– У меня появилась любопытная мысль… Помните ли вы рассказ Честертона «Человек-невидимка»? В нем убийце-призраку удается незамеченным покинуть место преступления. Никто не видел, чтобы он входил или выходил из дома, о котором идет речь. – И что же? Как ему это удалось? – Проблема оказалась в семантике и в том, что мы подразумеваем под словом «невидимый». Невидимый в смысле «не видимый невооруженным глазом» или в смысле «не воспринимаемый невооруженным глазом». Горничным сказали, что произошла кража со взломом, и поэтому, когда вы спросили их, не видели ли они чего-нибудь подозрительного, незваных гостей и тому подобное, они, естественно, представили себе «взломщика». Сурового на вид крепкого мужчину. Который вызывал бы тревогу. Они использовали свое воображение. Но поскольку они не видели никого, кто бы подходил под это описание, то были рады подтвердить, что никакого нежданного гостя не было. – Понятно, – кивнул Флинт. – Значит, вы считаете, что вор был кем-то, кто вписывался в обстановку. Кто-то, кто не обязательно был гостем, но выглядел так, как будто мог им быть. – Именно. Кто-то в вечернем платье. Женского пола. В глазах этих горничных такой человек не мог замышлять ничего плохого. Поэтому, сознательно или нет, они исключили его из показаний, которые дали полиции. – Но Джозеф, – посмотрела на него Делла, – ты должен подумать вот о чем: кто бы ни взял картину, он должен был сорвать ключи с шеи Тизела. Вот почему он так зациклился на мне. Потому что я была навеселе и поцеловала его перед тем, как уйти с вечеринки. – Я помню. Но вечеринка была довольно интимной. Мы все плотно набились в помещение. Любой мог умыкнуть ключ. – И он этого не заметил? Возможно. Но он точно бы заметил, если бы это был кто-то, кого он не приглашал. – Не обязательно. В конце концов, там была большая пьянка. Но есть одна вещь, которую я могу сказать наверняка. Если бы это сделал мужчина, Бенджамин бы заметил. А вот женщина могла бы легко обхватить его за шею – возможно, во время танца – и сорвать ключи без его ведома. – Думаешь, это был кто-то из тех, с кем он танцевал? Танцевал, но не узнал? Тогда это должно было произойти уже позже, когда все были слишком пьяны, чтобы думать о том, что происходит. – Бенджамин был очень категоричен в том, что только ты, Делла, могла снять ключи у него с шеи. Но теперь мне кажется, что я понимаю, почему. Он так отчаянно хотел, чтобы это была ты, потому что искал предлог, чтобы отстранить тебя от участия в постановке. Для него было бы удобнее всего, если бы именно ты оказалась похитителем произведения искусства. – Но я не крала его! Ты же веришь мне, Джозеф? – Верю. – Он положил свою руку ей на руку. – Я искренне верю, что ты не крала эту картину. И я думаю, что мы наконец можем приблизиться к пониманию того, кто это сделал. – И кто это? Как ты думаешь? – Ну, давайте посмотрим все варианты. Это была женщина, потому что только женщина могла бы обхватить Бенджамина за шею, чтобы забрать ключ. Мы считаем, что это произошло позже вечером – уже после твоего ухода, потому что Бенджамин вряд ли заметил бы кражу, изрядно выпив. Если это был кто-то из списка гостей – что мы опровергли, потому что их всех обыскали и ничего не нашли – то он мог сделать это в любое время. Но если мы исходим из предположения, что это был посторонний человек, то это позволяет нам сузить промежуток времени, в который он мог войти в дом. Ты ушла в одиннадцать. Допустим, вор уже находился в доме в этот момент, но был незамеченным. Кто-то, кто слился с толпой. Кто-то, кто мог прокрасться по лестнице вслед за вами и подслушать у двери, когда Бенджамин показывал картину. Он умолк. Флинт сразу же спросил: – Вы что-то придумали? – Да. Спасибо, что уделила мне время, Делла. Я скоро снова с тобой поговорю. * * * – Что это было? – начал допытываться Флинт, когда двое мужчин зашагали прочь от «Граната». – Вся эта история с таинственным человеком? Я думал, вы хотя бы упомянете об убийстве вчера вечером в Дюфрейн-Корт. И вы знаете, кто украл картину, или нет? – Ну, скажем так, я знаю, кто не крал картину. Делла была ошеломлена «Рождением». Изображение матери и новорожденного ребенка произвело на нее глубочайшее впечатление. Это объясняет и то, почему она