – Твоя бабушка педагог от Бога, чес-слово. Пожалуй, пусть Алевтина Николаевна и ходит на твои собрания, раз у вас своя методика воспитания, между прочим, не одобренная министерством образования. – Ещё чего? – вспыхнула она и, поджав губы отвернулась, чтобы не выдать коварной улыбки. – Твой сын – ты и ходи. – Твой внук – ты и учи хорошему, – проводила взглядом убегающего сына и улыбнулась. – Мой внук будет баловаться, играть и дёргать девок за жидкие косы. Ясно? – Ясно, – выдохнула я, взяла чашку и вышла на веранду. – Лялька! – с балкона своего дома замахала Катерина. Увидев меня, она даже запрыгала на месте, как делала это всегда, когда эмоции били через край. Моя лучшая подруга сиганула по канату вниз, перемахнула через забор и уже через мгновение обрушилась на меня с объятиями. – Как же я по тебе соскучилась! – Мы с тобой режимами жизни никак не совпадаем, Катюша. Ты днём спишь, а ночью работаешь, а я – наоборот. – Но ничего, дорогая моя. Скоро у тебя отпуск? – Со следующего понедельника. Сейчас ген уборка, библиотека и прочие чудеса школьного учителя. – Хорошо, что ты в начальных классах. – С этой стороны – да, но с материальной… – я закинула голову, возвращаясь к манипуляциям с собственным скудным бюджетом, который нужно было растянуть на время отпуска. – Ты грустишь, – Катя разжала руки и стала внимательно рассматривать моё лицо. – Не-а. – Я вижу. Ты грустишь!