Соня С поликлиникой сегодня всё получилось быстро. Соня сразу прошла в кабинет, и врач, быстро осмотрев её, сказала, что может закрыть больничный. В итоге Соня провела на приёме не больше пяти минут и потом сразу пошла домой. Даже в магазин решила не заходить — очень хотелось поскорее вернуться, чтобы позавтракать. И опять увидеть Юру. Причём увидеть его хотелось даже сильнее, чем есть. Зайдя в квартиру, Соня сразу поняла: что-то не так. Сердцем почувствовала раньше, чем увидела. И только сбросив с ног сандалии, заметила, что дверь в комнату Алисы приоткрыта… Соня застыла, ощущая, как сразу становится холодно. Везде. Её будто облили ледяной водой и поставили на мороз. Даже дышать вдруг оказалось сложно… А потом дверь открылась чуть шире, и из комнаты в коридор вышел Юра. Белый как мел. — Я же просила тебя не заходить туда. Я просила! — воскликнула Соня, не замечая, как дрожит и срывается от отчаяния её голос. Юра вздрогнул, посмотрев на Соню так, будто впервые увидел, и тихо выдохнул: — Я… Извини… В его глазах застыло смятение. А ещё — вина и боль. И Соня почти узнавала в Юре себя. Наверное, она выходила из комнаты Алисы с таким же выражением лица. Но сейчас она не чувствовала ни смятения, ни вины. Боль — да, вновь взметнулась в Соне, уничтожая тот холод, что захватил её первоначально. И от неё хотелось выть… — Что?! — Соня сжала кулаки, пытаясь справиться с собой. Губы дрожали, и было ощущение, что она сейчас заплачет. — Ты считаешь, этого достаточно?! Я ведь просила тебя, просила! Зачем ты полез туда?! Зачем?! — Просто хотел понять… — почти прошептал Юра, не отводя взгляда. — Что понять?! — Понять тебя. — Он подошёл ближе и попытался взять Сонино лицо в ладони, но она отшатнулась от него. Было горько и обидно. Не только потому, что Юра увидел комнату Алисы, но и потому, что он обещал не заходить туда! И не сдержал обещания. — Я хотел понять, почему ты такая. — Понял? — всхлипнула Соня. — Да. Понял. И я… Послушай… — Я не хочу ничего слушать. — Она сделала ещё шаг назад, мотнув головой. — Я хочу, чтобы ты ушёл. Как можно скорее. И не возвращался! Никогда! Соня собиралась поскорее скрыться в своей комнате, чтобы больше не видеть Юру, которого ей в эту секунду хотелось убить, но он не позволил — метнувшись вперёд, обнял, касаясь губами щеки, по которой уже катились слёзы, и прошептал: — Соня, я могу помочь тебе. Помочь… — А если я не хочу, чтобы мне помогали?.. Юра на мгновение замер, словно анализируя то, что сказала Соня, а затем решительно покачал головой: — Я не верю тебе. Но, ладно, допустим, ты не хочешь. А они? Они — хотят? — Замолчи… — простонала Соня, содрогнувшись. Но Юра продолжал: — Ты же знаешь, что они хотели бы видеть тебя счастливой. И ты хотела бы, будь на их месте. Они смотрят на то, как ты плачешь, и печалятся сами. Им грустно, потому что ты грустишь. Соня не выдержала и окончательно разрыдалась, опуская голову и впиваясь пальцами в футболку у Юры на груди: — Я… не могу… — Зато я могу, Сонь, — прошептал Юра, перебив её. — Я могу тебе помочь. 54 Юра Соня плакала очень долго. Так долго, что Юра даже потерял счёт времени. Из коридора они переместились в гостиную, и Юра усадил Соню на свой диван, сел рядом и вновь обнял, не обращая внимания на почти насквозь мокрую футболку на груди. В психологии Юра мало что смыслил, но отчего-то думал, что Соне нужно выплакаться. Не верил он, что она достаточно поплакала за прошедшие годы. Он понятия не имел, сколько лет прошло, но предполагал, что примерно столько же времени Соня занималась уборкой вместо написания сценариев к мультфильмам. Это было логично. В конце концов рыдания прекратились, и Юра ощутил, как тело Сони чуть расслабилось — до этого она казалась ему твёрдой и натянутой, будто струна гитары — тронешь и лопнет, — но обнимать его и прижиматься девушка не перестала. Так и сидела, спрятав лицо у Юры на груди, и глубоко дышала, а он ласково и осторожно гладил её по голове, перебирая мягкие волосы, и периодически целовал в макушку. — У меня не получится рассказать тебе, что с ними случилось, — неожиданно прошептала Соня настолько тихо, что Юре даже показалось — ему