Дед расспросил дорогу, выпил на дармовщинку пива и двинулся по адресу. Он прошел насквозь всю казовую часть города и Харчевный ряд. Позади, на значительном удалении, так же неспешно тащились дрожки с угрюмым туземцем на козлах и пьяненьким русаком в веснушках за седока. Наконец дедушка добрался до бедняцкого поселка. Отыскал пивную, снял картуз и осторожно переступил порог. — Здравствуйте, добрые люди. Говорят, у вас тут недорого. — Это кто же тебя сюда послал? — удивился буфетчик, мужик с проваленным носом сифилитика и большими красными кулаками башколома[26]. — Да в «Милом доме» баяли. — И ты, старый дурень, перся сюда через весь город? — Так тово… Дешево у вас, говорят. Али фейерверкер меня обманул? Они все такие, это не мы, пехота. Буфетчик только сейчас разглядел награды и смягчился. — Ладно, проходи. Вижу, ты заслужил, а не просто так. Сядь в уголке и отдохни. Пожрать получишь задарма, а пиво надо оплатить. — Мне бы чаю, добрый человек. Пивом если токмо кто угостит. Обычно угощают, уважают старость. Я передохну здеся, а ежели захотят про боевые походы послушать, так и до пива доберусь. А? Хозяин поставил перед стариком блюдо с моченым горохом, колбасные обрезки, жареное легкое. Дополнил хлебом и стаканом чая и потерял к посетителю всякий интерес. Тот поблагодарил, вытянул уставшие ноги в теплых бурках и принялся за угощение, посматривая по сторонам. В пивной было шумно, хотя и малолюдно. Из соседней комнаты слышался стук шаров и матерная ругань — там играли на бильярде. Народ вокруг был лихой наружности, не то воры, не то дезертиры. А может, забирохи, кто их разберет. Никто не обращал на ветерана внимания, и он пригрелся и даже чуток подремал. А проснулся через час от громкого топота. Открыл глаза и просительно улыбнулся: — Про походы желаете послушать? Перед ним стоял, раскачиваясь взад-вперед, крепкий парень в гимнастической рубахе без погон. Руки он держал в карманах. — Здрасьте! Это что за хрен? — Я тово… кушаю тут. Христовым именем. А за пиво, говорят, надо платить. Может, послушаете, как мы Кокандское ханство покоряли? Понравится ежели, то и угостите старика. Парень молчал и с подозрением разглядывал чужака. Потом грубо спросил: — Ты откудова здесь взялся? — Пошамать пришел. Ноженьки уже тово… — А че именно сюда пришел? — Дешево у вас. — Это кто сказал, что дешево? Буфетчик крикнул от стойки: — Жильда, чего пристал к деду? Макар ему сказал, из «Милого дома». Всегда он ко мне всякий сброд отсылает. Иди, тебя Яков Севастьяныч уже спрашивал. На его голос из бильярдной вышли двое: детина с тупым лицом, ростом чуть не с сажень, и мужик лет сорока, кучерявый и ухватистый. — Что за шум, а драки нет? — спросил мужик, быстро и внимательно оглядывая ветерана. — Да вот явился черт веревочный, — ответил Жильда. — Ходит кто ни попадя. Выгнать бы дурака. — Яков Севастьяныч, тока мигните, тут же спроворим, — пробасил великан. — Погоди, Дутый, разобраться надо. Жоркин сел напротив незнакомца, тщательно изучил его: руки, бороду, глаза, волосы, награды. Тот смотрел ласково, по-стариковски улыбаясь. — Ну-ка открой рот. — Ась? Атаман увидел гнилые зубы и успокоился. — Откуда ты здесь? — Из Павлодара приехал, в ночь. — Из Павлодара? А к кому? — Так к сыну я пробираюсь, в Каменогорский. Он у меня там служит. При горных инженерах, хорошие деньги вырабатывает. Пока тепло, надумал сходить, а то зимой больно-то не походишь. — Вижу, медаль у тебя за Коканд. Был там? — Довелось. — Где служил? Дед отложил хлеб и с достоинством ответил: — В Первом Туркестанском стрелковом батальоне. — Кто командовал батальоном? — Их высокоблагородие подполковник Гарновский. — А кто был твой ротный командир? — Дозвольте полюбопытствовать, вы для чего спрашиваете? А то в шею гнать грозитесь пожилого человека. Я тут кровь проливал, а этот… Он задрал голову и с обидой посмотрел снизу вверх на стоящего рядом гиганта. — Вымахал с голубятню… Не боюсь я тебя. На войне отбоялся, иди куда шел. Мне хозяин тут сидеть дозволил. «Иван» озадаченно огляделся по сторонам. Потом сказал с укоризной: — Жильда, Дутый, вы пошто старика обидели? И обратился к дедушке уже другим тоном: — Скажи, в какой роте служил-то? Брательник у меня тоже в Первом батальоне состоял, и тоже в Коканд и Ходжент ходил. Может, вы вместе воевали? — Как фамилия брательнику? — сразу же оттаял ветеран. — Жоркин, Леонтий Жоркин. Дед пожевал губами, подумал. — Эх, память… Не помню. Я был третьей роты, капитана Больстрема. Так себе был капитан, прости Господи. Не называл брат такую фамилию? — Да вроде нет… — А кого называл? — И стал загибать пальцы: — Никитин-третий, Оголевский, Бутаков, Лосев — это капитаны. Еще штабс-капитаны ротами командовали: Семенцов, Дауэр, Канонерский… — Во! — обрадовался бандит. — Канонерский, точно! — Это девятая рота, одна из лучших была. В сражении под Махрамом контузило штабс-капитана Канонерского пулей из карамультука. Но он остался в строю! — Да, и Леонтий об том рассказывал. У него такая же медаль была, как у тебя. Вот я и заинтересовался. Не обижайся. И крикнул буфетчику: — Мишка, угости дедушку пивом за мой счет. Он с моим брательником покойным в одном батальоне служил. Громилы потребовали пива в бильярдную и опять принялись гонять шары. К ветерану больше никто не приставал. Через час Жильда ушел, а двое других остались. Посторонние играть не осмеливались. Лыков сидел и думал. Скоро стемнеет. В конце улицы стоит экипаж с Ганиевым и Балашовым, через тридцать семь минут к ним присоединится подпоручик Лыков-Нефедьев. Посидеть еще полчаса, отлучиться вроде бы до ветру, взять подмогу и нагрянуть. Он войдет первым, убедится, что бандитов по-прежнему двое. Даст сигнал и… Вдруг Алексей Николаевич подумал: а чего он ждет? Если их только двое. К ночи сойдется вся банда, и тогда их без крови не взять. А почему не попытаться сейчас? Самое время. Его в пивной не то что не боятся — даже не замечают. Мысль была неожиданная. Чем больше думал над ней сыщик, тем больше она ему нравилась. Нечего откладывать! Он бесшумно поднялся и двинулся за ширму. Дутый сидел к нему спиной и считал мелочь. Жоркин стоял вполоборота и набивал гильзу табаком. От страшного удара в ухо богатырь полетел на пол. «Иван» выронил папиросу: — Отец, ты чего? Лыков левой рукой приложил его в скулу, несильно. Поймал на лету, приподнял и прижал той же левой к стене. Правой обыскал карманы с одного бока, переменил руку и залез в другие. Бросил на стол финку и браунинг, разжал пальцы. Жоркин сполз на пол. — Ну, дурни, айда со мной. — А?..