Лукреция приближает изображение. Картинка размыта, но можно разглядеть человека в клоунском гриме, протягивающего Дарию темно-синюю лакированную шкатулку. Красный нос, повязка на правом глазу, круглая шляпа, скрывающая волосы. Лукреция приближает изображение еще больше, и вдруг замечает, что этот человек загримирован не так, как остальные. Уголки его губ опущены, на правой щеке нарисована слеза. – У меня сестра глухонемая, я умею читать по губам. Наверное, я смогу тебе помочь, – говорит Флоран Пеллегрини. Лукреция дает крупный план рта, кадр за кадром отслеживая произносимые слова. Пеллегрини наклоняется к экрану: – Он говорит Дарию: «Вот… что… ты… всегда… хотел… знать». Лукреция возвращается назад. Она ищет самое четкое изображение грустного клоуна, увеличивает его и включает принтер, чтобы напечатать изображение на бумаге. Пеллегрини сдвигает очки на кончик носа и подносит синюю шкатулку к глазам. – Ты была без перчаток и смазала все отпечатки пальцев? Черт побери! Я и не подумала об этом! Какая же я дура! Репортер вглядывается в шкатулку. – «B.Q.T.»… Что бы это значило? Коэффициент полезного действия?[1] – Давай посмотрим в Интернете, – предлагает Лукреция. Пеллегрини задает поиск в «Google» и зачитывает. – Boeuf Qui Tourne[2]. Марка шашлычницы. Belle Queue Tordue[3]. Порносайт. – А на английском что? – спрашивает Лукреция. – Boston Qualifi ying Time[4]. Be QuieT[5]. Big Quizz Thing[6]. Флоран Пеллегрини проводит пальцем по золоченым буквам на крышке шкатулки. – Внутри было вот это, – добавляет Лукреция. Пеллегрини осторожно берет в руки клочок бумаги. – Это фотобумага фирмы Кодак. Я думаю, там был какой-то текст. Дарий прочел его, бумага почернела, и послание стало невидимым. Возникает три вопроса. Первый: что это был за текст? Второй: как именно умер Дарий? Третий: кто хотел его устранить? Лукреция задумчиво поправляет длинные рыжие волосы. – А вдруг он умер… от смеха? Великий репортер морщится. – Умереть от смеха? Какая ужасная смерть! – Не знаю. Может быть, это приятно?.. – Ты даже не представляешь, как это может быть больно! У тебя когда-нибудь был приступ неконтролируемого смеха? Судорогой сводит бока, живот, горло, кажется, что голова горит огнем, ты задыхаешься!.. Умереть от смеха? Какой ужас! Лукреция безуспешно пытается вспомнить, когда в последний раз хохотала от души. – Что ж, твое расследование начинается удачно, – добавляет репортер. – Тенардье хотела чего-то захватывающего, и, похоже, она это получит. «Убивающий текст» – это уже что-то новое. «Текст, прочитав который можно умереть от смеха» – это эксклюзив. Сначала я не очень-то поверил в твою историю с убийством, но, должен признать, ты готовишь сенсацию. Браво, малышка. – Не называй меня малышкой, – огрызается Лукреция. Флоран Пеллегрини улыбается. – Почему это дело так тебя зацепило? Признайся, это ведь не только профессиональный интерес? Ты тратишь на него слишком много сил. Я могу отличить простое любопытство от одержимости. Молодая женщина открывает шкаф коллеги, достает бутылку виски и два стакана. Наливает себе до краев. Ее взгляд становится задумчивым. – Однажды, очень давно, я была… Как бы это сказать… В небольшой депрессии. По телевизору как раз передавали один из скетчей Циклопа, и он поднял мне настроение. С тех пор, сам того не зная, Дарий стал членом моей семьи. – Понимаю. – Когда он умер, я словно потеряла «старого дядюшку-весельчака», который под конец обеда, когда все уже наговорились, рассказывает анекдоты. Она залпом выпивает виски. – Так ты хочешь отомстить за старого дядюшку-весельчака? Лукреция пожимает плечами. – Смешить людей – это великодушно. Дарий спас меня, и я хочу пролить свет на обстоятельства его смерти. Он был лучом солнца, озаряющим потемки моей жизни. – Слушай, ты становишься поэтом. Это первый шаг к алкоголизму. Пеллегрини наливает себе полный стакан и чокается с Лукрецией. Она хочет его остановить, ведь старый репортер только что прошел курс дезинтоксикации. Проблемы с печенью едва не стоили ему жизни. Но он успокаивает ее жестом, означающим, что ситуация под контролем. Выпив, он морщится. – Лукреция, это дело тебе не по зубам. Если ты ничего не нароешь, Тенардье тебя не простит. Она разрешила тебе вести расследование не ради твоих прекрасных глаз, а чтобы доказать, что ты не на что не годишься. Это ловушка. – Знаю. – Она не любит тебя. – Почему? – Она вообще не любит женщин. Они для нее прежде всего соперницы. Ты красивая и молодая, а она старая и уродливая. – Я в курсе. «Белоснежку» я читала. «Свет мой, зеркальце, скажи, кто на свете всех милее?» – Я не шучу, Лукреция. Тенардье ищет предлог, чтобы вычеркнуть тебя из списка журналистов на сдельной оплате. Ты бросила ей вызов перед всей редакцией – и теперь рискуешь головой. Лукреция задумывается. Она кажется все более обеспокоенной. Наливает себе второй стакан виски. – И что ты посоветуешь, Флоран? – Сама ты не справишься, тебе нужен помощник. Ты уже прошляпила отпечатки пальцев. Черт подери, как я могла так опростоволоситься? – Не хочешь вести расследование вместе со мной? – Нет. Ты же знаешь, я еле на ногах держусь. Алкоголь – прибежище журналистов, которые слишком много знают. Особенно журналистов «Современного обозревателе». Рано или поздно наступает момент, когда совесть уже не дает нам заснуть без алкоголя. Столько отвратительных вещей произошло в этой редакции у меня на глазах, при полном всеобщем равнодушии. Сколько раз глупость и ложь вылезали на обложку под видом «специального расследования»… Флоран Пеллегрини хочет налить себе еще, но руки у него дрожат так сильно, что он не сразу справляется с этой задачей. Лукреция помогает ему. – Только один человек может помочь тебе в таком расследовании. И ты сама знаешь кто. Молодая журналистка и седой репортер смотрят друг на друга. – Знаешь, Флоран, я сама сразу же подумала о нем. – Не сомневаюсь. На самом деле ты мечтаешь провести с ним еще одно расследование и нарочно ввязалась в это дело потому, что оно может его заинтересовать. Так? Лукреция предпочитает не отвечать. Пеллегрини берет ее за руку и подмигивает. – Отправляйся к нему в башню. Я уверен, он согласится. 17 Альпинист поднимается на вершину крутой горы, но вдруг он срывается и падает. Веревки лопаются одна за другой, но ему удается ухватиться за край скалы, и он повисает над пропастью. Он кричит: – На помощь! На помощь! Кто-нибудь! Помогите! Появляется Бог и говорит: