Появился Кирилл как обычно из ниоткуда — вот в квартире они с Сашкой вдвоем, а вот бесшумно, в один миг материализовался третий. Но вместо привычного раздражения беспардонностью господина Валуева, Марине неожиданно стало тепло на душе: давненько уже мужчина не открывал дверь ее дома своим ключом. Собственно, после Павла она никому ключ и не давала, держала дистанцию. Марина мысленно одернула себя. Дала тогда ключ, теперь и сидишь по уши в дерьме, как в переносном, так и в прямом смысле слова: прямо возле ног Сашкин горшок стоит, срочно вынести надо. А этому бандиту (Кириллу, не горшку) вообще никто ключ не давал, он уже второй раз нахально отпирает ее дверь отмычкой! — Я, конечно, понимаю, тебе ничего не стоит открыть любой замок, — холодно процедила Марина, — Я даже восторгаюсь такими необыкновенными талантами и чудесами кагебэшной подготовки! Но, может, ты будешь так любезен и станешь звонить? Или стучать? Или, если и то и другое не по силам, напевай, прежде чем появиться из ниоткуда? — Где Валерка? — не отвечая на выпад, поинтересовался Кирилл. — Обедом покормила и выставила. Или я целый день должна терпеть его в своем доме? Больному ребенку покой нужен! — Как он себя чувствует? — Валера? Не спрашивала. Вроде ни на что не жаловался. — Саша, — голос Кирилла наполнился бесконечным терпением, словно он дал себе зарок ни при каких обстоятельствах не реагировать на подначки. — Температура, кашель, насморк. Стандартный набор, — она спустила Сашке штаны и положила животиком себе на колени. Малыш протестующе заорал. — Что ты делаешь? — Почему, собственно, вы перешли со мной на ты? — немедленно окрысилась Марина. — Потому что ты первая начала, — резонно возразила он. — Да… действительно, — вынуждена была признать она, вспоминая начало беседы, — Тогда ладно. Держи его за ноги. Марина вытащила из упаковки маленькую фармацевтическую свечечку и примерилась к круглой Сашкиной попке. — Так что ты делаешь? — переспросил Кирилл, придерживая дергающего ногами Сашку. Марина хмыкнула: — Надо же, спрашиваешь, вместо того, чтобы сходу спасать несчастного младенца из рук злобной тетки. Большой прогресс! — одним движением она воткнула свечку Сашке в попу. Мальчишка протестующе вякнул и замолк. Марина поправила ему штанишки, посадила в кровать и лишь после этого соблаговолила пояснить, — Температуру надо сбить. И горлышко у него побаливает. На лице Кирилла отразилась напряженная, прямо таки выматывающая работа мысли: — Чтобы вылечить горло, лекарства засовывают в попу? — Слушай, что ты ко мне пристал? Мне их в аптеке дали. Все претензии к современной медицине. Если теперь принято лечить горло через задний проход — кто я такая, чтобы возражать? — она поцеловала Сашку в щеку, укрыл одеялом и выпроводила Кирилла на кухню. — Есть будешь? — Буду! — согласился он так агрессивно, словно еда в ее доме была невесть каким подвигом. — Валерка мне все уши прожужжал, как ты потрясающе готовишь. Клянется, что после нынешнего обеда непременно на тебе женится. — Ждать предложения? — Я ему запретил. Никаких свадеб, я не могу доверить ребенка такому легкомысленному субъекту. — заявил Кирилл — и вот это и было истинное легкомыслие. — Мои желания в расчет не принимаются? — потяжелевшим голосом спросила Марина и демонстративно захлопнула холодильник. Сдаваясь, Кирилл поднял руки. — Виноват, больше не буду, исправлюсь, лично доставлю Валерку в упаковке с бантиком. Ледяной лик женщины не смягчился, холодильник оставался закрытым. — Не подходит? Сам отнесу ваше заявление в загс. Тоже нет? — и в полном отчаянии предложил, — Чертов мусор вынесу, только смилуйся, не мори голодом! Марина злорадно усмехнулась: мусор она спровадила с Валерой, до следующих накоплений нет у Кирилла способа к ней подольстится. — Мусор вечером выносить нельзя, денег в доме не будет. И ты первый обвинишь меня, что я беззащитного ребенка разорила — деньги-то все Сашкины. — Тогда не знаю, — он горестно поник за столом, — Моя смерть от истощения будет на твоей совести. — Лишение еды — лучший способ дрессуры. Даже ты на человека стал походить, острить пытаешься. Плоско, но ничего, ближайшие десять лет без обедов и ужинов — научишься, — Марина распахнула холодильник, — Вам Дзержинский что завещал? Чистые руки, горячее сердце и… холодное пиво, — она водрузила на стол запотевшую бутылку и выхватила из духовки раскаленный горшочек. Кухня наполнилась одуряющими съестными ароматами. — Пиво есть, сердце с овощами запеклось… Иди мой руки. Прихлебывая пиво, Марина с законной гордостью наблюдала как Кирилл азартно расправляется с содержимым горшочка. Наконец он устало откинулся на спинку стула и благостно прикрыл глаза. — Потрясающе! Давно так не наедался, — в подтверждение он даже похлопал себя по впадине живота, — Завтрак был замечательный и обед вкусный. — Тебя это удивляет? — Как правило, женщины твоего типа не любят готовить, — сонно пробормотал Кирилл. — Как правило, — повторила Марина. Недавняя симпатия к Кириллу уходила, растворялась, сменяясь привычным раздражением, — Я — не как правило, я как левило! Откуда они взялись, правила? В родных спецслужбах придумали? На каждую женщину свой шаблон? Блондинкам идет черное и голубое, они воздушные, романтичные, глуповатые и любят сладкое. Брюнетки носят красное, курят сигареты с мундштуком и все как одна стервы. А русые стриженные журналистки не умеют готовить. И если бы не жесткий контроль всяких приблудных кагебэшников, пороли бы беззащитных детей каждую субботу и иногда по средам. Так? — Что за страсть к устаревшим аббревиатурам, — даже Маринин страстный монолог не смог преодолеть овладевшую Кириллом сытую лень, — Некоторые уже и не помнят, что такое КГБ, а у тебя с языка не сходит. — А я старая вешалка. Но без склероза. Помню то, что другие забывают. Кирилл бросил на нее усталый взгляд из-под ресниц и решил сменить тему. — Вы с Сашей притерлись друг к другу, — он оглядел прибавления к кухонному интерьеру: высокий детский стульчик, пестрые тарелочки над мойкой, коллекцию забавных слюнявчиков. — Любая женщина способна привыкнуть к ребенку, если ей дать время и не трепать нервы. — Марина принялась собирать со стола посуду. Она старалась не глядеть на Кирилла, так было легче говорить. — Я если сама с Сашкой гуляю, разговариваю с молодыми мамашами. Знаешь, на что они все жалуются? На родственников. Главное — на незаменимых помощниц бабушек. Ребенок — это ведь страшный шок для матери. Работала или училась, устоявшийся образ жизни, потом появляется ребенок и эту жизнь надо изменить, причем резко, практически, за один день. Сон по-другому, еда по-другому, отношения с мужчинами по-другому, отдыха вообще нет, работа превращается в ад… Тут бы оставить женщину в покое, дать приспособится, привыкнуть. Но налетают свежеиспеченные бабушки, и от большой любви к внуку начинают молодую мамашу в гроб вгонять. Вроде бы и помогают, но при этом!.. Прямо жандармы, церберы. Все проверяется: а ты его любишь, а достаточно ли ты о нем заботишься, а готова ли ты к самопожертвованию… Ребенка превращают в злобное божество, на алтарь которого мать должна возложить всю свою жизнь. А бабули-жрицы понаблюдают. Неудивительно, что при таком прессинге у женщин бывает послеродовой шок. Вот американцы учат женщин перед родами правильно дышать, а я бы открыла курсы для родственников, чтобы научились молчать. Хотя бы первое время. — Но при тебе-то нет придирчивой бабушки, так чего переживать? — все так же лениво протянул Кирилл. — Как это нет! А ты? Кирилл резко выпрямился, сонливость как рукой сняло: — Я — бабушка?! — Бабушка, бабушка, бабушка! Причем даже не с моей стороны. Свекруха! Все нервы вымотал! То пошла не туда, то одела не так, то веду себя неправильно. — Я по половой принадлежности не подхожу. — смущенный ее натиском, пробормотал Кирилл. — Зато по стилю поведения подходишь. Вот честно скажи, о чем бы ты сейчас говорил, если бы я инициативу не перехватила? — Ну-у, — отвечать Кириллу явно не хотелось. Он поерзал на стуле, взгляд затравленно заметался по кухне, ища за что зацепиться. Наконец нехотя выдавил, — О квартире. Квартиру надо сменить, твоя маленькая, а Саше через год-полтора своя комната понадобиться. Район неблагоприятный, гуляете между двумя дорогами, ребенок канцерогенами дышит. Марина рухнула на стул и уставилась на него с комическим ужасом: — Ну и кто ты после этого, если не распоследняя бабушка? У тебя совесть есть? Я едва успеваю, между работой и Сашкой на части рвусь, и ты еще хочешь, чтобы я квартирой занималась. Нет, ну совсем задолбал, рехнусь скоро! Я и так вечно виноватой себя чувствую. На работу бегу — виновата, что Сашкой не занимаюсь, с работы к Сашке сматываюсь — виновата, о его деньгах мало забочусь, на себя время потратила — вообще кошмар, махровой эгоисткой себя чувствую. А все ты и твои замечания! — Насчет денег я ничего не говорил! — Да? А когда в первый раз среди ночи явился? «Деньги за опекунство можете оставить себе». - передразнила она, — И выражение лица: ты ангел бескорыстия, а я жадная дрянь. Думаешь, забыла? Я же сказала, склероза у меня нет. — Вот уж не думал, что ты такая чувствительная! — Похоже, ты обо мне постоянно НЕ думаешь. То не думаешь, что я готовить умею, то не думаешь, что чувствительная. Что еще ты обо мне не думаешь? Кирилл мрачно, и опять как-то очень по-детски нахохлился. Недавно точно так же на нее дулся Сашка, когда она отняла у него четвертую карамельку. В кухне воцарилось мрачное молчание. Первой не выдержала Марина: — Давай укладываться, мне завтра на работу, и у тебя, наверное, дела есть. — Я не думал, что ты… — он замер, прислушиваясь к собственным словам, потом поправился, — То есть наоборот, я думал, ты меня выставишь. Марина пожала плечами: — Что делать, с тобой как со всякой бабушкой: и терпеть нет сил, и обойтись невозможно. Ты у нас бабушка-телохранитель: уйдешь, я от страха рехнусь. Марина забралась в кровать, прислушалась. Сашка тихонько посапывал во сне, Кирилла было не слышно, словно диван пуст. Но она твердо знала, что он там и это знание наполняло ее уверенностью — ничего плохо ни с Сашкой, ни с ней самой не случиться. Кто бы ни явился, Кирилл сумеет защитить. За физическое здоровье в его присутствии можно не волноваться. Вот с душевным хуже. Вздохнув, Марина завозилась под одеялом, устраиваясь поуютнее. — Марина, — окликнули ее с дивана. — М-м? — сонно протянула она. — Мне кажется, я даю полезные советы… Но если ты так остро все воспринимаешь… Я постараюсь больше не загонять тебя в гроб и не превращать ребенка в могилу. Не знаю, получиться ли, но постараюсь. — И на том спасибо.