Каладин прижал осколок скалы к стене ущелья, и тот прилип. – Давай, – скомандовал он, шагнув назад. Рогоед подпрыгнул, ухватился за камень и повис на стене, согнув ноги в коленях. Его глубокий, рокочущий смех разбудил в ущелье эхо. – На этот раз он меня держать! Сигзил сделал отметку в своем журнале: – Хорошо. Камень, продолжай висеть. – Как долго? – Пока не упадешь. – Пока не… – Громила-рогоед нахмурился, держась за камень обеими руками. – Мне эксперимент уже не нравится. – О, только не хнычь. – Каладин скрестил руки и прислонился к стене возле Камня. Сферы озаряли дно ущелья вокруг них, бросали отблески на лозы, мусор и цветущие растения. – Падать-то невысоко. – Дело не в падении, – пожаловался Камень. – Дело в руках. Я ведь, понимаешь, большой. – Так это же хорошо – у тебя большие руки, чтобы ими держаться. – По-моему, тут главное в другом, – проворчал Камень. – И держаться неудобно. И я… Булыжник с щелчком отклеился от стены ущелья, и рогоед рухнул вниз. Каладин схватил его за руку, помогая приятелю устоять. – Двадцать секунд, – подвел итог Сигзил. – Не очень-то долго. – Я предупреждал. – Каладин поднял упавший каменный осколок. – Он держится дольше, если я использую больше буресвета. – По-моему, нам нужна отправная точка. – Сигзил пошарил в кармане и вытащил светящийся бриллиантовый светосколок – самую малоценную из всех сфер. – Забери из нее весь свет, перелей в булыжник, а потом мы подвесим Камня и посмотрим, как долго тот продержится. Рогоед застонал: – Мои бедные руки… – Эй, манча, – окликнул его Лопен из глубины ущелья, – по крайней мере, у тебя их две, ага? Гердазиец следил, чтобы ни один из новых рекрутов не забрел к ним и не увидел, что делает капитан. Это было маловероятно – они упражнялись на расстоянии нескольких ущелий от основной команды, – но Каладин потребовал, чтобы кто-то стоял на страже. «В конце концов все узнают, – подумал Каладин, беря светосколок у Сигзила. – Ты ведь именно это пообещал Сил? Что позволишь себе стать Сияющим?» Юноша резко вдохнул содержавшийся в сфере буресвет, потом перенаправил его в булыжник. У него получалось все лучше: буресвет перетекал в руку – и после его можно использовать как светящуюся краску, чтобы мысленно покрыть нижнюю часть камня. Буресвет впитался в камень, и, когда Каладин прижал его к скале, он там и остался. Над камнем вились язычки светящегося дыма. – Пожалуй, не нужно заставлять рогоеда висеть на скале, – заметил Каладин. – Если тебе требуется отправная точка, почему бы просто не посчитать, как долго булыжник продержится там сам по себе? – Это будет не так весело, – возразил Сигзил. – Ну хорошо, уговорил. Он продолжил записывать цифры в своем журнале. Большинству прочих мостовиков от этого сделалось бы не по себе. Письмо воспринималось как занятие, неподобающее мужчине и даже богохульное, хотя Сигзил просто зарисовывал глифы. Сегодня, к счастью, с Каладином были Сигзил, Камень и Лопен – все чужеземцы из краев с другими правилами. Гердаз формально был воринским, но у них был собственный воринизм, и Лопен, похоже, не имел ничего против мужчин, знакомых с письмом. – Итак, – сказал Камень, пока они ждали, – наш Благословенный Бурей вождь, ты говорить, что можешь делать кое-что еще, верно? – Летать! – воскликнул Лопен с другой стороны ущелья. – Я не умею летать, – буркнул Каладин. – Ходить по стенам! – Я пытался. Чуть голову не разбил, когда упал. – Ах, ганчо, – проворчал Лопен. – Ни полетов, ни прогулок по стенам? Я должен как-то впечатлить дам. Не думаю, что камней, приклеенных к стенам, им хватит. – А по-моему, такое впечатлило бы кого угодно, – заметил Сигзил. – Это противоречит законам природы. – Плохо же ты знаешь гердазийских женщин… – со вздохом сказал Лопен. – Как по мне, нам стоит опять попытать счастья с полетами. Это было бы лучше всего. – Кое-что еще и впрямь есть, – сообщил Каладин. – Не полеты, но все равно полезно. Не уверен, что смогу это повторить. Я никогда не делал это осознанно. – Щит, – вспомнил Камень, который стоял у стены и неотрывно глядел на приклеенный к ней булыжник. – На поле боя, когда паршенди в нас стрелять. Стрелы ударить в твой щит. Все сразу. – Да, – подтвердил Каладин. – Надо это проверить, – заявил Сигзил. – Нам потребуется лук. – Спрены! – воскликнул Камень, тыкая пальцем. – Они прижимают этот булыжник к скале. – Что? – Сигзил подобрался ближе и, прищурившись, стал разглядывать кусок скалы, который Каладин прижал к стене ущелья. – Я их не вижу. – А-а, – протянул Камень, – они не хотеть быть замеченными. – Он склонил голову перед ними. – Прошу прощения, мафах’лики. Сигзил нахмурился, пригляделся, приблизив сферу, чтобы осветить пространство. Каладин подошел поближе и присоединился к ним. Он мог разглядеть маленьких пурпурных спренов, если смотрел очень внимательно. – Сиг, они там, – согласился Каладин. – Тогда почему я их не вижу? – Это как-то связано с моими способностями. – Юноша посмотрел на Сил, которая сидела поблизости на краю трещины в скале, закинув ногу на ногу и покачивая ею. – Но Камень… – Я алаий’ику, – произнес Камень, подняв руку к груди. – И что это значит? – нетерпеливо спросил Сигзил. – Что я видеть этих спренов, а ты нет. – Рогоед положил руку на плечо Сигзила, который был меньше ростом. – Порядок, друг. Я не виню тебя в том, что ты слепой. Большинство низинников таковы. Это все воздух. От него у вас все в мозгах работает неправильно. Сигзил нахмурился, но сделал пару заметок, не переставая машинально шевелить пальцами. Считал секунды? Булыжник наконец-то с щелчком отклеился от стены и упал, напоследок выпустив несколько струек буресвета. – Намного больше минуты, – сообщил Сигзил. – Я насчитал восемьдесят семь секунд. – Он посмотрел на остальных. – Мы должны были считать? – спросил Каладин, глянув на Камня, который пожал плечами. Сигзил вздохнул. – Девяносто одна секунда! – крикнул Лопен. – Можешь не благодарить. Сигзил опустился на валун, не обращая внимания на кости, которые высовывались из мха поблизости, и с хмурым видом сделал несколько пометок в журнале. – Ха! – Камень присел на корточки рядом с ним. – У тебя такой вид, словно ты съесть плохие яйца. Что случилось? – Я не понимаю, что делаю. Мой учитель советовал задавать вопросы и искать точные ответы. Но как же я могу быть точным? Мне нужны часы, чтобы замерять время, но они сто?ят слишком дорого. Даже если бы они у нас были, я не знаю, как измерять буресвет! – В светосколках, – предложил Каладин. – Самосветы взвешивают на точных весах, прежде чем заключить в стекло. – И все они способны удерживать одинаковое количество? – спросил Сигзил. – Мы знаем, что необработанные драгоценные камни держатся меньше ограненных. Значит, если огранка лучше, света поместится больше? Кроме того, буресвет вытекает из сферы с течением времени. Сколько дней прошло после того, как светосколок зарядили, и сколько света он с той поры утратил? Все ли светосколки теряют одинаковое количество света с одинаковой скоростью? Мы слишком мало знаем. Командир, боюсь, я зря трачу твое время. – Не зря, – возразил Лопен, приближаясь к ним. Однорукий гердазиец зевнул и сел на тот же валун, что и Сигзил, вынудив того чуть потесниться. – Просто надо проверять другие вещи, ага? – Например? – спросил Каладин. – Ну, ганчо… Ты можешь приклеить к стене меня? – Я… я не знаю. – Похоже, неплохо бы узнать, ага? – Лопен встал. – Попробуем? Каладин посмотрел на Сигзила; тот пожал плечами. Юноша втянул больше буресвета. Его заполнила неистовая буря – она словно была пленницей и пыталась вырваться на свободу, колотясь изнутри о его кожу. Он направил буресвет к ладони и приложил ее к стене, окрашивая камни свечением. Сделав глубокий вдох, поднял Лопена – худой гердазиец оказался поразительно легким, особенно с учетом того, что в жилах Каладина еще оставалась доля буресвета. Он прижал Лопена к стене. Когда капитан, поколебавшись, шагнул назад, гердазиец остался висеть на стене – его форма приклеилась к камню и собралась в складки под мышками.