— Не хочу. Но отказ не остановил Лозинского. Он его просто проигнорировал. — Работа психолога — чувствовать человека, с которым он вступает в контакт. Видеть по его лицу, по его жестам то, чего не видят, а вернее, не замечают другие. Возьмем, к примеру, вас, Стас… Вы ведь сегодня не против психологов настроены, а против всего мира. Дурное настроение с самого утра. Не беда, — улыбнулся Андрей, — такое с каждым может случиться. Тем более я вижу, что тому есть причина. У вас была бессонная ночь, и это определенно связано с женщиной. И дело не в самой женщине… Дело в вас, Станислав. Вы остались недовольны собой… Как мужчина. — Чего? — Чаша терпения Крячко переполнилась. Он резко поднялся со стула и машинально потянулся к наплечной кобуре. — Чего ты несешь, психолог?! Лозинский остался сидеть в той же позе, лишь скупо улыбнулся: — И вот оно! Ваши нынешние действия лишь подтверждают правоту моих слов, сказанных ранее. — Стоп! — поспешно вмешался Гуров, делая шаг вперед и тем самым преграждая дорогу напарнику. — С психологами и со Стасом все более или менее понятно. Давайте вернемся к преступлению. Может, потерпевшая нам все же расскажет, что произошло? — Конечно, — пожал плечами Лозинский. — Расскажите, Аня. Как я уже сказал, вам нечего бояться. Я буду рядом. Крячко продолжал сопеть, как разъяренный бык перед выходом на арену. Гуров положил руку ему на плечо: — Присядь, Стас! — Затем обернулся к Штурминой: — Мы вас слушаем, Анна Дмитриевна. — Я… Ну я… пошла прогуляться в сквер. Это всего в нескольких кварталах от моего дома. Я люблю там прогуливаться время от времени. Андрей Борисович много раз говорил, что вечерние прогулки идут мне на пользу… — Как часто вы ходили в этот сквер? — Почти каждый день. Могла пропустить какой‑то вечер из‑за погоды или плохого самочувствия, но в основном каждый день. Незаметно для Анны, но так, чтобы это мог видеть Гуров, Лозинский оттопырил один палец. Девушка смахнула слезу со щеки тыльной стороной ладони, и мизинец свело предательской судорогой. — Продолжайте! — подбодрил ее сыщик. — Он появился буквально из ниоткуда. Фактически налетел на меня, и я… Я немного испугалась. — Давайте не будем преуменьшать, Аня, — вмешался Лозинский. — Господам сыщикам совершенно необязательно знать все ваши личные проблемы, но я прошу вас избегать преуменьшений. Во всяком случае, в этой истории. Это важно. Поверьте мне. — Преуменьшений? — удивленно посмотрел на него Лев. — Именно. — Психолог с ленцой потянулся за стаканом с виски. Сделал глоток. — Я знаю, как моя клиентка обычно реагирует на мужчин. На незнакомых мужчин… Выражение «немного испугалась» не из этой оперы. — Хорошо, — покорно кивнула Анна. — Я сильно испугалась. — Я чего‑то не понимаю? — еще больше насупился Крячко, буквально буравя неприязненным взглядом Лозинского. — Или это имеет какое‑то принципиальное значение? «Немного испугалась» или «сильно испугалась»… — Это имеет колоссальное значение, — ответил психолог. — Он сильно напугал ее, а затем очень — я подчеркиваю, «очень»! — быстро нашел нужные слова успокоения. Верно, Аня? — Да, так и было. — Он нашел те самые слова, которые рассеяли ее страх, и тем самым моментально расположил ее к себе. — Лозинский оттопырил еще один палец. — И что это были за слова? — Ну… — Штурмина замялась. — Я не могу точно воспроизвести их… — Сами слова неважны, — в очередной раз вмешался Лозинский. — Тут суть в другом — в индивидуальном подходе. Если индивидуальный подход к человеку подобран правильно, то ты можешь расположить его к себе настолько, будто вы знакомы много‑много лет. И давно уже хорошие друзья. Вы начинаете понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда… Я могу подобрать к Ане такой индивидуальный подход в той или иной стрессовой ситуации, а