чудится её негромкий дрожащий голос. — Однажды я уже пережила это, когда рассказывала обо всём психиатру. Больше не выдержу. — Психиатру? — переспросил Юра, тоже стараясь говорить тихо. И вновь погладил Соню по голове. — Или психологу? — Что ты… Какой психолог. Мне нужна была помощь психиатра. Меня даже лечили в стационаре… У меня была суицидальная депрессия. Это когда так плохо, что не видишь смысла жить. «Так плохо, что не видишь смысла жить…» Юра вздохнул. Да, с его стороны наивно предполагать, что Соня может найти этот смысл благодаря ему. Кто он такой, в самом-то деле? Чужой человек, молодой парень, с которым она знакома чуть больше десяти дней. И тем не менее… — Сейчас лучше, Сонь? — Лучше, — ответила она сдавленно. — По крайней мере, я больше не хочу умереть. Но, оказывается, не хотеть умереть и хотеть при этом жить — очень разные понятия. Юра… тебе и вправду лучше уйти. Ты же видишь, какая я. Зачем тебе все эти проблемы? Даже если я выкарабкаюсь, никто не гарантирует, что я вновь не скачусь обратно в свою депрессию. Со мной это периодически случается… — Сонь, что значит — никто не гарантирует? — решительно возразил Юра, стараясь не повышать голос. Соня по-прежнему говорила тихо, и ему тоже не хотелось нарушать эту сокровенную тишину. — Разве кто-то что-то может гарантировать, когда речь идёт о человеческих отношениях? Я же рассказывал тебе про своих родителей, про маму, которая всю жизнь от отца гуляла, потому что у неё натура такая. Он, когда на ней женился, не предполагал ведь, что так жизнь сложится. — Конечно, всякое бывает, — уныло согласилась Соня. — Но всё-таки одно дело, когда ничего не предвещает, и совсем другое… — И чем это лучше? Думаешь, знать, что в любой момент может рвануть, — хуже, чем ничего не подозревать и жить припеваючи? Я не уверен. Мне кажется, что и в том, и в другом варианте свои недостатки и особенности. Я бы предпочёл знать — чтобы можно было предусмотреть и при необходимости подстелить соломку. — Со мной не подстелешь, Юра… Я в любой момент могу… — Это сейчас. Но время идёт. — Тоже считаешь, что время лечит? — грустно и как-то обречённо спросила Соня со вздохом. — На самом деле нет… — Не лечит. Это не то слово. Я думаю, что время сглаживает углы. Знаешь ведь, как на мебель надевают уголки, чтобы, если ударишься, было не так больно? — Да. Когда появляются дети… — Голос Сони вновь задрожал, и Юра, взяв лицо девушки в ладони, чуть запрокинул ей голову и крепко поцеловал сжатые губы. Под его напором они разжались, стали мягче, и Юра несколько секунд с наслаждением ласкал их, ощущая, как постепенно расслабляется тело Сони. — У тебя всё будет, — прошептал он через минуту девушке на ухо. — Всё обязательно будет. Нужно только стараться и идти вперёд, несмотря на препятствия. Хоть даже будешь спотыкаться на каждом шагу, главное — продолжать движение. Пройдёт год или два, и твои воспоминания перестанут горчить, будут менее болезненными. Я верю в это, Сонь. И ты верь. Для этого даже ничего не нужно делать — просто верь, и всё. — Просто? Думаешь, это просто?.. — Конечно. Для того, чтобы верить, не нужны никакие доказательства — вера ведь от сердца идёт. От чистого сердца. — Оно у меня, наверное, запачкалось. Не верю я ни во что… — Значит, надо отмыть, — заключил Юра и поцеловал Соню в нос. — И мы с тобой обязательно этим займёмся. Юре нравилось, как звучит это «мы с тобой». И он надеялся, что Соне тоже нравится. Иначе почему после этих слов она потянулась к нему за новым поцелуем?.. 55 Юра Он всё-таки смог уговорить Соню нормально позавтракать и утащил девушку на кухню. Усадил за стол, сам сделал кофе и бутерброд, сварил яйца и достал йогурт из холодильника. Заплаканная, с красными глазами, Соня вызывала безотчётную жалость и щемящую нежность в сердце. Очень хотелось стереть и эту красноту, и печаль, заставив губы улыбаться, а глаза — блестеть. Но Юра понимал, что сегодня это вряд ли получится сделать. Слишком уж много всего болезненного он всколыхнул, когда зашёл в закрытую комнату. И всё-таки Юра не жалел об этом. Теперь, по крайней мере, он знал, в чём дело, отчего Соня будто одной ногой в могиле стоит.