— Какая может быть сейчас женитьба? Надо сначала выйти отсюда. После этого разговор зашел о деле. — На кого ты думаешь? Снесарев подозревает англичан, Тришатный — японцев. А ты? — Кто-то из них, согласен. Дать точный ответ пока не готов. — Но почему не китайцы и не германцы? Лыков-Нефедьев ответил, повторив аргументы своих коллег: — Для китайцев слишком сложная операция. Ведь те люди знали, что у меня с Алкоком конфликт. Проследили, заманили, убрали свидетелей. Планосообразность высочайшего уровня. Тут секретная служба посерьезнее, чем есть у Сы-хай. — Что за тарабумбия? — Сы-хай переводится как «Четыре моря», это одно из самоназваний Китая. Отголосок древнего представления о том, что Китай — пуп мира и со всех сторон окружен морями. А знаешь, как они императора называют? Би-ся. «Тот, под ногой у которого все». — Давай о деле говорить, — хмуро прервал сына отец. — Германцы разве дураки? — Нет, они мастера. Но тут у них нет, как говорят на флоте, базы. Ближайшее место их присутствия — это Циндао, порт в Шаньдуне на берегу Желтого моря. Там стоит Восточно-Азиатская крейсерская эскадра германцев. Имеются и разведчики, конечно. Но досюда далековато. — Циндао? А ведь там Буффаленок начинал свою карьеру рейхс-коммерсанта. Сын невольно улыбнулся: — Федор… Как он? Столько лет в чужой личине… — Спросишь у брата, когда приедешь с невестой в Петербург, как обещал. — Что, Павел с ним общается? — Да, Федор у Брюшкина на связи. Лыковы надолго замолчали, каждый вспоминал Ратманова-младшего. Потом папаша спохватился: — А другие немцы есть в Западном Китае? — Мало, и мы за ними приглядываем, — пояснил сын. — Сейчас в Кашгарии копают землю сразу две экспедиции: Грюнведеля и фон Ле Кока. Они настоящие ученые-археологи, мы проверили. Заезжали ихтиолог из Вены и астрономы из Гамбурга. Прошлой весной охотился герцог Баварский. Не похоже, чтобы эти люди могли за столь короткое время создать на русской территории дееспособную шпионскую сеть. — А немцы, проживающие здесь? — не унимался Лыков. — Говорят, что отделения «Зингера» напичканы агентами. — Есть такое. Но в наших краях живут в основном кочевники, им швейные машинки не продашь, — рассмеялся подпоручик. — Кто еще у тебя на подозрении? В Семипалатинске, например, всего два немца: владелец колбасного заведения Онезорге и заведующий областной психиатрической лечебницей фон цур Мюллен. Кого выбираешь в резиденты: колбасника или эскулапа? — Смешно ему, — рассердился коллежский советник. — Я за пять тысяч верст примчался на выручку, бросил все дела. Там убийцы без меня распоясались совсем, а он хиханьки да хахоньки. Тут дверь без стука распахнулась, и вошел старый знакомый сыщика, семипалатинский полицмейстер Забабахин. — Алексей Николаевич! Рад вновь вас увидеть. — Кузьма Павлович? А вы как здесь оказались? — Да привез вашему арестанту очередной отчет. Николай пояснил: — Мы работаем с подъесаулом душа в душу, как раньше с Присыпиным. Он караулит Семипалатинск и вполне справляется. — Раз так, то продолжим наши рассуждения втроем, — предложил сыщик. Они опять вернулись к вопросу о том, кто подставил подпоручика. Забабахин, как только понял, о чем речь, сразу заявил: — Англичане, сукины дети! Их гнилая натура, сразу видать. — Что, и своего убили для пользы дела? — съязвил питерец. — Запросто. Николай Алексеевич мне рассказывал: там есть которые за силовые решения и которые за то, чтобы с Россией договариваться… — Форвардисты и инактивисты? — догадался сыщик. — Точно так. Вот первые, видя, что наши правительства хотят дружить, и пошли на провокацию. Хотите, докажу? — А попробуйте, — заинтересовался Алексей Николаевич. — Это же очевидно. Начальство Алкока было осведомлено, что у него ссора с подпоручиком Лыковым-Нефедьевым. Помните? В Кашгаре лейтенант вручил ему форменный картель, но его срочно отозвали в Индию. И дуэль тогда не состоялась. Отчего же? Оттого, что британцам казалось невыгодно в тот момент провоцировать скандал. А тут забияку неожиданно отпускают в