Дверь открылась. – Сержант, отправляйтесь в баббл номер восемнадцать и доставьте Вардани к шаттлу лейтенанта. Сержант отдал честь и отбыл. Оттого что решение пришлось принимать не ему, на его лице читалось такое же облегчение, как у раненого после приема болеутоляющего. – Благодарю вас, комендант. В свою очередь отсалютовав, я взял со стола документ и повернулся к двери. Я уже почти перешагнул порог, когда комендант заговорил снова: – Востребованная женщина. Я обернулся: – Что? – Вардани, – в его глазах блеснула искра. – Вы не первый. – Не первый что? – Меньше трех месяцев назад, – он увеличил ток в левой руке, и его лицо дернулось судорогой. – Случился у нас тут небольшой рейд. Кемписты. Прорвали периметр и проникли на территорию. И оборудование у них было отличное, хотя в наших краях дела у кемпистов плохи. Его голова безвольно откинулась на спинку кресла, из груди вырвался протяжный вздох: – Отличное оборудование. Хотя в наших. Пришли. За ней. Я ждал продолжения, но он лишь уронил голову набок. Я заколебался у порога. Стоявшие внизу двое солдат посмотрели на меня с любопытством. Пройдя обратно к столу, я обхватил лицо коменданта ладонями. Зрачок в человеческом глазу закатился, обнажив белок, и болтался у границы верхнего века, как воздушный шарик, что тычется в потолок комнаты, где давным-давно окончилась вечеринка. – Лейтенант? Оклик с лестницы снаружи. Еще несколько секунд я всматривался в отрешенное лицо коменданта. Его дыхание было слабым, рот полуоткрыт, а в углах губ притаилась тень улыбки. На периферии моего зрения вспыхивал и гас рубиновый огонек. – Лейтенант? – Иду. Я отпустил голову коменданта и вышел обратно навстречу жаре, аккуратно прикрыв за собой дверь. Вернувшись к шаттлу, я обнаружил, что Шнайдер сидит на одном из передних посадочных модулей и развлекает фокусами группу оборванных ребятишек. Из-под навеса ближайшего баббл-тента за ним наблюдала пара военных. Я приблизился, и Шнайдер поднял на меня взгляд. – Что-нибудь не так? – Все в порядке. Разгоняй малышню. Шнайдер недоуменно поднял бровь и стал неторопливо заканчивать трюк. В финале он вытащил из-за уха каждого зрителя по маленькой игрушке с памятью формы. Шнайдер начал показывать, как они работают, и дети разом примолкли, словно не могли поверить своим глазам. Если игрушки расплющить, а потом резко свистнуть, то увидишь, как они медленно, точно амебы, расправляются обратно. Какой-нибудь корпоративной генлаборатории пора уже разработать таких вот солдат. Дети застыли с раскрытыми ртами. Получился отдельный фокус. Я-то ребенком бы посчитал такую неуничтожимую штуку настоящим ночным кошмаром, но, с другой стороны, каким бы безрадостным ни казалось мне детство, оно выглядело просто праздником по сравнению с этим местом. – Напрасно ты внушаешь им мысль, что не все люди в форме поголовно плохие, – тихо произнес я. Шнайдер бросил на меня удивленный взгляд и громко хлопнул в ладоши: – Ну все, малышня. Брысь отсюда. Давайте, давайте, представление окончено. Дети побрели прочь, с неохотой покидая свой маленький оазис развлечений и бесплатных подарков. Скрестив на груди руки, Шнайдер смотрел ребятишкам вслед. Лицо его было непроницаемо. – Откуда у тебя эти штуки? – Нашел в грузовом отсеке. Была там пара ящиков с гуманитарной помощью для беженцев. Похоже, госпиталю, у которого мы попятили этот корабль, они особо не пригодились. – Да уж, они там уже всех беженцев успели пристрелить, – я кивнул в сторону удалявшихся детей, которые весело щебетали, обсуждая полученные сокровища. – Лагерное ополчение, скорее всего, конфискует все это, как только мы отчалим. Шнайдер пожал плечами: – Да знаю. Но я все равно уже раздал шоколад и болеутоляющее. Что тут поделаешь? Это был резонный вопрос, на который имелось множество нерезонных ответов. Уставившись на ближайшего ополченца, я прокрутил в голове самые кровавые варианты. – А вот и она, – сказал Шнайдер, указывая куда-то в сторону. Проследив направление его руки, я увидел сержанта с еще одной парой военных в униформах. Между военными шагала стройная фигура со скованными впереди руками. Глядя против солнца, я сощурился и повысил кратность увеличения нейрохим-модифицированного зрения. В дни своей археологической деятельности Таня Вардани, полагаю, выглядела получше. Ее изящная оболочка казалась, наверное, не такой истощенной, а темные волосы, наверное, были как минимум вымыты и, например, собраны в пучок. Синяки под глазами, наверное, тоже отсутствовали, а, завидев нас, она могла бы, наверное, даже слегка улыбнуться или хотя бы просто дернуть уголком большого, чуть скошенного рта в знак узнавания. Вардани покачнулась, споткнулась и упала бы, если бы ее не удержал один из конвойных. Стоящий рядом со мной Шнайдер дернулся было вперед, но тут же остановился. – Таня Вардани, – сухо объявил сержант, извлекая белую пластиковую ленту, сплошь испещренную полосами штрихкодов, и сканер. – Мне понадобится подтверждение вашей личности. Я ткнул пальцем в код на виске и спокойно подождал, когда красный луч считает его. Сержант отыскал на пластиковой ленте соответствующую Вардани полоску и провел по ней сканером. Шагнув вперед, Шнайдер взял женщину за руку и потащил к шаттлу, изображая равнодушие и бесцеремонность. На лице самой Вардани не отразилось ни малейшей эмоции. Когда я повернулся, чтобы последовать за ними, сержант окликнул меня голосом, из твердого вдруг ставшим надтреснутым. – Лейтенант. – Да, в чем дело? – я позволил растущему нетерпению отразиться в моем тоне. – Она вернется? Стоя в проеме, я повернулся к нему, выгнув бровь той же замысловатой дугой, что Шнайдер за несколько минут до этого. Сержант нарушал всю мыслимую субординацию и сам прекрасно это понимал. – Нет, сержант, – сказал я, словно обращаясь к маленькому ребенку. – Она не вернется. Ее забирают для допроса. Просто забудьте о ее существовании. Я закрыл дверь. Но когда шаттл оторвался от земли, я бросил взгляд в иллюминатор и увидел, что сержант так и стоит на прежнем месте, в самом сердце бури, вызванной нашим взлетом. Он даже не попытался закрыть лицо, чтобы защитить его от пыли. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Включив гравитягу, мы полетели на запад. Под нами тянулась пустыня – скудная растительность с вкраплениями зелени более насыщенных цветов в местах, где водоносный слой залегал неглубоко. Двадцатью минутами позже мы оказались над береговой линией и заскользили над открытым морем, над водами, которые, по данным военной разведки «Клина», кишели «умными» минами кемпистов. Все это время Шнайдер поддерживал дозвуковую скорость. Отслеживать нас должно было быть нетрудно. Бо?льшую часть полета я провел в главном отсеке, делая вид, что просматриваю сведения о текущем положении дел, которые поступали на шаттл с одного из спутников Карреры, а на самом деле натренированным глазом бывшего чрезвычайного посланника пытался оценить состояние Тани Вардани. Она ссутулилась в самом дальнем от входной двери кресле, рядом с иллюминаторами правого борта, и прижалась лбом к стеклу. Ее глаза были открыты, но смотрела ли она на проплывавший под нами пейзаж, сказать было трудно. Я не пытался заговорить с ней: в этом году мне довелось видеть тысячи похожих лиц, на которых застыла точно такая же маска, и я знал, что женщина перестанет за ней прятаться, только когда будет готова, – чего может не случиться никогда. Вардани облачилась в подобие эмоционального вакуумного костюма; это единственное средство, которое остается в человеческом арсенале, когда моральные параметры окружающей обстановки становятся настолько нестабильными, что сознание больше не может функционировать без хоть какой-то защиты. Такое состояние с некоторых пор стали именовать «военной психотравмой» – широкий термин, за которым стоит мрачное, но довольно недвусмысленное предупреждение для всех, под чье попечение попадает такой пациент. Существует множество более или менее эффективных психологических приемов, призванных выправить положение, но достижение конечной цели любой медицинской философии, считающей профилактику лучшим методом лечения, в данном случае определенно лежит за пределами человеческих возможностей. Ничего удивительного, что мы по-прежнему бродим по изящным развалинам марсианской цивилизации, размахивая неандертальскими орудиями труда и не имея ни малейшего представления об устройстве этой древней культуры. Вы же не ждете от мясника способности понять или повторить действия бригады нейрохирургов. Невозможно наверняка сказать, какой непоправимый ущерб мы уже нанесли тому корпусу знаний и технологий, который марсиане так опрометчиво предоставили в наше распоряжение. В конечном счете, мы мало чем отличаемся от стаи шакалов, шныряющих среди обломков и трупов на месте крушения самолета. – Подлетаем, – сообщил по интеркому Шнайдер. – Зайти не хочешь? Я оторвал голову от голографического дисплея, смахнул инфогранулы к основанию