бросилась вон из комнаты и при первой же возможности отправилась к психиатру. Масштаб выпавшего на ее долю испытания наконец-то стал очевиден, и она поняла, что не сможет сама справиться с ситуацией. Это шокировало ее. Вызвало у нее внезапный прилив эмоций. Она одновременно оказалась во власти мечты и агонии. Потому что в лице матери она увидела свое собственное. Вот почему она поспешно извинилась и ушла с вечеринки Тизела. Именно поэтому она помчалась через весь Лондон к Рису. Он был единственным, кому она могла доверить этот секрет. Единственным, на которого она могла положиться. Ей нужна была помощь. Но что она обнаружила, приехав в Доллис-Хилл? Место преступления. Было слишком поздно. Естественно, она замкнулась в себе. Дальше просто нужно соединить между собой точки. Деньги, которые она хотела одолжить у Стенхауса, были нужны для оплаты незаконной медицинской процедуры. Но я уверен, что даже под страхом смерти вы никогда не заставите ее признаться в этом. – Если это так, тогда вы считаете, что она не имеет никакого отношения ни к краже, ни к убийству доктора Риса? – Именно так. – А кто же имеет? – Ах. Полагаю, у меня есть пара идей и на этот счет. Но тут нужно вести себя осторожно. И разумно. Мне нужно поговорить с Маркусом Боуманом. Они нашли Боумана «У Робинсона», в его клубе на Риджент-стрит. Он играл на бильярде и потягивал скотч. После пары слов инспектора он вышел в коридор, чтобы они могли спокойно поговорить. – В чем дело? У меня есть дела, знаете ли. – Всего один маленький вопрос, мистер Боуман, – сказал Спектор с вежливой улыбкой. – Скажите, пожалуйста, почему вы солгали нам о том, где были в ночь убийства? Этого Боуман не ожидал: – О чем, черт возьми, вы говорите? – Мы знаем, что вы с Лидией не были вместе весь вечер, как вы первоначально утверждали. По свидетельствам очевидцев, вы устроили настоящий переполох на танцполе в клубе «Пальмира». Но вы ведь не танцевали, не так ли? Вы ссорились. Это был скандал. Я не прав? И она бросила вас там и выбежала из клуба в расстроенных чувствах. А вы попытались ее догнать. Но она оказалась куда расторопнее вас, не так ли? Вы потеряли ее где-то в ночном Лондоне. И вы взяли такси обратно в Доллис-Хилл, верно? В одиночестве. Пожалуйста, остановите меня, если я в чем-то ошибся. Боуман громко сглотнул: – Это была безобидная ложь, клянусь. Я не убивал старика, и она тоже. – Не убивали. Но вы сильно недооценили ее интеллект, не так ли? Она мгновенно раскусила вас. Возможно, ей даже нравилось играть с вами. Конечно, она знала о Делле Куксон. И мы знаем, что она читала записи своего отца и подробно обсуждала их с ним. Значит, она знала и о клептомании Деллы. Хорошо. Давайте вернемся к ночи убийства. Как начался вечер? Вы повезли Лидию ужинать. Насколько можно судить, там вы вели себя прилично. Но затем вы покинули «Савой» и направились в «Пальмиру». С этого момента проследить за вами сложнее. Но мы знаем, что вы пили. И что вы ссорились. Но, конечно, невозможно подтвердить, что вы были в «Пальмире» всю ночь. Флинт, чувствуя себя обделенным вниманием, вставил: – Они не возвращались к Рису… Спектор ткнул пальцем в воздух: – Точно! Не возвращались. Но вполне могли поехать к Бенджамину Тизелу. Это всего в нескольких минутах езды от Сохо. – Зачем им было это делать?’ Спектор повернулся к Флинту: – Разве так странно представить, что Лидия разоблачила измену жениха? Конечно, он все отрицал, не так ли, мистер Боуман? Но она знала. И поэтому сбежала. Она знала и о вечеринке Тизела, потому что ее отец был на нее приглашен. Скорее всего, она пошла туда пешком. Вечеринку было легко заметить на этой тихой, темной улице: громко играла музыка, и все сияло огнями. Так что она проникла туда без труда, проскочив мимо горничных в вечернем наряде в своей характерной манере – элегантная и высокомерная. Оказавшись внутри, она могла наблюдать за Деллой издали. Она могла последовать за Тизелом и Деллой вверх по лестнице, возможно, подслушивая у двери или даже подглядывая в замочную скважину, пока они смотрели на «Рождение». Сам Тизел не мог вспомнить, с кем именно танцевал в ту ночь и кто мог завладеть ключом. И он полагал, что только Делла смотрела на картину вместе с ним. Он не рассчитывал, что