С помощью мисс Сеймур Бетти вынырнула, задыхаясь и отплевываясь. Ройстоун смеялся — пинок был не слишком силен. — Бетти, дорогая моя, извини. Повторим? — Нет! Нет! Это было ужасно! — Я думаю, господин директор, мы, пожалуй… — тактично вступилась Маргарет Сеймур. — Да, полагаю, вы правы. Ну что ж. На сегодня достаточно, Бетти, — согласился Ройстоун и, чтобы не показаться нелюбезным, спросил: — Кстати, как себя чувствует Джейн, твоя соседка по комнате? Надеюсь, с ней больше не случалось обмороков? — Я не знаю, как она себя чувствует, мистер Ройстоун. Мы с ней больше не дружим. Она меня ругает за то, что пошли слухи, будто она хотела тогда утопиться в ванне, а это вовсе не я начала — не я, честное слово. — Бетти уже пришла в себя после ныряния и была отчаянно разобижена. — Простите, могу я пойти переодеться? Мне холодно. — Конечно. Ступай. Прими теплый душ. Ройстоун обменялся взглядом с Маргарет Сеймур, которая вслед за девочкой вышла из воды. Его встревожило замечание Бетти, но, конечно, было не время и не место обсуждать это. Он постарался на время отключиться и сконцентрировать внимание на плавании. Однако позднее он, встретясь с Джоном Кворри в Колледж-хаусе, пригласил его заглянуть к нему вместе с Хелен вечерком после ужина. «Мне хотелось бы кое-что обсудить — это по вашему дому», — сказал он и ушел, оставив Кворри гадать, в чем тут дело. — Как ты думаешь, он опять собирается говорить об этой чертовой бутылке джина? — спросил он Хелен, когда они шли теплым летним вечером к Ройстоунам. — Что может быть еще? Не считая обычной предэкзаменационной трясучки, все идет совершенно гладко. Хелен хмурилась. Обычно уравновешенная, она была сегодня не в своей тарелке: целый день, с самого утра, побаливала голова, ей было решительно не по себе. Она предпочла бы сейчас лечь в постель, чем идти к Ройстоунам, но знала: директор часто пользуется такими как бы случайными приглашениями, чтобы обсудить беспокоящие его вопросы. На этот раз Хью быстро перешел к делу. Он рассказал в шутливом тоне, как помогал учить Бетти Фэрроу нырять. Потом, вдруг став серьезным, спросил, не кажется ли им, что Джейн Хилмен несчастна. На вопрос ответила Хелен. — Да, — сказала она, — думаю, это так… до известной степени, во всяком случае. Она говорит, что боится, как бы родители не запретили ей приехать сюда на следующий триместр. Похоже, они считают: сдаст переходные экзамены, и с нее достаточно. — Но это же просто смешно! — возмутился Ройстоун. — Что они собираются делать с бедняжкой? — Повернувшись к Сильвии, он пояснил: — Хилмены живут в Глостершире, в самой глуши, там на много миль вокруг нет ничего и никого. Ее отец какой-то отшельник. Они никогда не выезжают оттуда, и к ним никто не ездит, разве что иногда какие-нибудь родственники. Для молодой девушки это же кошмар, а не жизнь! — Но тогда как же им пришло в голову отправить ее сюда, в лучший колледж? — спросила Сильвия. — Родственница уговорила, она знакома с одним из наших попечителей, — ответил Кворри. — До этого Джейн обучалась дома, и, я полагаю, местный уполномоченный по образованию был не удовлетворен результатами; он сказал, что ей необходимо учиться в школе. Никто из нас в глаза не видел ее родителей. Они ни разу не приезжали в Корстон, но Хью и я постоянно переписываемся с ними, и, судя по всему, они ужасны. Их даже викторианцами не назовешь — так старомодны, что просто не верится. Я иногда думаю: вряд ли они сознают, что в Корстоне совместное обучение. — А Джейн славная девушка, — сказала Хелен. — И головка отлично работает, — добавил Кворри. — Действительно, особенно по математике. Такое впечатление, что среди этих новых компьютеров она чувствует себя как рыба в воде. — Ройстоун помолчал. — Сравнение, пожалуй, не слишком удачное, — добавил он. — Сегодня я был просто в ужасе, когда Бетти сболтнула про слухи, будто Джейн хотела утопиться в ванне, ну, тогда, в начале триместра. — Еще один слух, вот проклятье! — сердито воскликнула Хелен. — В нем не больше правды, чем в слухах о… — Она оборвала фразу, внезапно осознав, какую готова была произнести бестактность. — В слухах о чем? — спросил Ройстоун. — Только не говорите мне, что по школе носятся еще слухи, о которых я ничего не знаю. — Нет, нет, простите, — быстро возразила Хелен. — Я просто так сказала. У меня немного голова болит. — В подобных заведениях каких только слухов не бродит. Обычное дело для любого замкнутого общества. Уверен, женский монастырь — истинный рассадник всяческих слухов. — Кворри усердно старался отвлечь внимание от смущенной своей промашкой жены. Сильвия пришла им на помощь. — Простите, — неожиданно вмешалась она. — Я, конечно, догадываюсь, о чем хотела сказать