вы, например, нет. — По‑моему, нас в очередной раз унизили, — ухмыльнулся Крячко. — Тебе так не кажется, Лева? — Это не унижение, — небрежно отмахнулся Лозинский, — это наука. — Вы хотите сказать, что преступник — психолог? — Боже упаси! Хотя… В определенном смысле — да… В чем‑то… На самом деле я лишь указываю вам на тот факт, что преступник изучил свою жертву, прежде чем… провернуть свое грязное дельце, скажем так. Досконально изучил. Расскажите, что было дальше, Аня. Когда вы вышли из сквера. — Он пригласил меня в кафе. Выпить. — И сам выбрал вино. Верно? — Да. — Какое? Допрос Штурминой уже, по сути, вел Лозинский, Гурову и Крячко оставалось лишь наблюдать за процессом со стороны. — Он выбрал «Cheval Blanc». — Это ваше любимое вино? — Да. Лозинский оттопырил третий палец и, чуть повернув голову в сторону сыщиков, спросил: — Вы следите за ходом моих мыслей? — Следим. — Как по мне, так я наблюдаю какую‑то клоунаду, — фыркнул Крячко. — Это лишь ваше ощущение, Стас, — улыбнулся Лозинский и заговорил быстрее: — Следите дальше. Мы опустим всю ту чепуху, которую говорил преступник, и перейдем сразу к первому поцелую. Вы ведь помните, как случился ваш первый поцелуй, Аня? — Да, конечно. — Он склонился к вам, и что вы почувствовали? В самый первый момент? — Запах его парфюма. — Точно. И что же это был за запах? — Это был одеколон «Блэк». — Ваш любимый? — Да. Лозинский победоносно оттопырил четвертый палец и произнес: — Я думаю, комментарии излишни. — А у меня сложилось впечатление, что вы просто подсказывали ей ответы, — парировал Крячко. — Вовсе нет, Станислав. Я лишь отбросил всю лишнюю шелуху и вычленил главное. Те четыре «кита», на которые, как мы видим, опирался преступник. Он знал, на что опираться. И этого оказалось достаточным. — Остается один вопрос, Андрей Борисович. — Гуров сунул руки в карманы и слегка качнулся на каблуках. — Как он все это выяснил? — А вот это и для меня пока остается загадкой, — прищелкнув языком, признался Лозинский. — Вы кому‑нибудь рассказывали обо всем этом, Анечка? — обратился к потерпевшей Крячко. — О своих предпочтениях? О прогулках в сквере? О вине? О парфюме? — Она утверждает, что нет, — в очередной раз ответил за Штурмину ее личный психолог. — Но она может и не помнить этого. Так называемая «слепая память». «Мертвая зона». Я как раз пытался ее вскрыть, когда появились вы и… — Но она рассказывала об этом тебе? — По губам Станислава мелькнула злорадная ухмылка. — Верно? — Да. Мне Аня об этом, разумеется, рассказывала. Считаете меня сообщником преступника? Что ж… Это логично. Если хотите, можете меня даже арестовать. — И Андрей картинно протянул вперед сложенные между собой руки. — Пока не стоит, — покачал головой Лев. — Но город тебе лучше не покидать, — хмыкнул Крячко. — До поры до времени. — Я никуда и не собирался. Мне, как и вам, хочется докопаться до истины. Изобличить преступника. — Ты к нам в напарники набиваешься, что ли? Так это напрасно, психолог. Такая работенка не по тебе. Стрельба, засады и все такое… Мы не занимаемся круглыми сутками промывкой мозгов симпатичным дамочкам. — В самом деле? А я думал, о такой возможности вы только и мечтаете, Стас… Гуров снова собрался вмешаться, чтобы словесная перепалка между двумя мужчинами не вылилась в нечто большее, но в этот момент на пороге гостиной появился участковый Привалов. — Там это… — Смотреть в сторону Штурминой младший лейтенант старательно избегал. — Товарищ полковник… Приехал эксперт из художественного отдела. Для составления фоторобота… И свидетели. Пять соседок. Они все здесь. В прихожей… — Пусть эксперт проходит сюда, — распорядился Гуров. — Вы готовы помочь нам с описанием преступника? Вопрос был обращен к Штурминой, но Анна продолжала сидеть молча. По ее щеке медленно катилась одинокая слезинка.