российские пределы. Будто бы для того, чтобы изучить наши водяные сооружения. С чего вдруг начальство перестало бояться за своего офицера? Оно ведь знало, что Лыков-Нефедьев находится в Джаркенте. И что картель сохранил силу. Однако спокойно отпустило… Ну? Ясно, что генералы готовили смерть лейтенантика, она стала им нужна! Это была правдоподобная версия, о которой Лыков не подумал. Отчего нет? Наши генералы тоже недовольны соглашением, подписанным в прошлом году. Считают, что Извольский пошел на слишком большие уступки Альбиону. Любители повоевать есть в обеих странах. Это же ордена, новые чины и наградные. Убить ради политической выгоды своего субалтерн-офицера? Не то чтобы запросто, но в принципе исключать нельзя. Вон у Доггер-банки подставили же бритты своих рыбаков под русские корабельные орудия. И потом, Забабахин прав: почему начальство направило в Джаркент именно того человека, который был связан картелем с русским офицером? Других любителей гидротехники не нашлось? Так они рассуждали какое-то время, пока к ним не присоединился четвертый — Ботабай Ганиев. Он вбежал, пожал руку подъесаулу и огорошил всех: — Есть важная информация. Забабахин поморщился: — Опять ты это нехорошее слово ввернул. Скажи по-русски: сведения. Но Лыков-Нефедьев его урезонил: — Кузьма, не цепляйся к пустякам. Говори, Бота. Аргын сел сбоку и сообщил: — Я завербовал арестанта в тюремном замке. И он донес про таранчу Галыпжана Токоева. Тот отбывает двухнедельное заключение за драку. Человек пустой и недалекий, но почему-то всегда при деньгах. — И что? — возмущенно перебил его полицмейстер. — У меня таких полтюрьмы. И вся эта сволочь при деньгах, тогда как я перебиваюсь с рубля на копеечку. Ганиев дал ему выговориться и невозмутимо продолжил: — Вчера Токоев проболтался, что недавно следил в Джаркенте за инглизом. Получил за это десять серебряных рублей. Ну и сами рассудите: много ли здесь бывает англичан? — Вот это новость! — воскликнул Забабахин и вскочил, схватив фуражку: — Поехали в тюрьму. — Езжайте, а потом с новостями ко мне, — попросил Лыков-Нефедьев. — Очень важная информация. То есть сведения. Коллежский советник с подъесаулом помчались в тюремный замок. Тот находился на краю русского Джаркента. Замок был выстроен из дерева, его окружал кирпичный забор. Перед воротами питерец вынул свой полицейский билет и показал стражнику. Тот без раздумий нажал кнопку воздушного звонка. Вышел дядька в черной форме с красными шнурами. — Кто такие будете, господа? — Чиновник особых поручений Департамента полиции коллежский советник Лыков и семипалатинский полицмейстер подъесаул Забабахин. Ведем дознание в интересах Военного министерства. Срочно проведите нас к смотрителю. Тон у питерца был такой, что подворотный[48] сразу подтянулся. Через минуту гостей уже принял смотритель по фамилии Живоложнов. — Ежели вы по поводу головчатого лука, так я все исправил и отослал в канцелярию. — Какой лук, какая канцелярия? — удивился Алексей Николаевич. — А в отчете писарь лишнюю цифру приписал. А именно ноль. — И? — Вот и получилось четыреста пудов головчатого лука. Которые будто бы вырастили на тюремном огороде, — заискивающе пояснил Живоложнов. — Огород у нас и в самом деле знатный, ни в одной тюрьме Семиреченской области такого нету. Даже сельдерей с брюссельской капустой вызревают! Про редьку с картошкой уж не говорю. — Нет, мы по другому делу, по секретному. Нам требуется срочно допросить одного из арестантов, Галыпжана Токоева. — Из третьей камеры? Сию же секунду вызову. Писаря дам. А после, господа, разрешите угостить вас нашими овощами? — Писаря не надо, а то опять что-нибудь наврет, — отказался Лыков. — Насчет овощей подумаем. Если время позволит. Вскоре Алексей Николаевич уже сидел в допросной и рассматривал стоявшего перед ним инородца. С виду и правда недалекий, в драном бешмете и выцветших шелбарах[49], тот настороженно глядел на начальников. — По-русски говоришь? — Да. — Ты Галыпжан Токоев, мещанин города Джаркента? — Да.