— Во! — делано обрадовался сыщик. — Знать, не всю память мне поленом вышибли. — Каким поленом? — не понял Снесарев. Генерал-майор желчно объяснил подполковнику: — Да Алексей Николаич у нас осенью отличился. Очень умно поступил: подрался один с семерыми. Чуть ему там голову поленом не отбили[39]. И вновь обратился к товарищу: — Расскажи все, что знаешь об этой истории. Лыков слово в слово пересказал то, что услышал от сына десять месяцев назад. — Значит, он не сообщил по команде, что получил в Кашгаре картель[40] от Алкока? — уточнил Снесарев. — Нет. Николай сказал: зачем беспокоить начальство, если ничего не произошло. — Плохо дело, — констатировал Андрей Евгеньевич. Таубе согласно кивнул. — Теперь вы скажите мне: что случилось? — жестко потребовал сыщик. Генерал-майор сел напротив Лыкова, сочувственно посмотрел на него и начал: — Лейтенант Джон Алкок найден мертвым в окрестностях города Джаркента. Убит выстрелом в сердце. В кармане у него лежало письмо Николая, что он принимает вызов. — Где нашли тело? — На берегу речки Усек, в двух верстах от города. — Ну и что? — рассердился Лыков. — Вы полагаете, Николай застрелил англичанина и скрыл это? Чушь! — Конечно, мы так не думаем, — мягко ответил барон. — Мы даже не допускаем! — с жаром добавил подполковник. — Но это мы с Виктором Рейнгольдовичем. А военное начальство вполне допускает. Подпоручик Лыков-Нефедьев помещен под арест, ведется дознание. Тем более что британское правительство весьма категорично настаивает на вине Николая Алексеевича. Для них все ясно, улики налицо. — Какие к черту улики? Письмо? Если бы Николай действительно шлепнул Алкока, то первым делом забрал бы его из кармана убитого. Этого британцы не понимают? Они, что, совсем идиоты? — Алексей, успокойся, — остановил сыщика Таубе. — На такой аргумент всегда могут возразить, что твой сын волновался, спешил покинуть место преступления и позабыл о компрометирующей его бумаге. Или его спугнули. Так ведь? — Ну… — Косвенных улик предостаточно. Старая ссора. Вызов, который уже имел место в Кашгаре. Николаю теперь очень вредит, что он вовремя не сообщил о нем по команде. Более того, он и про второй вызов, полученный в Джаркенте, не донес, ответил согласием через голову начальства. — А какое дело начальству до этого? Поединки ведь разрешены в армии. — Разрешены, — согласился Таубе. — Но не тайные. Есть приказ по военному ведомству номер сто восемнадцать от тысяча восемьсот девяносто четвертого года. Он так и называется: «Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде». Там все регламентировано. Николай должен был сообщить о вызове суду общества офицеров своего батальона. Если суда нет, он имеется не во всех частях, то командиру. Но он этого не сделал. Дал согласие, обсуждал условия через секундантов, а начальство не известил. Почему? Теперь к этому факту за уши что угодно можно притянуть. В том числе и умысел на убийство в обход честного поединка. — Еще косвенная улика — то, что пуля попала лейтенанту точно в сердце, — добавил Снесарев. — Почему это улика? — Подпоручик Лыков-Нефедьев — чемпион Туркестанского военного округа по стрельбе из револьвера и винтовки. — Он, что, один во всем Джаркенте мог попасть в сердце? — с раздражением выкрикнул коллежский советник. — Там целый стрелковый батальон стоит. — У других не было мотива. Таубе встал, обошел стул и положил Лыкову руки на плечи: — Леша, успокойся. Никто, кроме пары кретинов, не подозревает Николку в таком бесчестном поступке. Но ему нужно помочь. Единственный способ — это найти настоящего убийцу. Напряги голову, ты же у нас сыщик. Ну? Какие есть мысли? Алексей Николаевич с трудом унял злость. Виктор прав, нужно не истерику разводить, а действовать. Он сказал: — В таких делах в первую очередь проверяют алиби. — Военный следователь пытался. Но вышла заминка. Николай не смог его доказать. — Отчего? Что он делал в день убийства? — Будто бы встречался