Часть 42 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Дорога обогнула дубраву, вышла к реке, долго тянулась вдоль нее, потом нырнула в орешник, который незаметно перешел в длинный, широко раскинувшийся яблоневый сад. Мест этих Олег не помнил — похоже, Стрибог, покровитель странников, отвернул его на новый, неведомый путь. Впрочем, какая разница? Дорога все равно уводила на север, в сторону далекого Новгорода и вещего Аскоруна. Еще немного, и Муромское княжество окажется позади вместе со всеми его бедами и радостями.
Наконец, впереди показалась настоящая, живая деревня: крыши целые, ярко-желгые от свежей соломы, из труб тянется неторопливый дымок, голосисто тявкают собаки. Олег перешел на шаг, привстал на стременах. Нет, не видно вокруг куполов с крестами, не видно кладбища местного. Зато неподалеку округлая дубрава листьями шелестит — верный признак священного места. Ведун спешился, постучал в первую попавшуюся калитку. В ответ кто-то обиженно замычал, прямо за воротами на два голоса загавкали собаки. Хлопнул замок, приоткрылась створка, выглянула наружу худощавая, но розовощекая, вкусно пахнущая парным молоком, девица в белом повойнике.
— День добрый… — Она с интересом оглядела незнакомца.
— Мир этому дому, — кивнул Олег. — Хлеба не продашь, хозяюшка?
— Обожди… — Девушка скрылась, быстро вернулась, протянула половину каравая. — Вот, возьми. Вчерась пекла.
— Сколько с меня?
— Окстись, странник, — махнула она рукой. — Кто же за хлебушек деньги берет? Его не для баловства, его от голода просят… Тебе ночевать-то есть где? Стемнеет скоро. А ночи ныне холодные.
— Ничего, не замерзну, — усмехнулся ведун. — А за хлеб спасибо. Тот, что от души, всегда слаще.
Он снова поднялся в седло, пустил коней вскачь. Селение осталось позади, по сторонам потянулся густой осинник. Это означало, что где-то неподалеку находится вода.
— Ну же, Среча, богиня ночи, смени гнев на милость, дай приют усталому путнику, — зашептал ведун. — Два дня не спал, только на тебя и надежда…
Слева от дороги послышался треск. Середин осадил коней, развернулся, подъехал к отозвавшемуся на молитву месту. Там в сторону от наезженного тракта уходила выстеленная подорожником узкая тропка. Всадник повернул, пригибая голову под низкими ветвями, проехал чуть более полукилометра и неожиданно оказался на берегу небольшого лесного озерца.
— Вот он, настоящий храм, — прошептал ведун, сходя с коня. — Храм земли русской, храм, созданный природой. Березы белые ему стеной, небо высокое ему крышей, земляника сладкая ему полом.
Он расстегнул подпруги, снял со скакунов седла, вьюки, пустил коней на водопой. Достал подаренный крестьянкой хлеб, немного поел сам, частью угостил лошадей, а остатки отнес к неизменному в таких местах малиннику. Потом развернул медвежью шкуру, вытянулся на ней во весь рост, закрыл глаза…
* * *
Пи-и-ип, пи-и-ип, пи-и-ип, пи-и-ип…
Середин высунул голову из-под одеяла, тут же рывком вскочил — семь тридцать! Через пятнадцать минут кузню открывать, а он еще в постели! Олег молниеносно натянул брюки, застегнул ремень, накинул на плечи косуху, схватил каску, стремглав скатился вниз по лестнице, запрыгнул на мотоцикл, включил зажигание, ударил рычаг кикстартера, а когда двухколесный друг зарычал, опустил руку вниз, открыл краник подачи бензина и тут же воткнул первую передачу, выруливая на залитую мертвенно-желтым светом улицу. Но не успел он проехать и полусотни метров, как поперек протянулась полосатая палочка.
— Электрическая сила! — нажал он на тормоз, подруливая к постовому, скинул каску.
— Старший сержант Сергушин, — отдал честь гаишник. — Ваши документы, пожалуйста.
— Инспектор, на работу опаздываю, — расстегнул поясную сумку Олег.
— О-очень хорошо, — кивнул тот, раскрывая техпаспорт. — Та-ак, а где техосмотр?
— Да там, там, — кивнул Середин.
— Ви-ижу…
Инспектор обошел мотоцикл, начал с невообразимым тщанием сличать номера. Олег, кусая губы, покосился на часы. Вдоль пустынной улицы дул ветер, неся серую пыль и сухие листья, по тротуару, опустив головы и глядя на асфальт перед собой, бежали бесцветные прохожие, некоторые из которых почему-то держали над головой зонтики.
— Что же вы, товарищ водитель, при выезде со стоянки не пропускаете идущий по проезжей части транспорт.
— Так ведь не было никакого транспорта, инспектор.
— Однако вы, отъезжая с места парковки, не убедились в этом, повернув голову.
— Я посмотрел в зеркало.
— Этого недостаточно. Трогаясь с места, вы должны повернуть голову.
— В правилах такого требования нет.
— Оно есть в инструкции патрульной службы.
— Я не работаю в вашей службе!
— Это неважно. Инструкция обязательна для всех.
— В правилах этого нет!
— Вы, что, намерены спорить с инспектором дорожной службы? Вы считаете себя умнее должностного лица?
— Я не спорю, — посмотрел в глаза инспектора Олег. — Спорят совсем иначе.
— Это как?
— Спор — это божий суд. На мечах или топорах, насмерть или до первой крови, как вам больше нравится.
— Однако вы оригинал, товарищ водитель, — покачал головой инспектор и открыл свой блокнот. — На первый раз делаю вам замечание, но в дальнейшем буду штрафовать. — Не спеша он выписал себе данные Олега, вернул документы: — Счастливого пути!
В двери парка Середин влетел уже ровно в восемь, увидел Илью с карбюраторного цеха, махнул рукой:
— Будь другом, кузню открой. А то я не успеваю.
— Ключи давай.
— Спасибо!
— Спасибо не булькает, — проворчал слесарь и пошел в ремзону.
Тем не менее, Середина с опозданием засекли: выбегая из раздевалки, он чуть не сбил с ног главного инженера.
— У-у, — покачал тот головой. — Почему не на рабочем месте?
— Менты по дороге тормознули.
— Нужно заранее из дома выходить, чтобы подобные ситуации не влияли на работу предприятия. Сегодня «менты», завтра у тебя двигатель заглохнет, послезавтра светофор сломается…
— Слушай, Харитоныч, — не выдержал Олег. — Я ведь на работу первый раз за год опоздал. А ты мне лекцию, как хроническому алкоголику, читаешь.
— Это верно. Надеюсь, ты не удивишься, если я и премию тебе только за один месяц сниму?
— Ты чего, Харитоныч?! И так не зарплата, а подачка для нищего!
— Зато мы выплачиваем ее регулярно, день в день. Не то что все вокруг.
— Какая разница, если ее без премии даже на квартплату не хватает?
— А ты не опаздывай.
— Я лучше вообще ходить не стану! Имей в виду, Харитоныч, — снимешь премию, на следующий день можешь меня не искать, не приду.
— По закону, в случае увольнения ты обязан отработать два месяца после подачи заявления об уходе, — сухо сообщил главный инженер. — А после этого будем говорить.
Он развернулся, давая понять, что разговор окончен, и защелкал по коридору подковками на каблуках.
Олег сплюнул, теперь уже никуда не торопясь спустился в темную ремзону, вдохнул здешний маслянистый и горьковатый воздух, закашлялся, чуть не на ощупь нашел кузню:
— Илья, ты здесь?
— Угу.
— А чего темно так?
— Чубайс свет за неуплату отключил. Пошли в гадюшник напротив, по пивку тяпнем? Заодно и пообедаем.
У прилавка в столовой стояла небольшая очередь с подносами. Олег с Ильей пристроились в хвост, взяли по розовому борщу с желтоватым плевком сметаны, макароны, по паре котлет. Середин долго гипнотизировал взглядом мелкие жилистые кусочки бефстроганов, но брать не рискнул — дороговато. До получки еще дотянуть нужно — дадут сегодня, не дадут, неизвестно. Что там Харитоныч ни вещает, а задержки с деньгами в парке случаются, и не малые. Котлеты же, судя по тому, что из них торчали тонкие рыбные косточки, тоже были натуральные, но по объему вдвое больше, чем бефстроганов. Прямая выгода получается.
На третье Олег взял компот и пакетик сахара — иначе это кислое пойло употреблять просто невозможно.
Вернувшись сытыми и довольными в парк, Олег с Ильей узнали, что получку все-таки начали выдавать — причем выплата денег, обычно происходящая после двух, сегодня оказалась назначена на полдень. Света все еще не было, а потому в окошечке кассы дрожала алым язычком стеариновая свеча. Народу собраться успело немного, человек пятьдесят. Слесарь и кузнец пристроились в хвост и приготовились к ожиданию. Тут главное — первые минут десять. Олег по опыту знал, что за это время очередь продвинется на два метра и можно будет облокотиться на стену.
Он ощутил прохладное прикосновение к своей щеке, дернул головой — и открыл глаза.