Хелен. — Она посмотрела на супругов Кворри, потом на мужа. Ее лицо вспыхнуло. — Несколько дней назад я сидела в нашем саду, читала и вдруг услышала по ту сторону забора голоса двух мальчиков. Кто они, не знаю, но разговор шел обо мне. Они сказали, что мне повезло, так как на следствии не спросили о моем… о том, что я имею обыкновение пить… Только они выразились несколько иначе. И сказано об этом было как бы мимоходом, словно всем давно известно, что я — алкоголичка. Хью Ройстоун слушал со все возраставшим гневом. Наконец он не выдержал: — Когда это было? — спросил он требовательно жену. — Почему, Бога ради, ты ничего не сказала мне сразу? — И он повернулся к Джону Кворри. — Вы знали? Почему не рассказали мне? Это же возмутительно, чтобы такое ходило по школе, а я ни о чем даже не подозреваю. Мы должны немедленно что-то предпринять. — Но что? — воскликнул Джон. — Вот в чем вопрос, Хью. Отрицания, расследования… Все это только усложнит ситуацию, и Джейн — Сильвия тоже — будет выглядеть глупо. Единственный тут ответ — тот, что дал некий американец по совершенно другому поводу: «Милостиво пренебречь». Такое решение Хью Ройстоуну было совсем не по душе. Но у него не оказалось времени толком поразмышлять об этом, так как на следующий же день он столкнулся с проблемой гораздо более серьезной и неотложной, чем задача притушить неприятные слухи. Юный Ральф Эвелон исчез. До замужества миссис Эвелон мечтала об оперной сцене. Ее профессионально поставленный голос был все еще красив, и она, если ее хоть немного уговаривали, охотно соглашалась петь для своих друзей. Она решила, что и Ральф должен обожать музыку, даже если он не станет впоследствии профессиональным музыкантом, а потому договорилась в Корстоне, что мальчику будут давать уроки музыки за отдельную плату. К сожалению, — хотя, по мнению миссис Эвелон, это не имело никакого значения, — Ральф, как и его отец, был начисто лишен музыкального слуха и ненавидел уроки музыки, которые мешали ему предаваться куда более интересным занятиям. Миссис Эвелон была непоколебима. Таким же непоколебимым, хотя и по-своему, был Ральф. Он пользовался каждым случаем, чтобы увернуться от ненавистных уроков, и, когда ему, в сотый раз, удавалось улизнуть, учитель музыки только вздыхал с облегчением и брался за какую-нибудь книгу, пока не истекало назначенное Ральфу время. До самостоятельных занятий Ральфа никто не хватился. Даже тогда кто-то предположил, что он направился к экономке и кастелянше колледжа миссис Коул и тем самым его отсутствие узаконено. После ужина, правда, возникло некоторое беспокойство, но даже тогда особо никто не встревожился. Однако Саймон Форд, который был в этот вечер дежурным, порасспросил кое-кого и около девяти часов вечера, поскольку Ральф так и не объявился, сообщил об этом Марку Джойнеру, наставнику его пансиона. — То есть как — юного Эвелона нет? Что вы хотите этим сказать? — Только то, что сказал. — Форд снял очки и принялся протирать стекла. — После ланча его никто не видел. Он прогулял урок музыки и… — Но почему вы не сказали мне раньше? — По той простой причине, что я сам узнал об этом только что. — Форд водрузил очки на нос. — Я счел за лучшее, прежде чем дать сигнал тревоги, убедиться, не прячется ли он в изоляторе или еще где-нибудь. Вы полагаете, он сбежал домой? — Понятия не имею. И не собираюсь больше терять время на догадки, — ответил Джойнер, сдерживаясь. — Я сообщу об этом директору и подозреваю, что он прикажет обыскать все помещения, всю территорию, прежде чем мы примем более решительные меры. Ройстоун действовал быстро. Весь наличный персонал колледжа и несколько префектов постарше были разбиты на пары и каждой паре определен свой участок. Директор знал: если поиски ничего на дадут, он вынужден будет позвонить миссис Эвелон и заявить в полицию. И ему, вероятно, будет сказано, что он и так уже упустил много времени. Какая досада, что негодного мальчишку не хватились раньше, думал Ройстоун, меряя шагами гостиную. Пожалуй, старомодные школы с их ежедневными перекличками после окончания занятий имеют свои преимущества. Он повернулся к окну и, остановившись, смотрел, как сумерки уступают место густеющей темноте. Сильвия сидела в кресле, неподвижно уставясь в книгу. Оба решительно ничем не могли заняться — они просто ждали вестей. Когда (если) Ральф Эвелон будет найден, его немедленно доставят в изолятор: миссис Коул уже должна была вызвать школьного врача. Каждый раз, как звонил телефон, Ройстоун поспешно брал трубку, но все сообщали одно: нет, нет, нигде нет. В действительности же Ральф Эвелон был найден более часа назад, в сарайчике позади огородов, том самом, что служил опорою спинам Пирсона и Грея