с агентом в урочище Каргалы. — Почему будто бы? — Потому что никто не может этого подтвердить. Агент исчез, его не могут найти. С Николаем был его денщик… — Павел Балашов? — обрадовался Алексей Николаевич. — Вот же свидетель. Он умный, я его помню. Николай хотел оставить его после увольнения из армии при себе, для секретных дел. — Рядовой Балашов найден мертвым, — огорошил сыщика Снесарев. — Заколот кинжалом на берегу того же Усека. Лыков возмутился: — Это же очевидная подтасовка! Вы, что, не видите? Свидетелей убрали, письмо из кармана «забыли» вытащить. Все подстроено. — Ты берешься объясниться с английским посланником? — хлопнул ладонью по столу Таубе. — Тот рвет и мечет, требует наказать убийцу их офицера. Каковым является, по его мнению, Николай. — Об этой ситуации сегодня доложили государю, — бесцветным голосом сообщил Снесарев. Коллежский советник помолчал, обдумывая услышанное. Плохо дело, раз дошло до самого верха. Ребята с Певческого моста охотно отдадут британскому льву на съедение строптивого подпоручика из далекого городка. Который, тем более, однажды уже провинился. Жалко, что ли? И не тем жертвовали ради дружбы с Уайтхоллом. — Я могу поехать туда и подключиться к дознанию? — спросил он у военных. — Официально — нет, поскольку замешан твой сын, — ответил Таубе. — А неофициально мы с Андреем Евгеньевичем именно это и хотели тебе предложить. — Неофициально — это как? — Без привычной тебе бумаги, что все чины МВД обязаны оказывать содействие. — И что я так дознаю? Полиция отправит меня куда подальше. У нас не любят пускать в свои дела посторонних. Снесарев сказал: — Полиция, может быть, и отправит. А военные помогут. Будете взаимодействовать со следователем, который ведет дело. Алексей Николаевич, выслушайте меня, пожалуйста, внимательно. Лыков подобрался: — Валяйте, бейте. — Мы, разведка, тоже убеждены, что ваш сын стал жертвой провокации. Конечно, все было подстроено! Это же очевидно. Но работали умные люди, и обвинения веские. Узнается почерк серьезной секретной службы. Вопрос — чьей? — Англичане? — сразу предположил сыщик. — Россия только что подписала с ними договор, зачем портить отношения в такой момент? — возразил Таубе. — Мы с Виктором Рейнгольдовичем уже спорили на эту тему, — пояснил коллежскому советнику подполковник. — Я считаю, что англичане первые в очереди подозреваемых. Потому как договор договором, но им хочется побольше выторговать в свою пользу. И дискредитировать нашу разведку на востоке, обвинить русского офицера в таком злодеянии им очень кстати. — Да чем же? — воскликнул барон. — Слишком смелое допущение. Мы нужны им как союзники в будущей войне. Для чего ссориться из-за пустяков, когда на кону такая важная задача? — Пустяки — это мой сын? — злым шепотом поинтересовался Лыков. — Для международной политики, Леша, мы все пустяк. Любым могут пожертвовать при определенных обстоятельствах. — Хорошо, вернемся к рассуждениям. — Вернемся, — охотно подхватил Снесарев. — Я остаюсь при том мнении, что англичанам выгодно иметь козырь в запасе. Вопрос с Монголией до конца не урегулирован. Кроме того, им не нравится русская активность в Персии. Чем не вариант? Нажать на наших безвольных дипломатов, использовав ситуацию, которую сами же и создали. И получить желаемое. Таубе нехотя согласился: — Ну… Так могло бы быть… — Еще как могло, если знать неразборчивость наших друзей с Альбиона, — поднял указательный палец подполковник. — Взять хотя бы Гулльский инцидент. — А что с ним не так? — насторожился Алексей Николаевич. — Мы выставили себя на посмешище, расстреляв из пушек рыбацкую флотилию. Чуть до войны с Англией не дошло. Сами же мне в тот раз излагали. — Да, и случай у Доггер-банки сыграл британскому правительству на руку. Как только не обзывали Рождественского, даже бешеным псом и сумасшедшим. Требовали вернуть корабли назад, а самого адмирала судить международным судом. — И? Снесарев скривился: