Увидев по глазам Лыкова, что тот его не понял, Орестов пояснил: — Джатаки переводится как «лежачие». Это туземцы, потерявшие скот. Конченые люди, одним словом. Киргиз без скотины не человек. Есть те, кто пострадал из-за гололедицы или сибирской язвы — они пытаются вернуться в прежнее состояние. Но это трудно, таким джатакам приходится идти в услужение к богатым соплеменникам. Батрачить по-русски. А есть джатаки по своей вине, пьяницы, любители тамырничать, или которые все деньги на опиум тратят. Из них получаются хорошие барантачи. Вот у Ыбыша как раз такие. — Понятно, Федор Матвеевич. А меня зовите Алексей Николаевич. — Слушаюсь. — Много ли в доме подозреваемого таких боевитых джатаков? — Человека три-четыре точно есть. И еще упомянутый Губайдулла, он один двоих стоит. — Дом можно окружить незаметно? И вломиться по команде. — Нельзя, Алексей Николаевич. Там тазы очень злые, сразу набросятся, если без разрешения хозяина во двор войти. — Какие тазы? — удивился Лыков. — Степные борзые собаки, которые отары охраняют. — Стрихнину им набросать, — предложил Ботабай. — Ну… Можно… — неуверенно ответил отставной титулярный советник. — Но лучше бы не так. Лучше меня вперед пустите, будто с повесткой. — Какой повесткой? — ухватился Лыков. — Да мало ли у нас повесток. Например, я обыск делаю в соседнем доме, и понадобились понятые. — Умно, — согласился коллежский советник. — Он выйдет за ворота, тут его и сцапаем. Без хозяина его прихвостни сопротивляться не посмеют. — Кроме Губайдуллы, тот никого не боится, — предостерег заведующий. — Знаете, какая у него кличка среди своих? Каскир, то есть волк. — Этого волчонка я себе оставлю, — заявил питерец. — На сладкое. Посмотрим, как у него получится. Отставной титулярный советник хмыкнул, но ничего не сказал. Решили действовать, пока не стемнело. Лыков помчался в номера за браунингом. Ганиев — за верными Балтабеком и Кыдырбеком. Забабахин тем временем собрал арестную команду из пяти городовых. Получилось двенадцать штыков, считая Орестова. Тот был невозмутим, только попросил пачку патронов к нагану. Иртыш переплыли уже в сумерках. На паром-самолет завели два одноконных экипажа. Вывели лодки, повернули бортом к течению, те начали смещаться на середину и потянули за собой паром. Лыков смотрел с интересом, он не видел таких переправ с командировки в Туркестан тринадцать лет назад. Они используются на реках с быстрым течением. На середине русла топят якорь, к которому привязывают канат. Другой его конец крепят к лодке. Матросы ставят ее носом против течения под особым углом, так что вода начинает толкать судно от одного берега к другому. Тут важно грамотно маневрировать, используя силу самого потока. К лодке привязан собственно паром, который постепенно пересекает русло и оказывается у противоположного берега. Выгрузившись, арестная команда двинулась к нужному дому. Питерец с любопытством оглядывался по сторонам. Заречная слобода отталкивала своей неустроенностью. На пустынных улицах не было ни единого фонаря. Под ногами — месиво из коровьих лепешек. Вдалеке кричал муэдзин, звал на четвертый намаз. Строения вокруг стояли саманные, крытые камышом. Палисадников не имелось, зато были высокие заборы, из-за которых доносилось бормотание скотины и лай собак. Дом Ыбыша Капанбаева оказался похож на все другие, только забор был крепче. И на окнах не обычные деревянные ставни, а дорогие, из волнистого железа. Ставни были наглухо закрыты. Городовые рассыпались по обеим сторонам ворот, а двое остались при Федоре Матвеевиче. Аргыны с подпоручиком укрылись за углом, готовые вмешаться. А Лыков с Забабахиным обошли дом с тыла. Когда все было готово, Орестов стал стучать в ворота и кричать: — Ыбыш Исатаевич! Это я, Орестов. Убери собак и открой, мне понятые нужны. Два человека у тебя найдутся? Внутри зашевелились, и следом кто-то крикнул: — Кто там? Зачем понятые, дайте Аллаху помолиться! Человек подошел к воротам, но не спешил их открывать. Вокруг него заливались лаем несколько собак. — Ыбыш, живо открывай! — сердито велел заведующий слободой. — Приказ господина полицмейстера. Обыск делаем на постоялом дворе Абдулкаримова. Опять, старый черт, пригульный скот[37] прячет. Нужны понятые, и чтобы хоть один был грамотный. Так что одевайся, со мной пойдешь. И убери собак, Христа ради, ты же знаешь, я их боюсь. Видимо, последняя фраза убедила хозяина, что это рутинная операция и надо открывать. Лязгнул отодвигаемый засов. Вдруг Лыков спиной почувствовал опасность сзади. Он начал поворачиваться, но не успевал… Раздался свист, потом крик. Сыщик наконец развернулся и увидел лежащего у своих ног человека во всем черном. Тот бился в конвульсиях, царапая руками землю. Напротив стоял подъесаул Забабахин с шашкой наголо. Даже в темноте было видно, как он побледнел. Кузьма Павлович поднял на сыщика застывшие глаза и прошептал: — Первый раз… холодным оружием. Сглотнул и добавил с надеждой: — Может, еще живой? Лыков нагнулся, пощупал. Вытер кровь о плечо умирающего и пояснил: — Отходит. Вы перерубили ему сонную артерию. — Я? Сонную? Полицмейстер посмотрел под ноги, потом спохватился: — Извиняюсь. Я воевал, это правда. Думают, кто был на войне, тому человека кончить раз плюнуть. Только там я никого не убил, Бог миловал. А здесь, в полиции, уже двоих… Ваську Окаянного когда застрелил, ничего не почувствовал. За Ивана Лаврентьевича мстил. А тут неожиданно, и деваться было некуда. Он выскочил из темноты, без звука. И целил ножом вам в спину. Я совсем забыл, что у меня револьвер в кобуре! Вдарил, чем пришлось. — Спасибо, Кузьма Павлович. Вы мне жизнь спасли. — Вроде того… — согласился подъесаул. — Только как-то страшновато… Думал, мы все предусмотрели, а поди-ка ты. — При арестах опасных людей всякое случается. Так мы, полицейские, и погибаем. Этот человек не привык ходить в дом через парадное. А всегда через заднюю калитку. Шел привычным путем и налетел на меня. По счастью, вы стояли сбоку и не шумели, он вас не заметил. Что меня и спасло. — И коллежский советник повторил: — Спасибо! Тут изнутри раздались выстрелы. Полицейские всполошились. Лыков выломал калитку, и они ворвались на двор. Но оказалось, что это городовые распугивают собак. Дом взяли штурмом, никто не посмел оказать сопротивление. Когда зарубленного полицмейстером незнакомца вытащили на свет, Орестов воскликнул: — Да это же Губайдулла! После этого участь хозяина была решена. Ыбыша посадили на табурет и начали обыск. Троих обнаруженных в доме джатаков отправили на правый берег. Один обкурился нашой и безостановочно по-идиотски смеялся. Когда арестованных доставили на паром, туземец сел у борта и долго глядел в черную воду. Посреди Иртыша он молча прыгнул за борт… Лыков узнал об этом лишь под утро, когда закончил обыск дома чалаказака. Полицейские обнаружили десять драгунок с укороченным стволом и отпиленным прикладом. Такое оружие помещалось в седельные сумки, с ним можно было разъезжать по дорогам средь бела дня. В тайнике под половицей отыскались серебряные слитки с клеймами частных китайских ювелиров и золотые английские соверены. Но самая интересная находка ожидала сыщиков в кабинете торговца. Там среди бухгалтерских книг Ботабай обнаружил листки бумаги с записями на арабском языке. Он передал их Лыкову-Нефедьеву. Тот пробежал записи глазами и