– Ах, приличия! Что мне до приличий! Вы помните, что началось после того, как в Сараево убили эрцгерцога?! – Боюсь, слишком хорошо помню. – Вот о чём я беспокоюсь! – Но ведь с той войны началась наша с вами дружба. – Ах, дорогой Поль! Как бы мой скромный отель не стал той песчинкой, с которой начнётся буря! Пол Каннингем знал своего друга слишком давно и обстоятельно. Месьё Фабьен был добрейшей души человек. С какой честью и отвагой этот невысокий француз носил форму и защищал свой народ! Месьё Фабьен не отступит ни за что. – Ах, сам не знаю, чего хочу от вас! Наверное, я уже слетел со всех катушек и сошёл с ума, как и моя pauvre maman… Каннингем хотел бы вновь повторить, что ничего нельзя поделать до того, как будут известны результаты вскрытия, но знал, что это было бы неправдой. Вернее, не совсем правдой. Он произвёл задумчивый вздох, после которого сказал: – Вы хотите ясности, мой друг. – Верно! – Хотите вновь ощутить твёрдую землю под ногами, и как можно скорее. – Mais oui, mon Dieu![16] – Вы как нашкодивший школьник, подложивший лягушку учительнице и не знающий, обнаружила она пакость или нет, а вас уже начала мучить совесть. Месьё Фабьен резко прекратил страдать и с непониманием уставился на Каннингема. Офицер понял, что лягушка была явно не к месту. – Каждая минута в неизвестности для вас подобна пытке. – Да-да! Подобна пытке! Подобна кошмару! – Но я готовлю вас, мой друг, к ещё большему кошмару. Если окажется, что миссис Робинсон и в самом деле отравили, то мы окажемся в беде и навряд ли продвинемся в деле. – Oh la-la, la-la… – Oh la-la, – подтвердил Каннингем. – Видите ли, здоровье может подвести каждого, и я верю, что в случае подтверждения естественной смерти местная полиция сделает всё возможное, чтобы ваша репутация не пострадала. В конце концов, ваш замечательный отель привлекает туристов, приносит прибыль этой стране, вы платите налоги… – Mais oui, mais oui… Много налогов… – Но если окажется, что миссис Робинсон отравили, и, как я предполагаю, вероналом, то тут мы зайдём в тупик. – Тупик… – в ужасе повторили губы месьё Фабьена. – Эту бутылку со следами порошка передавали по кабинке туда-сюда, и кто угодно из семьи мог насыпать туда смертельную дозу. – Ma pauvre maman… Ma chère maman…[17] Какая драма! – И я полагаю, что вряд ли кто-то из семьи признается в содеянном. – И наступит тупик всему моему делу! – Вашему делу, уверен, тупик не наступит, покуда вы живы и здоровы. – А это зависит от того, здорова ли моя матушка. – Зная вашу прелестную матушку, с её отменным здоровьем, я предрекаю вашему бизнесу долгие годы процветания. – Мне бы ваш оптимизм! Но, боюсь, пока жива моя матушка, мои нервы навсегда будут больными и расшатанными! Пол Каннингем умолк ненадолго, прикидывая, как бы яснее выразить следующую мысль. – Как говорят в наших рядах, нет такого тупика, который нельзя было бы перелезть через верх. Была бы подходящая лестница. Он побарабанил пальцами по деревянной ручке кресла. – Я раскрывал очень запутанные дела, подвергал несметное количество раз опасности свою жизнь, изучал загадочные следы и отпечатки, следил за преступниками и был невидимкой. Так вот, с высоты своего опыта заявляю, что если миссис Робинсон действительно отравили, то это дело должно быть невероятно простым. Но не для меня. А для человека, который очень тонко разбирается в человеческой психологии, который постепенно сможет построить ту самую лесенку через тупик. Месьё Фабьен внимательно слушал, разинув рот, а под конец сказал: – Это же в точности моя pauvre maman! Если вы с её огорода умыкнёте луковицу или капусту, она вас вычислит по одному цвету лица! Уголки рта Каннингема чуть поднялись вверх. – Вы, вероятно, сочтёте, что у меня бред, – сказал он, – но я, возможно, знаю человека, который бы нам помог. – Не пытайте меня, говорите, кто он! Ваш коллега? Он далеко? – Он не мой коллега. И в данную минуту он находится здесь, в вашем отеле. Глава 2 Пол Каннингем прокашлялся. – Мой дорогой друг, разумеется, никогда не следит за новостями криминала. Месьё Фабьен скривил губы. – Категорически не нравится мне всё это! – Я поделюсь с вами одной такой новостью, на мой взгляд, заслуживающей даже вашего внимания. Год или два тому назад английские газеты писали о молодом человеке, студенте, который распутал очень необычное и крайне жестокое преступление прямо на территории университета, где он обучался. Всю славу тогда приписал себе местный инспектор, но позже кто-то из студентов разболтал о том, кто в действительности раскрыл личность убийцы. – Но, дорогой Поль, вы сказали студент? – Именно так, мой друг. Студент, и к тому же иностранец. Кажется, швед или норвежец. – Вы хотите сказать, что студент сможет справиться с тем, с чем не может справиться мой дорогой друг Поль – самый умный из всех, кого я знаю? – Я признаю, что и мне такой расклад не очень-то по душе. С другой стороны, я уже отработанный материал… – Не хочу слышать подобные оскорбления в ваш адрес! – Но это правда. Бегать невидимкой мне уже не по годам. Хотя на лыжах я ещё хоть куда. – Вы в блестящей форме, mon ami. Поэтому я и позвал вас сюда. Ах, как жаль, этот снегопад… и это убийство!.. – А что касается того юноши… В действительности я не знаю, правда ли то, о чём писали газеты. Вполне может статься, что его заслуги там сильно приукрашены. Но если предположить, что всё написанное о нём чистая правда… Тогда я снимаю перед ним шляпу. Спустя минуту Каннингем добавил: – Сегодня утром я увидел его здесь на ресепшен, он заселялся. Я сразу узнал его по фотографии, которую печатали газеты. На первый взгляд его внешность не кажется запоминающейся, но когда вы знаете, что за ней кроется… Поразительно. Он обаятельно улыбнулся. Его лицо пересекло множество длинных морщин. Месьё Фабьен воздел руки и трагично сказал: – В голове не укладывается… – В том университетском деле ключевую роль в расследовании играла психология. Это то, что всегда было моим слабым местом. Мне поручали лазать и летать, но, когда нужно было оценить человеческое поведение, я постоянно видел не то, что нужно, и слышал не то, что было по-настоящему важным. Здесь мы имеем семейную драму. Что может быть проще и одновременно сложнее? Вызвать на откровенный разговор я ещё смогу, возможно, смогу задать и нужные вопросы, но вопреки трезвому уму я нипочём не услышу фразу или слово, которое должен бы услышать. Вы меня понимаете? – Понимаю. Чего же мы ждём, Поль? Давайте же скорее заарканим это чудо из чудес, и пускай оно нам поможет! Они вышли к ресепшен. Месьё Фабьен попросил у менеджера журнал регистрации гостей. – Как зовут вашего студента? – Карлсен, – ответил Каннингем. – Так, так… Ага. Номер триста семь. Немедленно поднимемся к нему. В ожидании лифта месьё Фабьен, теребя бородку, засомневался: