Противники уже подбегали, когда я прыжком вскочил на ноги и перетек в расслабленную стойку. Трое мужчин. Двое помоложе, не больше тридцати лет, а вот третий наверняка вот-вот встретит четвертый десяток. Китайцы. В подобных вещах мне ошибиться сложно, это для европейцев все мы на одно лицо. Биение сердца замедлилось, поток времени стал ощутим – он был медленным, тягучим, позволяя мозгу анализировать происходящее и прилагать варианты. – Сегодня отличный день, чтобы умереть, – крикнул я по-японски, не надеясь, что они поймут, просто чтобы хоть немного отвлечь, и цели своей достиг. Троица остановилась в десяти шагах. После команды старшего ко мне кинулся один из двоих оставшихся. Мне дали возможность воспользоваться правом на поединок. Пусть заведомо нечестный, потому что на меня, широко расставив руки и чуть пригнувшись, шёл ветеран. Мы встретились в воздухе, осыпав друг друга короткими сериями ударов. Мой «доспех духа» подернулся рябью, сдерживая пропущенный удар пяткой. Китаец мягко приземлился и плавно, текучей волной откатился на пару шагов, словно отливом морской волны попытался увлечь за собой. Ни одной ужимки, ни лишнего и красивого жеста, только скупые движения опытного практика кун-фу. Желтолицый, раскосый, в кожаной куртке и бандане, он выглядел уличным отморозком, гопником из соседнего двора, а на деле сочетал в себе все те качества, что делали его боевиком темного клана. Хлесткий лоукик, от которого мне пришлось отпрыгнуть, разрыв дистанции и разноуровневая атака руками и ногами сбили с меня излишний энтузиазм. Отшатнувшись от его первого порыва, я жёстко сблокировал завершение его комбинации и ответил «яма цуки» – двойным разноуровневым ударом рук, подкрепляя его одной мощной вспышкой тьмы, чем усиливая его минимум в пять раз. Китаец ловко увел корпус в сторону, блокируя удар в голову, и тоже отскочил на шаг назад. Его темные глаза сверкнули, на лице появилась одобрительная усмешка, сопровождающая картинное потряхивание блокировавшей мою атаку кистью. И всё равно я был слабее, чем необходимо. Его аккуратные атаки кулаками и ногами ещё ни разу не достигли цели, мне удавалось или увернуться, или прикрыться, и тогда мне в лицо полетел «водяной шар». Пропустив его над собой, я шагнул навстречу его новому замаху и, окутав силой дара кулак, вновь потянулся к привычной стихии. Темной, проклинаемой многими религиями и верованиями. Чёрное пламя вспыхнуло вокруг сжатого кулака в момент, когда он врезался врагу в грудь, натыкаясь на «доспех духа». Вспыхнуло, чтобы бессильно опасть и отдать заложенный в него импульс гравитации. Китайца просто унесло от меня на несколько шагов, только ноги мелькнули. Полёт продолжался до первого препятствия – удачно подвернувшегося столба с фонарями. Отлитый из железа осветительный прибор оскорбленно изобразил шикарную вмятину на опорном столбе и задумчиво нагнулся над пострадавшим, мигая лампочками в приступе сочувствия и пытаясь азбукой Морзе передать ему свои соболезнования. Опасно заигрывать с тьмой. Она коварна и непредсказуема, но тем, кто живёт с ней в согласии, она открывает свои секреты. Моя семья жила с ней в согласии и задолго до современных открытий узнала, что тьма – это не просто субстанция или энергия. Века практики позволили раскрыть один из главных секретов – способность генерировать гравитационные возмущения различной мощности. «Доспех духа» хорошо защищал от многих сил, но с кинетикой всегда справлялся из рук вон плохо. – Следующий! – крикнул я боевикам, любуясь тем, как противник скособоченно поднимается на ноги, уже зная, что сегодня мой путь воина окончится. Шансов не было. Они пришли за мной. Три ветерана. Минимальная для темных кланов боевая группа, группа ликвидации. И они решили поиграть в благородство. Мне их мощи хватит за глаза, потому что все мои приемы против ветерана почти что бесполезны, разве убежать смог бы. – Смелее, я убью тебя не больно… Эти слова встретили атаку второго моложавого китайца – он решил закидать меня «ледяными шипами». Полуметровые сосульки с гудением пронзали воздух рядом со мной, а те, что могли попасть в меня, наталкивались на всё тот же «кулак тьмы» и осыпались безобидным ледяным крошевом. Прокричав что-то воинственное и, увы, нечленораздельное, китаец бросился мне, пластая воздух метровым ледяным клинком. А так хотелось узнать, что именно он сказал перед смертью. Его напор и умение владеть холодным оружием неприятно удивили, пришлось отступать, старательно избегая заточенной ледяной кромки. Мы отступали к реке, где «ледышка» расслабился и заметно отвлекся на создание какой-то хитроумной техники. Между прочим, допуская обычную ошибку большинства из тех, кто мечтает о переходе на следующий уровень владения силой. Применять неотработанные техники более высокого ранга всегда чревато последствиями. А он не захотел упускать редкой возможности испытать экспериментальную версию какой-то однозначно убойной «техники». – Эй, китаёза! Мое кун-фу круче твоего!!! – привлек я его внимание криком и подправил движение вражеского клинка, самую малость подталкивая его раскрытой ладонью по траектории движения, из-за чего парень опасно раскрылся, хоть и стоял на правильной дистанции, оставаясь недосягаемым для рукопашной. – Ки-и-и-и-и-а-а-а-ай!!! «Голая» чистая сила, переплетенная со звуковой волной и концентрированным «яки», срезонировала, превратившись в то, что отец называл «псишторм». Китайца буквально на мгновение полностью парализовало, не только физически, но и духовно – от этой «техники» мог прикрыть только «доспех духа» рангом выше, чем у меня. Но он слишком увлёкся и утратил часть концентрации, полностью сосредоточившись на эффектном приёме. Клинок не мог упустить такого подарка. Противник рухнул, пропустив мой рывок и проведённый от всей души апперкот, усиленный по максимуму. Рухнул, закатив глаза и раскроив голову об асфальт. Сделав быстрый подшаг, я нанес футбольный удар по его голове и удовлетворённо кивнул, услышав хруст его позвонков. Клинок в бою не испытывает эмоций, даже забирая жизнь. Спокойствие. Абсолют. Всё, что сверху, только маска. Абсолют. Ничего лишнего. Буси дарит умиротворение своим врагам, щедро делится единственным, что имеет. И знакомит с той, что неотрывно следует за ним по пятам. Нет азарта, но и нет жалости. – Минус один! – крикнул я третьему врагу, с интересом и улыбкой глядя, как первый противник отходит ему за спину. – Жалко, что этого не добил. – Я оторву твою голову, щенок. И сделаю это очень медленно. Твоя удача тебя не спасет, – пообещал мне старший из тройки и медленно пошел в мою сторону, формируя в руках сразу несколько «серпов». – А ведь он, похоже, угадал. Я умру девственником… – пробормотал я, делая шаг навстречу врагу. Слова пришли из ниоткуда, словно шевельнулся внутри кто-то, нашептывая и подталкивая повторить: – Слыхал, как ходили в атаку мои деды? Ryuu ga waga teki wo kurau! * * * Савва Давыдов громко застонал и завозился на холодном липком асфальте, пытаясь подняться на ноги – неудачное падение привело к закрытому перелому левой руки, лицо парня покрылось коркой загустевшей и застывшей на морозе крови. В голове шумело – что-то взрывалось, грохотало сердце, кто-то кричал и далеко-далеко первый раз взвыла тревожная сирена. Даже думать было невыносимо трудно и жутко больно. Кое-как, шипя и выплевывая кровь пополам с ругательствами, Савелий сел и увидел то, что заставило его удивиться так сильно, как он не делал этого очень-очень давно: его новый собрат по оружию и просто одноклассник Леон схлестнулся с каким-то взрослым азиатом не на жизнь, а на смерть. Учитывая то, как он встретил первых двух противников, что-то противопоставить своему очередному врагу Леон мог при любом раскладе. Картина разрушений, во всяком случае, была соответствующая – пара автомобилей была рассечена на крупные части, асфальт местами вспучился и пошел трещинами. Китайский квартал почти не бывает пустынным, исключения не произошло и сейчас – сотни любопытных лиц выглядывали из окон, зеваки высыпали из домов и, отыскав