был еще один, скрытый наблюдатель. Но Лидии не потребовалось бы много усилий, чтобы стащить ключ, прокрасться наверх и выкрасть «Рождение» из тайника. – Но подождите-ка, – нахмурился Флинт. – Как она вынесла картину из дома? Мы же выяснили, что она никак не могла пронести ее мимо горничных. – Ах, да. Боюсь, это отчасти моя вина. Видите ли, я зациклился на мысли, что, когда картину забрали, она все еще была в раме. – То есть она вырезала ее из рамы? – Именно. Я не уверен, что именно она использовала, но это могли быть маленькие ножницы или даже заточенный ноготь. Это неприятная мысль, но я полагаю, что именно так и произошло. – Но ведь тогда рама должна была остаться в комнате? – Казалось бы. Но чтобы еще больше запутать ситуацию, она решила украсть и ее. – Каким образом? – Лидия не считала раму какой-то особой ценностью. Для нее она была просто препятствием, которое надо было устранить. Ее истинной целью была картина. Поэтому, как только она освободила ее от позолоченной рамы, скорее всего, она разломала раму на четыре части и по одной выкинула их в окно. Они упали на мостовую, но джазовая музыка и звуки веселья, конечно, заглушили шум. Затем Лидия просто закрыла окно и, спрятав свернутую картину в платье, ушла с вечеринки так же быстро, как и пришла, конечно же, не забыв прихватить куски картинной рамы по дороге. Затем она направилась домой, предположительно избавившись от рамы по пути. Должно быть, она была очень довольна собой. Флинт расхаживал взад и вперед по коридору: – Все вполне могло произойти именно так. Да, я полагаю, что могло. Тизел считал, что только Делла знала о существовании картины, поэтому, естественно, все его внимание было приковано к ней. А поскольку каждого приглашенного гостя обыскивала полиция, это выглядело как невозможное преступление, хотя на самом деле все было не так. – Точно! – восхитился Спектор. – Но это все еще оставляет некоторые вопросы без ответа. Например, это означает, что картина была при Лидии, когда она вернулась в Доллис-Хилл. Так что же она с ней сделала? Снова повернувшись к Боуману, Спектор потребовал ответа: – Лидия украла «Рождение», не так ли? А вы ее прикрыли. Из клуба она отправилась к Тизелу, не так ли? Она планировала поговорить с Деллой, вывести ее на чистую воду. Но когда она незаметно проскользнула в дом и последовала за хозяином и его почетной гостьей вверх по лестнице, ей представилась более удачная возможность. Помня историю болезни Деллы, она решила воспользоваться случаем и подставить ее. Поэтому она взяла картину и спрятала ее где-то. И полотно все еще там, не так ли? Маркус побледнел. Казалось, он вот-вот рухнет в обморок. Даже его усы поникли. Когда он заговорил, его речь была безупречно четкой и ясной. Он оставил всякое жеманство: – Я взял такси до Доллис-Хилл, как вы и сказали. Если помните, я оставил там свою машину, чтобы мы с Лидией могли поехать на такси. Я сидел в машине и ждал, когда она вернется домой. Я был слишком напуган, чтобы самому зайти в дом. Не хотелось разыгрывать из себя шута перед стариком. Я не знал, куда она пошла и что сделала, но был уверен, что она вернется домой в конце концов, поэтому решил, что проще всего посидеть и подождать ее. – Когда вы встретились, вы вошли в дом вместе. Словно и не расставались в тот вечер. Маркус кивнул: – Я понял, что произошло что-то неладное, когда подъехали полицейские машины. Сначала я подумал, что Лидия могла сделать глупость. Я имею в виду – что-то жестокое. Бросилась на Деллу и поцарапала или что-то в этом роде. Но когда мы вместе вошли в дом, и я узнал, что случилось с ее отцом, нам не нужно было говорить друг другу ни слова. Никто из нас не мог или не захотел бы сделать что-то подобное. Но в то же время ни у кого из нас не было достойного алиби. Поэтому мы сделали то, что сделал бы любой в такой ситуации. Приняли единственное разумное решение. Мы солгали. – Честно говоря, – промолвил Спектор после паузы, – я не могу с уверенностью утверждать, что повел бы себя иначе. Но это означает, что вы были в своей машине возле дома Риса, когда произошло убийство. Боуман помолчал с минуту. Он напряженно думал, так что можно было почти услышать, как скрипят шестеренки у него в мозгу: – Полагаю, что так, да.