— Я всегда готов идти во всем навстречу следствию. Во всем. Клянусь, во всем. У кого угодно спросите — все подтвердят. Но вы должны понимать, что это «поличное» — развеселые пустяки. Не было задержания с «поличным»! Не было! — Как это, не было? — удивился Линьков. — Вот протокол. В Умани вы сошли с поезда, взяли два свои чемодана и перенесли их в машину Карачаева. Тут же вас и задержали. Что это, по-вашему, не с поличным? Не улика? — Никаких чемоданов я с поезда не брал и никаких чемоданов в багажник «жигуля» Карачаева не клал! К Карачаеву ехал устраиваться на работу, я ранее работал на том же заводе, что и он. Ясно? Работать ехал устраиваться, чтобы не тунеядцем каким-нибудь быть, а тружеником, достойным гражданином общества. — Вы признали в Уманском райотделе, что эти броши совхозные, что везли их для реализации. — Умань — далекий город! Нет удовольствия там сидеть. Я испугался. — Вы, может быть, возьметесь утверждать, что вообще не имеете никакого отношения к галантерейным изделиям? — Почему же? Имею, и самое, так сказать, прямое! Был начальником подсобного цеха в совхозе «Воронки». Цех закрыли: директор требовал, чтобы я согласился заведовать ремонтными мастерскими. Но какой из меня механик! Я даже не знаю, с какой стороны подойти к трактору. Вот мне и подсунули два чемодана, чтобы спровоцировать задержание с поличным. Линьков молча потянулся к папке, где были показания Горина. Степанов придержал ее и отрицательно покачал головой. Погребинский поморщился, как от зубной боли: — Ай, ай, ай! Это очень старый прием, пугать пустыми папками. — Старый, — согласился Прищепов. — Но он прием, когда ничего нет, а когда есть, то спешить не будем. Вы настаиваете, что чемоданы вам подсунули работники милиции? Погребинский всплеснул руками. — Что вы? Я просто показал вашему молодому коллеге фокус! Я ни на чем не настаиваю! Жизнь научила во всем идти навстречу следствию, а вы не поверили! Я дал знак, что дело вовсе не в задержании с поличным! Линьков тут же поспешил с вопросом: — Стало быть признаете, что привезли в Умань для реализации две тысячи четыреста брошей «жук», похищенных в совхозе «Воронки»? Погребинский поднял взгляд на Прищепова. — Опять мы не понимаем друг друга! Как много лишних слов! И слова-то какие опасные: для реализации похищенных... Я ничего не похищал. Зачем мне это нужно — похищать! — Что же вы признаете? — спросил Линьков. — Что привезли два чемодана брошей в Умань? Погребинский притворно вздохнул: — Если это необходимо следствию, могу и признать. — Что значит, необходимо следствию? Вас задержали с поличным... — Опять сказка про белого бычка! — перебил Линькова Погребинский. — Откуда это видно? Я все время твержу, что готов всеми силами сотрудничать со следствием. Так? Или и это не так? Тогда извините, тогда уже я вообще ничего не понимаю... — Скользкий вы человек, Погребинский, все хитрите, играете какую-то роль. — Нет, не скользкий! Меня уже однажды назвали колобком. От дедушки ушел, от мамки ушел, от тебя, серый волк, и подавно уйду! Вы мне только намекните, что следствию нужно в этом пустом деле, и я подумаю, как вам помочь. Степанов вопросительно взглянул на Прищепова: «Ловок!» Прищепов ответил: — Подумайте лучше, как себе помочь, а уж следствие как-нибудь справится со своей задачей! Подумайте хорошенько. Погребинского увели. У Линькова еще не улеглось возбуждение. — Его же можно было припереть к стене показаниями Горина! Не понимаю, зачем тянуть резину. — Можно! — согласился Прищепов. — Но он будет ускользать из рук, как угорь. Пусть дозреет сам, без наших подсказок. Для преступника самое трудное — неизвестность. Он уверен, что мы не можем всего знать, но что-то знаем. А что? Что именно? Иной изведется от такой неизвестности... — Этот не изведется! — заметил Степанов. — Нужно ехать в совхоз. Нужно ехать... Прищепов позвонил по телефону и попросил Павла явиться в Управление. Диана проводила его до двери, спросила, когда примерно он думает вернуться. Она набрала номер телефона овощного магазина. Долго никто не брал трубку — в магазинах это часто случается. Потом ответил незнакомый голос. Она попросила к телефону Бегуна. Незнакомый мужской голос поинтересовался, кто его спрашивает. Диане показалось это подозрительным, и она положила трубку. Она знала по голосам всех работников магазина, которые могли оказаться в кабинете директора. Они были приучены не