Дао Гань согласился и спросил у Ма Жуна, что произошло у храма Высшей мудрости. — Сегодня вечером я получил хорошие новости, — ответил тот, — достойный Шень Па спросил, не интересует ли меня случайно красивая золотая заколка. Вначале я сказал, что не очень-то, заметив, что заколки всегда носятся парами и я предпочел бы золотой браслет, который было бы легко спрятать в рукаве. Но Шень Па уверял меня, что эту заколку легко переделать в браслет, и в конце концов я дал себя переубедить. Завтра вечером Шень Па устраивает мне встречу с владельцем заколки. Когда одна будет у нас, мы быстро найдем и вторую. И если уж я не увижу самого убийцу, то, по крайней мере, узнаю, кто он и где его искать. Старшина Хун выглядел довольным. — Неплохо, неплохо, Ма Жун! — сказал он. — А что произошло дальше? — Я ушел не сразу и сыграл с ними партию в кости, дав этим мошенникам выиграть пятьдесят медных монет. Я заметил, что Шень Па и его приятели использовали приемчики, хорошо знакомые мне благодаря урокам нашего Дао Ганя. Но, не желая нарушать воцарившейся между нами сердечной атмосферы, я сделал вид, будто ничего не заметил. После игры мы поболтали о том о сем, и они рассказали мне ужасающие истории о храме Высшей мудрости. Вы на моем месте наверняка спросили бы у Шень Па, почему он и его люди живут там, в этих жалких лачугах у ворот, вместо того чтобы взломать заднюю дверь храма и с удобством разместиться в заброшенных кельях. — Да, я тоже об этом думал, — заметил Дао Гань. — И вот Шень Па ответил мне, что именно так они и собирались поступить, но, к сожалению, в храме обитают призраки. По ночам оттуда слышатся стоны и звон цепей. Однажды один из его людей видел, как открылось окно и демон с красными глазами и зелеными волосами посмотрел на него. Можете мне поверить, что Шень Па и его ребята не из пугливых, но все, что касается призраков и духов, наводит на них ужас. — Да тут любой испугается! — сказал Дао Гань. — Но почему монахи оставили храм? Обычно этих лентяев непросто согнать с насиженного места. Как думаешь, их прогнали демоны или злые лисы-оборотни ? — Не знаю, — ответил Ма Жун. — Одно могу сказать: они покинули это место и ушли неизвестно куда. В свою очередь старшина Хун рассказал историю, от которой волосы вставали дыбом. Речь в ней шла о юноше, взявшем в жены красивую девушку, а она оказалась лисой-оборотнем и перегрызла ему горло во время брачной ночи. Когда старшина Хун закончил рассказ, Ма Жун сказал: — Все эти разговоры о призраках и демонах вызывают у меня сильное желание выпить чего-то покрепче чая. — А мне, — подхватил Дао Гань, — это напомнило о том, что рядом с домом Линь Фана я купил маринованных овощей и орехов, чтобы поддержать разговор с зеленщиком. Смею сказать, они прекрасно подойдут на закуску к вину. — Небеса послали тебе прекрасную возможность избавиться от денег, которые ты добыл в храме Безграничного милосердия! — сказал Ма Жун. — Ты же знаешь, что украденные в храме деньги приносят несчастье тому, кто их бережет! Дао Гань не возражал и отправил сонного слугу за местным вином. Подогрев его на жаровне, друзья снова и снова наполняли чаши и разошлись только после полуночи. На следующее утро они снова встретились в присутствии. Старшина Хун отправился проверять тюрьму, Дао Гань — в архив, чтобы разыскать все документы, имеющие отношение к делам Линь Фана в Пуяне, а Ма Жун пошел в казарму. Увидев, что стражники и посыльные либо бездельничают, либо играют в кости, он приказал им собраться в главном дворе и муштровал их там два часа подряд, к большому их неудовольствию. Затем он пообедал в компании старшины Хуна и Дао Ганя, вернулся к себе и хорошенько вздремнул. Он догадывался, что вечер ему предстоит напряженный. Глава 12 Даосы обсуждают тонкости вероучения в чайном доме; Ма Жун борется с преступником и арестовывает его Когда стемнело, Ма Жун снова переоделся в бедную залатанную одежду. Старшина Хун велел казначею отсчитать ему тридцать серебряных слитков. Ма Жун завернул их в кусок материи, сунул в рукав и направился к храму Высшей мудрости. Он застал Шень Па на его обычном месте, сидящим спиной к стене и чешущим живот. Толстяк был полностью поглощен игрой в кости, но когда заметил Ма Жуна, радостно с ним поздоровался и пригласил сесть рядом. Сев на корточки, Ма Жун сказал ему: — Я подумал, брат, что на те медяки, которые ты в прошлый раз выиграл, ты мог бы купить себе хорошую куртку. Без нее что ты будешь делать зимой? Шень Па с упреком взглянул на него. — Брат, — ответил он, — обидно мне слышать такие слова. Разве я тебе не говорил, что являюсь главой гильдии нищих? Как же я могу быть замешанным в таком недостойном занятии, как покупка одежды? Давай-ка мы лучше поговорим о важном деле. Наклонившись к Ма Жуну, он заговорил хриплым шепотом: — Все устроено. Сегодня вечером ты сможешь покинуть город. Золотую заколку хочет продать бродячий даосский монах. Он будет тебя ждать в чайном доме Ван Лу, за Барабанной башней. Ты его легко найдешь, он будет сидеть один, в углу, и под носиком его чайника будут стоять две пустые чашки. Ты должен обозначить себя, сказав что-нибудь про эти чашки. Остальное зависит от тебя. Ма Жун рассыпался в благодарностях и обещал непременно выразить свое почтение Шень Па, когда ему снова придется быть в Пуяне. Потом он поспешил к храму бога войны, неподалеку от которого чернел силуэт Барабанной башни. Уличный мальчишка проводил его до маленькой, но оживленной торговой улочки, где Ма Жун сразу увидел вывеску Ван Лу. Откинув грязную занавеску на двери, Ма Жун вошел. Вокруг шатких чайных столиков сидело около десятка мужчин. Почти все они были в лохмотьях, от них исходил тошнотворный запах немытых тел. В самом дальнем углу за столиком сидел монах. Когда Ма Жун приблизился к нему, его охватило сомнение. На ожидавшем его человеке был старый капюшон даоса, его голову укрывала засаленная черная шапочка, а у пояса висела деревянная погремушка. Но Ма Жун ожидал увидеть высокого, сильного мужчину, этот же был толст и низок ростом, его лицо было потным и грязным. Он ничем не напоминал насильника, описанного судьей Ди. Однако ошибки быть не могло. Ма Жун подошел к столику монаха и небрежно сказал: — Брат, раз уж на твоем столе две пустые чашки, могу ли я присесть с тобой, чтобы промочить горло? — Ха! — хрюкнул толстяк. — Вот и ты, мой ученик! Садись, выпей чашку чая. Захватил ли ты с собой священную книгу? Прежде чем сесть, Ма Жун вытянул левую руку, чтобы дать монаху возможность пощупать спрятанный в рукаве сверток. Ловкие пальцы пройдохи быстро распознали серебряные слитки. Он кивнул и налил Ма Жуну чаю. После того как каждый из них отпил по несколько глотков, толстяк сказал: — А теперь я покажу тебе то место, которое очень ясно объясняет доктрину Божественной Пустоты. Он вынул из-за пазухи грязную книгу с потрепанными углами. Ма Жун взял в руки толстый том и заметил название «Тайная традиция Нефритового императора» — известный канонический даосский труд. Он пролистал книгу, но не обнаружил ничего необычного. Монах лукаво улыбнулся. — Нужно прочесть десятую главу. Найдя указанное место, Ма Жун поднес книгу к глазам, словно для того, чтобы было удобнее разобрать текст. В сгибе лежала золотая заколка. МаЖун сразу узнал силуэт летящей ласточки, о которой говорил судья Ди, и отметил мастерство ювелира. Он быстро захлопнул книгу и опустил ее в рукав. — Этот великолепный труд наверняка разрешит мои сомнения! Теперь позвольте же мне вернуть тот трактат, который недавно вы любезно одолжили мне. Продолжая говорить, он извлек из рукава сверток с серебром и протянул собеседнику, который тут же спрятал его за пазухой. — Ну а теперь я должен идти, — сказал Ма Жун. — Но завтра вечером мы встретимся и продолжим обсуждение. Монах пробормотал несколько вежливых слов, и Ма Жун удалился. На улице он увидел бродячего предсказателя, окруженного толпой зевак. Он присоединился к ним, встав так, чтобы не терять из виду дверь чайной Ван Лу. Очень скоро толстый коротышка вышел оттуда и быстро двинулся прочь. Ма Жун пошел следом, держась поодаль и стараясь не попадать в круги света, которые отбрасывали масляные фонари уличных торговцев. Преследуемый монах спешил в сторону северных ворот со всей быстротой, на какую были способны его коротенькие ножки. Внезапно он свернул в узкий боковой переулок. Ма Жун подошел и заглянул за угол. Толстый монах остановился на пороге какого-то обшарпанного дома и поднял руку, чтобы постучать в дверь. Ма Жун подкрался сзади, схватил его за плечо, рывком развернул к себе лицом и схватил за горло. — Один звук, и ты мертв! — шепнул он. Затем он протащил толстяка по переулку, затолкал в темный угол и прижал к стене. — Я отдам вам серебро! — заныл тот. — Умоляю, не убивайте меня! Ма Жун забрал у него сверток и сунул в рукав. Хорошенько встряхнув свою жертву, он зарычал: — Где ты взял эту заколку? — Нашел ее на улице. Какая-то женщина... Ма Жун снова схватил его за горло и треснул головой о стену. — Правду! — зашипел он свирепо. — Говори правду, собака, если тебе дорога твоя убогая жизнь! — Я все скажу! — прохрипел тот. Ма Жун ослабил хватку на горле толстяка, но угрожающе навис над ним. — Я вхожу в банду из шести бродяг, — затараторил тот. — Мы бродим по городам и селениям, выдавая себя за нищенствующих монахов-даосов. Живем в заброшенной казарме у восточной стены. Нашего главаря зовут Хуан Сан. А на прошлой неделе во время полуденного сна я открыл глаза и случайно увидел, как Хуан Сан достал из шва своей одежды пару золотых заколок и стал их рассматривать. Я быстро закрыл глаза и притворился спящим. Мне давно хотелось бросить эту банду, на мой взгляд они слишком жестоки, и я решил, что это шанс получить необходимые средства для своего плана. Два дня назад, когда Хуан Сан пришел сильно пьяным, я дождался, пока он уснет и, когда он захрапел, ощупал швы его платья. Одну заколку я вытащил, но тут он пошевелился, и я убежал, не посмев забрать другую. Ма Жун в душе торжествовал, но не подал вида и снова рявкнул: — Веди меня к нему! Толстяк снова задрожал и взмолился: — Пожалуйста, только не заставляйте меня возвращаться к Хуан Сану, ведь он забьет меня до смерти!