две-три недели назад, когда они курили там травку. В маленьком закрытом помещении владычествовал тот же конопляный запах, и Марк Джойнер с отвращением наморщил нос, водя вокруг своим фонариком. — О Господи! — выдохнул он, когда луч света упал сперва на лужу блевотины, затем на тело Ральфа Эвелона, распростертое на земле; голова его покоилась под стеллажами полок. — Он здесь, подержи-ка! — Марк Джойнер сунул фонарик Питеру Грею, своему напарнику, и опустился на колени рядом с Эвелоном. — Увы, он умер для мира, — добавил он. — Умер? Ох, нет, от этого он не мог умереть! — тонким от потрясения голосом вскрикнул Грей. — Не будь идиотом, Грей, — резко оборвал его Джойнер. — Парень, слава Богу, живехонек. Просто вырубился, потерял сознание. Да что с тобой, о Господи! Держи фонарь прямо! — Простите, сэр. Дрожащий луч скользнул на мгновение в сторону и осветил наполовину выкуренную темно-коричневую самокрутку, валявшуюся возле откинутой руки Эвелона. Снова направив свет туда, куда приказал наставник, Грей наклонился. Он уже дотянулся до сигареты, но в этот миг Джойнер резко спросил: — Что там такое? А, ты нашел зелье, которое курил этот маленький дуралей? — Я… я думаю, да, сэр. — Отлично. Положи себе в карман. А теперь помоги мне забросить его на плечо. Думаю, так будет легче его нести. Благо он такой маленький. — Позвольте мне нести его, сэр. Пожалуйста! Джойнер взглянул на Грея. В свои восемнадцать Питер Грей был на голову выше наставника и гораздо шире в плечах. Предложение было вполне резонно, однако сделано как-то очень уж суетливо. Да и вообще, с той минуты, как они нашли Эвелона, старший мальчик странно разнервничался. Марк Джойнер отогнал подозрения. — Ладно, — сказал он. — Но давай поторопимся. Чем скорее мы доставим его в изолятор и сообщим директору, тем лучше. ГЛАВА 8 Следующий день надолго запомнился в Корстоне. Уже во второй раз за этот триместр ассамблею проводил Джон Кворри. Прежде чем отпустить учащихся, он сказал: — Я должен сделать важное сообщение. Прошу слушать внимательно. По рядам собравшихся в актовом зале учеников пробежал трепет — так волнуется кукурузное поле под внезапным порывом ветра. Послышалось шарканье ног, скрип стульев, кто-то кашлянул, тут же постаравшись подавить кашель. На сцене, за спиной заместителя директора, беспокойно задвигались учителя. Затем все сразу смолкло. Лишь очень немногие еще ничего не слышали о случае с Ральфом Эвелоном, хотя сведения у всех были весьма разные и зачастую далекие от действительности. Но все догадывались, о чем пойдет речь. Кворри не разочаровал собравшихся. — Вчера, как вы, быть может, знаете, Ральф Эвелон исчез. — Он сделал паузу, оглядел поднятые к нему юные лица. — Ральф был обнаружен в сарае за огородами, без сознания. Он курил коноплю, возможно, с добавками или примесью какого-либо другого опасного наркотика. Мальчик он очень слабый. А теперь слушайте меня внимательно. Если кто-то из вас знает или подозревает, где Эвелон мог раздобыть это… этот наркотик, если кто-нибудь из вас знает или подозревает, где этот наркотик может быть еще и сейчас, в школе или вне ее, вы обязаны доложить о том, что вы знаете или подозреваете, директору колледжа или вашему наставнику либо наставнице. Немедленно. Повторяю, немедленно. Если кто-либо из вас в силах помочь как-то иначе, ваш долг это сделать. Забудьте о вашем ребяческом кодексе чести. Это действительно серьезный случай — он вполне мог бы стать роковым… Этот случай может бросить тень на доброе имя нашей школы и всех, кто здесь находится. Если вы что-нибудь знаете, посоветуйтесь с вашими наставниками и наставницами сразу же. В конечном счете так будет лучше для нас всех. Кворри сделал паузу. Его высокая фигура в черной мантии была чрезвычайно внушительна; он сознательно длил паузу, давая время всем присутствующим — мальчикам, девочкам, учителям и наставникам — почувствовать себя неуютно. Затем он продолжил: — Директор просил меня добавить еще, что он надеется получить полное разъяснение случившегося не далее как к концу дня. Он сожалеет, что не может быть здесь в это утро и лично довести до вашего сознания всю важность того, что произошло, но в эти минуты он ожидает приезда матери Ральфа Эвелона. Это была безусловно верная нота, ею Кворри и завершил ассамблею. * * * Собрание распустили, и теперь вся школа обсуждала одну-единственную тему. Для большинства это был предмет волнующий, но в общем просто лакомый кусочек для пересудов и различных предположений. Для некоторых — ввиду их собственных подвигов во время вакаций — повод для беспокойных размышлений, впрочем, второстепенный по значимости. Но кое для кого это был момент кризиса — кризиса совести и пароксизма тревоги.