и посмотрел на сидящую напротив Вардани. Она слегка шевельнулась от голоса Шнайдера, но взгляд, устремленный на вмонтированный в потолок динамик, по-прежнему оставался потухшим. Вытрясти из Шнайдера правду о его прошлых отношениях с этой женщиной не составило труда, но я до сих пор точно не понимал, как они повлияют на нынешнее положение дел. По его уверениям, их связь продлилась недолго, резко оборвавшись с началом войны два года назад, и сейчас никаких проблем доставить не могла. Моим же самым мрачным сценарием была версия о том, что вся история о звездолете окажется изощренной аферой, затеянной Шнайдером с единственной целью: освободить археолога и убраться с планеты вместе с ней. Ведь если верить коменданту лагеря, Вардани уже пытались освободить, и какая-то часть моего сознания задавалась вопросом, а не были ли те загадочные прекрасно экипированные коммандос предыдущими облапошенными жертвами Шнайдера. Если так оно в конце концов и окажется, я буду очень рассержен. Впрочем, той части моей интуиции, к которой стоило прислушиваться, такая идея не казалась очень уж правдоподобной; слишком много деталей подтвердилось с тех пор, как мы покинули госпиталь. Даты и имена были верными – на побережье к северо-западу от Заубервиля действительно проводились археологические раскопки, и руководителем числилась Таня Вардани. Транспортным агентом значился пилот Гильдии Иэн Мендель, но на снимке было лицо Шнайдера, а в спецификации фигурировал серийный номер и данные о рейсах громоздкого суборбитального «Мовай» десятой серии. Даже если Шнайдер уже и пробовал вытащить Вардани, делал он это в силу куда более приземленных причин, а не из простой симпатии. А если он тут ни при чем, значит, в игру приняли кого-то еще. Так или иначе, за Шнайдером стоит приглядывать. Я опустил панель дисплея и поднялся – в тот самый момент, когда шаттл накренился, выполняя разворот в сторону моря. Ухватившись рукой за багажную полку, я опустил взгляд на археолога: – Советую пристегнуться. Сейчас несколько минут будет немного потряхивать. Она не ответила, но ее руки, лежавшие на коленях, шевельнулись. Я направился к кабине пилота. Сидевший в кресле ручного управления Шнайдер и поднял голову при моем появлении. Его ладони расслабленно лежали на подлокотниках. Он кивнул на максимизированный цифровой дисплей в верхней части приборной проекционной сетки. – Счетчик глубины по-прежнему показывает меньше пяти метров. Уклон пологий, и глубоководья мы достигнем только через несколько километров. Ты уверен, что это говно так близко не подплывает? – Если бы подплывало, то торчало бы из воды, – сказал я, опускаясь в кресло второго пилота. – Управляемая мина не сильно меньше бомбы-«мародера». Практически автоматизированная мини-подлодка. Система работает? – Ага. Можешь надевать маску. Пульт управления оружием на правом подлокотнике. Я натянул на лицо эластичную стрелковую маску и коснулся висков, включая изображение. Вокруг меня возникло яркое море первичных цветов – бледно-синяя вода, темно-серое дно. Электроника отображалась красным, насыщенность которого определялась заданными мной параметрами. Основная часть была светло-розовой – мертвый металлический хлам, не проявлявший никакой электроактивности. Я погрузился в виртуальное отображение данных, идущих от сенсоров шаттла, заставил себя не вглядываться в дно и перешел в состояние дзена. Чрезвычайных посланников не учили тралению, но предельная бдительность, которая достигается, как ни парадоксально, через полное отсутствие каких-либо ожиданий, была краеугольным камнем основной подготовки. Чрезвычайный посланник Протектората, когда его как ОЧС – оцифрованное человеческое сознание – пересылают гиперпространственным пробоем, должен ожидать в буквальном смысле чего угодно. Обычно ты оказывался в незнакомом теле в незнакомом мире, под огнем противника. Даже при благоприятных обстоятельствах никакой инструктаж не в силах подготовить человека к такой радикальной смене обстановки. Что уж говорить о тех по меньшей мере нестабильных, а по большей – смертельно опасных ситуациях, для разрешения которых был создан Корпус чрезвычайных посланников. Вирджиния Видаура, инструктор Корпуса, руки в карманах комбинезона, спокойным, задумчивым взглядом изучает наши лица. Первый день тренировок. «Поскольку логистически невозможно предугадать все, – спокойно сообщила она, – мы научим вас не предугадывать в принципе. Тогда вы будете готовы ко всему».