интересоваться, кто звонит. Странно. Что это могло означать? Неприятно, ох как неприятно! Когда Диана звонила Бегуну, в магазине шел обыск — как раз начали учет товаров и проверку накладных. Торговля в магазине шла без чеков, продавцы получали деньги наличными: очень удобно для хищений. Работники УБХСС искали документы на партию грецких орехов весом в одиннадцать тонн. Оказалось, несколько партий, одна за другой, пришли с базы за короткое время. Всего поступило тринадцать тонн, в задержанной фуре обнаружили лишь одиннадцать. Выяснилось: две тонны Бегун пустил в продажу. Все тринадцать тонн были оплачены, деньги за них сданы в банк. Иного и не ожидали. Вся суть состояла в разнице цен — в госторговле и в системе потребительской кооперации: кто-то внес в кассу деньги за одиннадцать тонн орехов. Этот кто-то был, несомненно, сам Бегун. К такому выводу вела логика и факты. Хотя последних, по правде сказать, было не так уж и много. Группа работников УБХСС пришла в магазин в отсутствие директора. Спокойно, без спешки опросили продавцов, как поступали орехи, откуда, сколько, в какие торговые точки прибыли они для продажи. Товар дефицитный, расходился быстро! К моменту появления в магазине Бегуна в протоколе допросов уже имелись записи, подтверждающие, что с прилавка продано всего две тонны орехов из тринадцати. Бегун с порога начал горячо протестовать: — Что это все означает? У вас что, есть санкция? — Есть, — устало произнес руководитель группы. — Никто и никогда еще не шел в магазин с обыском, не имея санкции, неужели не знаете? В магазине продолжалась работа, вторая группа поехала с обыском на квартиру директора. Обыски в магазине и на квартире дали поразительные результаты. На такое никто не мог и рассчитывать. Тем более по всему было видно, что Бегун опытный жулик, со стажем. Но случается и на старуху проруха: многолетняя безнаказанность ослабила бдительность, тщеславие и самонадеянность взяли верх над осторожностью. ...Магазинчик располагался в полуподвальном сыром помещении. Бегун установил в кабинете маленькую печурку, вывел железную трубу в форточку. В ней и обнаружили кое-что интересное: сверток с деньгами. Сумма оказалась столь крупной, что руководитель группы, повидавший в своей жизни немало жулья, сначала не поверил своим глазам. В печурке — сухие деревянные чурки, которые мгновенно можно разжечь. Продуманный тайничок. Дома денег не нашли. Но обстановка — картины, мебель, ковры, радиотехника, хрусталь, сервизы — выступали неопровержимым свидетелем многолетней роскошной жизни их хозяина. Бегуна доставили в кабинет к Прищепову. — Я ничего не буду говорить и не отвечу ни на один вопрос! — с вызовом начал он. Прищепов остановил его жестом. — Вы доставлены туда, где вам следует давать объяснения! — Вы не отдаете себе отчета, в какой скандал втягивается ваше Управление! — Не надо нас пугать! Всяк за свое ответит! К вам много вопросов, гражданин Бегун. Мы не спешим, нет у вас охоты отвечать на вопросы сейчас — подождем! Время есть и у вас и у нас. Бегун снизил тон. — Что вам нужно? — Правду, — спокойно ответил Прищепов. — У нас есть сведения, что вы предлагали взятку должностному лицу за прекращение уголовного дела Погребинского и Горина. Нас заинтересовало ваше участие в этом деле. О ваших комбинациях с товарами разговор впереди, а сейчас хотелось бы узнать, в чем причина вашей заботы о Погребинском и Горине? Нам известно, что вы очень возражали против явки Горина с повинной, но он вас не послушал. — И вы ему поверили? — А почему бы не поверить? — Не знаю, что он там показал, но я считаю, что это его форма самозащиты. Он будет валить на других, чтобы обелить себя! Он вообще такой человек — несамостоятельный, бесхарактерный. — Не сказал бы! Скорее наоборот! — Ну и как же он обрисовал мое участие в этом, с позволения сказать, галантерейном деле? — Вы ему давали деньги в долг? — В долг он действительно брал, но отдать не поспешил! — Это уже нас не интересует, это ваши трудности! Вы, Бегун, знакомы с Карачаевым, а тот — с директором совхоза «Воронки». Вы могли бы пролить свет на то, почему Погребинский и Горин выбрали для своей деятельности именно этот совхоз? — Меня этот вопрос не касался! Погребинский сам связан с Карачаевым. Он работал у него на заводе, все нити там. Я тут абсолютно ни при чем, абсолютно. — Могли, конечно, и не знать. Но если знали, лучше расскажите, какой смысл скрывать?