укрытие, жадными блестящими глазами смотрели, как сражаются два ранговых бойца, а кто-то даже пытался заснять всё на камеры телефонов. И если в азиате Савелий уверенно определил ветерана, причём граничащего с рангом учителя, то Леон показывал странную смесь из самых простых «техник», доступных подмастерью и воину, перемежая их с несколькими примочками ветеранского уровня. Иначе трактовать то, как Леон отбивает ладонью направленные в него «серпы» или принимает на скрещенные руки «воздушный таран», было нельзя. – Нет, так не бывает, – озадаченно буркнул Савелий себе под нос и замотал головой, увидев, как одноклассник сошелся в рукопашной и, подпрыгнув, ударил с двух ног в грудь китайца. Мужика снесло в стену ближайшего дома, громко бумкнуло, посыпалась пыль, и… азиат тут же поднялся на ноги. От его ответного удара Лео уже не смог ни увернуться, ни защититься – «листопад» был «техникой» на грани ранга «учитель», и закрыться от него у паренька не было шансов. Сонм едва различимых глазу лезвий закружил вокруг японца, сжимая круг все сильнее и сильнее. Савелий хотел было вмешаться, хотел отвлечь внимание на себя, но не мог сконцентрироваться, поглощенный ужасным зрелищем подступающей смерти. Леон закричал, когда сразу три «лезвия ветра» вскрыли его «доспех духа» и погрузились в плоть, с лёгкостью рассекая белую ткань рубашки и выплескивая из разрезов брызги крови. Оглушительный рев движка и непрерывно орущий клаксон приближающейся машины отвлекли китайца буквально на долю секунды, но тем, кто решил вмешаться в поединок, этого хватило – массивный седан с проблесковыми маячками, раскрашенный в арктический камуфляж с эмблемой известной частной военной компании «Сибирский вьюн», подъехал к месту схватки, выворачивая налево и уходя в скольжение. Распахнулась передняя пассажирская дверь, выпуская шагнувшего из неё лысого мужчину в деловом костюме, и машина закончила разворот, лишь чудом не сшибив его с ног. Новый участник схватки, не сбавляя скорости пошел вперед, на ходу поднял вверх огромный блестящий револьвер калибра пятидесятого, не меньше, и открыл прицельный огонь по китайцу. Пули рассекли воздух рубиновыми искрами, впиваясь в цель. Ветеран отшатнулся, прикрываясь пленкой стихийного щита, тут же подернувшейся частой рябью попаданий, вскинул руки… Пистолет лысого здоровяка окутался кроваво-красной дымкой и выпустил тонкий багровый луч, насквозь прошивший «щит ветра» – грудь китайца взорвалась облаком кровавых капель, и он как подкошенный свалился на землю, выставив на всеобщее обозрение торчащие белые ребра и собственные внутренности. – Ах ты…дон!!! – резюмировал лысый, разочарованно останавливаясь над упавшим и разряжая последнюю в барабане пулю в пульсирующее в такт биению сердце. – Слишком легко ты умер, гнида… – Второй уходит! – крикнула выскочившая из машины женщина лет тридцати на вид и сразу рванувшая к Леону. Тот продолжал стоять на ногах, несмотря на три кровавых пореза, так хорошо заметных на белой ткани рубашки. Его штормило, но японец упрямо держался и буравил взглядом спину пытающегося скрыться врага. – Эй, ты! Стой, сука!!! – завопил лысый, высвобождая барабан от гильз и орудуя скорозарядкой. Савва потрясенно покачал головой, понимая, что подобной сцены из боевика больше может в жизни и не увидеть. Китаец тем временем почти достиг ближайшего переулка. А поймать китайца в Китайском квартале… Шаблон затрещал повторно, когда беглеца в последний момент подрезал мотоциклист. Выставленная нога сбила его с ног, а визг тормозов ударил по ушам, дезориентируя и не давая времени на принятие правильного решения. Развернув мотоцикл чуть ли не на месте, всадник «железного коня» направил на лежащего на земле человека ствол серебристого, украшенного рунической вязью револьвера и выстрелил. Комок силы в виде «пушистого» бело-синего свечения ударил китайца в грудь и приковал его к мостовой, превратившись в ледяную кляксу, надёжно вцепившуюся в свою жертву. Савелий ещё раз звучно выматерился. А мотоциклист тряхнул головой, расправил плечи и громогласно возвестил, слезая с мотоцикла, не забывая при этом оглушительно бренчать шпорами на сапогах: – Работает Опричный приказ! Вы задержаны за попытку убийства. Именем императора! Покорись или умри! Закончив этот короткий спич, опричник присел на корточки и дружелюбно приставил ствол револьвера к носу арестованного. На такое даже переводчик не нужен. А Леон вдруг рассмеялся и сказал хлопотавшей вокруг него женщине: – Я же говорил, что у него есть конь. Ну и что, что он у него «железный»! – после чего повернулся к опричнику и крикнул: – Аскольд, дашь прокатиться?! Крикнул и потерял сознание, предоставив Савелию одному отвечать на все вопросы заинтересованных лиц. А вопросов было… * * * – Грань невозможного определяется только воображением. Отодвигая её каждый раз чуть дальше, человек постигает то, что принято называть процессом самосовершенствования. Нет непреодолимых препятствий, есть только время, необходимое для достижения необходимого для этого состояния. Движимый этим постулатом человек способен на такие свершения, результатом которых становятся порой изменения глобального масштаба. Однако всё это не имеет смысла без цели. Именно она определяет конечную точку в пути, подводит итоги и дарует смысл. В поисках настоящей, истинной цели, что могла бы оправдать любые затраченные усилия и принесенные жертвы, человечество создавало религии и верования, философские идеологии и убеждения, зачастую забывая обо всем остальном. «Самосовершенствование становится инструментом, утрачивает духовную направленность, разбивается на направление и перестает быть собой, отбрасывая человека в развитии, делая его путь бессмысленным», – говорил мне когда-то дедушка, отец моего отца, считая, что глубина его мудрости доступна для понимания ребенком. Было мне тогда лет двенадцать, и единственное, что я сделал – это запомнил содержание его рассуждений, решив, что вернуться к ним можно будет позднее. Больничный потолок радовал глаз безупречной белизной. Ирония судьбы, вернувшая меня в заведение для недужных и раненых меньше чем через сутки, показалась мне какой-то зловещей. Утешало единственное – подслушав врачей, я знал, что утром меня выпустят, так как характер ранений после штопки больше не нёс угрозы моему здоровью. Тем более что больница на этот раз была не школьной, а частной городской и врачи честно отрабатывали свои деньги, ставя пациентов на ноги максимально быстро, а не увлекались экспериментами. Малодушно притворившись бессознательным, я избежал немедленных нотаций и нравоучений моих опекунов, отложив это несомненное «удовольствие» на день грядущий. Однако это не спасало от внутреннего голоса. И то, что он говорил, радовать не могло. Никак не могло. А выходило всё так, что жизнь моя – «жестянка». Это если относиться ко всему честно, без прикрас и самообмана. Бесцельное и непонятно зачем продолжающееся существование. Делать целью жизни месть? Увольте. Родители бы сами мне голову отвернули за подобные мысли. Возвращение доброго и честного имени роду Хаттори? Обязательно сделаю, если смогу, но на цель тоже как-то не тянет. И отомщу, и верну утраченную честь, но после этого – что? Внутри была пустота. Холодная, звенящая тишиной и пугающая. Ответа не находилось… Адреналиновый отходняк, на него наложилось всё же не до конца прошедшее опьянение – они размазали меня по постели тонким слоем, моральное нытье добило окончательно, а мысли всё никак не желали угомониться. Тогда-то я и вспомнил о философских рассуждениях дедушки про самосовершенствование. Мудрость предка опять ускользала от понимания и осознания, оставляя неприятный осадок от неудачи. Поворочавшись в постели ещё немного, я пробормотал себе под нос: – А что, если смысл именно в преодолении препятствий? Тогда моя жизнь полна им до краев… * * * Сила любого древа в его корнях. Они становятся тем основанием, из которого может вырасти могучий необхватный ствол, покрытый защитным слоем коры, они же питают разлапистые ветви, усыпанные бесчисленной листвой и даже плодами. Корни обеспечивают его жизнь, тянут соки из матушки-земли, и чем глубже они уйдут, чем разветвленнее и сложнее будет корневая система, тем в более сложных условиях эта жизнь становится возможной. Человек также не был обделен природой и имеет что-то подобное, свою «корневую систему». В его случае она скорее абстрактное понятие, не имеющее физического воплощения в реальности, но от этого она не менее действенна, а значит, и важна. Генетическая наследственность, приобретенные умения и, конечно же, знания являются самой важной её частью. Их задача – дать необходимую силу для преодоления возникающих препятствий или помочь принять единственно правильное решение в экстренной ситуации, когда уже не помогут ни деньги, ни связи, ни общественное положение. От них зависит наша жизнь. Этих знаний мне категорически не хватало. Бывают дни, когда жесткая циновка кажется мягчайшим из всех существующих в мире матрасов. Искреннее, неподдельное чувство счастья захватывает, стоит только упасть на неё, обессиленным и измученным к концу дня. Или это дни такие специальные? И магия заключена вовсе не в циновке? Ноющая боль в зашитых хирургом больницы ранах (Гена специально не стал оплачивать целителя, мол, пусть помучается, глядишь, ума наберется) и тяжелый насыщенный событиями день выжали из меня все соки. Наверное, даже в апельсине после соковыжималки остается побольше сока, чем во мне осталось сил к тому моменту, как я добрался до постели в школьном общежитии. Было в этой школе и такое – для учащихся из мещанского сословия, прибывших на обучение из других областей великой и необъятной страны, занимавшей одну шестую часть суши. Мне комната досталась ещё по приезде, но до нападения я в ней жить как-то не планировал, а после него с радостью ухватился за мысль хоть немного побыть подальше от злющего «крокодила Гены», алчущего наказать меня за мои прегрешения. Пока расплаты мне помогли избежать ранение, заступничество Аллы, жены опекуна, и побег в общежитие, впрочем, согласованный со всеми заинтересованными сторонами. На территории школы мне гарантировал безопасность совет попечителей, председательствовал в котором наследник князя Морозова, поэтому можно было немного выдохнуть и прийти в себя, не оглядываясь постоянно по сторонам. И меня поглотила учеба, в которой получилось найти спасение от навалившихся бед… А денёк и впрямь выдался не из легких: утренний допрос с пристрастием, устроенный ректором и несколькими членами попечительского совета, насчет произошедшего в Китайском квартале (особенно сильно от меня хотели получить список участвовавших в пьянке, но честь будущего офицера не позволяет сдавать своих!); еще один допрос, только уже следователями имперской прокуратуры, весьма любезных с человеком, имеющим двойное гражданство, и на закуску – долгие пытки одноклассников, замучивших расспросами и попытками втереться в доверие, чтобы разузнать побольше. В общем, не денёк, а пытка… Перенапрягшийся мозг всё никак не мог успокоиться – ворошил воспоминания, искал мелкие, ускользнувшие детали, перебирал гипотезы, «прокачивал» возможные варианты, пока не сдался и не начал отключаться. Вечер мозгового штурма ознаменовался моей капитуляцией перед событиями, и я собирался уснуть. Поэтому прозвучавший где-то в отдалении голос, раскатистым эхом отдающийся в голове, поначалу не был мной воспринят: – Бестолочь!!! Что за хаос у тебя в голове?! А ну, соберись, тряпка!!! Несколько секунд ушло на осмысление услышанного. Лежа на постели, я невидящим взором уставшего человека посмотрел по сторонам и, не увидев никого, вновь попытался отключиться. – Ну за что мне это, богиня Амэ?! Где твоя концентрация на главном?! Где ясность сознания?! – заорал кто-то чуть ли не над ухом, и я ошалело скатился с циновки на пол, оглядываясь в полупустой комнате. Её обстановка ещё до моего переезда была скромной, а с моим заселением стала скорее пустынной – я избавился от кровати, пары тумбочек, шкафа, решив, что минимализм жилища как раз в моем стиле.