присвистнул: — Имена и фамилии. Двадцать три человека, напротив каждого — цифры. А это не то, что мы ищем? — Британская сеть? — встрепенулся Забабахин. — Тогда хозяин — новый резидент. — Это лишь догадки, — пытался осадить молодежь коллежский советник. — Поехали в управление, надо допросить человека, чье имя начинается на букву «ы». Но Капанбаев оказался крепким орешком: — Записи на арабском? Просто список торговцев, с которыми я имею дела. А цифры означают их задолженность. Винтовки? Наверное, джатаков. Я приблизил к себе из жалости несколько пропащих, а те, видать, промышляли втайне от меня разбоем. Золото и серебро? Я же купец, это мои оборотные средства. Губайдулла? А кто это? Вы поймали его в моем доме? Ах нет… Понятия не имею, что он делал с той стороны забора. Спросите у него. Поскольку спросить у головореза не представлялось возможным, Капанбаева посадили на военную гауптвахту. Прибыл помощник начальника Омского жандармского управления по Семипалатинской области и открыл жандармское дознание. Подпоручик Лыков-Нефедьев помогал ему. А коллежский советник Лыков стал собираться домой. Его послали сюда найти истинных убийц полицмейстера Присыпина. Дело уже передали прокурору, тот писал обвинительный акт. Шпионаж, отыскание новых резидентов, вскрытие разведывательной сети не значились в командировочном предписании сыщика. Директор департамента уже телеграфировал Галкину: нужен ли тому питерский гость? Генерал ответил, что, по его сведениям, Лыков заканчивает здесь свои подвиги. И начальник области не видит препятствий к его возвращению в столицу. После того как Забабахин спас Алексею Николаевичу жизнь, Николка проникся к нему неизбывной благодарностью. Он наладил с подъесаулом такое же взаимодействие, какое у него было с покойным Присыпиным. По рапорту губернатора министру внутренних дел Кузьму Павловича утвердили в должности полицмейстера. Избавиться от приставки «и.д.»[38] ему помог Лыков, сообщивший телеграммой Трусевичу о вкладе казака в успешно завершенное дознание. Пора было уезжать. Папаше очень не хотелось расставаться с сыном. Впервые они сделали что-то вместе. Впервые Чунеев бок о бок с ним шел на опасное дело, как взрослый и как офицер. Алексей Николаевич не удержался и завел серьезный разговор: — Что ты делаешь в этой дыре? Твой брат тоже разведчик и тоже занят сверх меры. Противники у Брюшкина не хуже твоих — германцы с австрийцами. Зато мы хотя бы иногда можем с ним видеться. А когда я в следующий раз увижу тебя? — Будущим летом. Я приеду в отпуск. — Целый год мне этого ждать? — Папа, я на службе. Странно слышать такие слова от тебя, который всегда ставил службу выше остального. — Это я сдуру, пока был молодой, — с горечью сказал отец. — Сейчас как вспомню, сколько всего упустил, впору волосы рвать на лысине. И с твоей мамой мало времени провел вместе. И ваше детство мимо пролетело, с этими бесчисленными командировками. Не повторяй моих ошибок, живи для себя и близких, а не ради долга. Николай пытался отшутиться: — Я пока не женат, детей у меня нет. Можно и послужить. — Да уж! — взвился Алексей Николаевич. — Сам поднял больной вопрос. Кого ты найдешь в этой дикой степи? На туземке женишься? Вот спасибо! — Среди казашек есть очень хорошенькие. — А если серьезно? — Если серьезно, папа, то в Верном живет одна барышня, к которой я рано или поздно посватаюсь. Ее зовут Анастасия, Настя. — Кто она? — накинулся на сына с расспросами папаша. — Из военной семьи. Ты же знаешь, что среди русских военных есть очень достойные люди. Таков и ее отец, полковник. Он начальник уезда и тоже весь в службе… — Приедешь в отпуск, привези их с собой, — попросил Лыков.