Толстая, базарного вида, тетка в загсе долго изучала заполненные ими бланки заявлений, и с ее раскрашенного, как ярмарочная карусель, лица не сходило выражение подозрительности. — Первый брак? — недоверчиво переспросила она, глядя на Настю. — Первый, — подтвердила Настя. — Шестидесятого года рождения? — Шестидесятого. Тетка покачала головой и вперилась в Лешино заявление. — И у вас, молодой человек, первый брак? — И у меня первый. — Ни у кого из вас нет детей? — продолжала она пристрастный допрос, хотя все, что ее интересовало, было написано в заявлениях. Настя собралась уже было сказать какую-нибудь очевидную глупость типа: «Там же все указано, что ж вы спрашиваете», но вовремя одумалась. Она сообразила, что толстая тетка просто не понимает, как это невзрачной замухрышке-милиционерше удалось подцепить доктора наук, профессора, которого не надо предварительно разводить и который не будет потом много лет платить алименты первой жене. Разве она может знать, что Настя «подцепила» Лешку Чистякова во время экзамена по математике в конце девятого класса. Тогда она, сдав письменную работу, не ушла из школы, а пристроилась в коридоре у окна и попыталась решить экзаменационное задание другим способом, не заметила, как увлеклась и нашла не одно, а целых три альтернативных решения, а когда спохватилась, уборщица уже гремела ключами и ведрами. — Эвона, не ты один такой, — услышала Настя ее громкое добродушное брюзжание. — Еще одна пигалица потерялась, дорогу домой никак не найдет. Она подняла глаза от тетрадки и увидела рядом с уборщицей длинного нескладного рыжего парня из параллельного класса, который понуро брел рядом с маленькой пожилой женщиной и, казалось, был выше ее ростом раза в два. — Я уж и входную дверь заперла, слышу — в кабинете физики кто-то поет, соловьем заливается, да складно так, прямо за душу берет. Думала, радио, — доверительно обратилась она к Насте. — Захожу — батюшки мои! Сидит, в приборе ковыряется и поет себе, как будто его родители дома не ждут. Небось не емши цельный день, физик? Пошли, пошли, чего плетешься. Завтра прибор свой доломаешь. И ты, пигалица, складывай тетрадки, время-то уж восьмой час пошел. Они вместе пошли по школьному двору к трамвайной остановке. — Ты из девятого «Б»? — спросила она рыжего парня. — Угу, — угрюмо буркнул он. — А ты? — А я из девятого «А». — Что-то я тебя не помню. Ты новенькая? — Нет, я вместе со всеми начинала, с первого сентября. Просто я незаметная, поэтому ты меня не помнишь. — Кто сказал, что ты незаметная? — Папа. Он в этом разбирается. — Чушь. Передай своему папе, что он ничего не понимает в девчонках. Лешка Чистяков и в шестнадцать лет уже был джентльменом. Может, этим он и обратил на себя ее внимание? — А чего ты в школе задержалась? — спросил он. — Экзаменационную задачку решала. — А что на экзамене? Не успела? — Почему, успела. Другие варианты искала. — И как? Нашла? — Нашла. Даже не один, а три… Они застряли в скверике неподалеку от школы еще на полтора часа, горячо обсуждая варианты решения задачи. Дважды чуть не поссорились. Дважды мирились и торжественно пожимали друг другу руки. Опомнились только тогда, когда начало темнеть. — Меня дома убьют, — в ужасе охнула она. — Хочешь, я пойду с тобой? — мужественно предложил он. — Скажу, что я во всем виноват, меня не убьют. — Нет, я сама, — покачала она головой. — Меня папа всегда учил за чужую спину не прятаться. И потом, если и попадет, так за дело. Я же виновата, чего ж теперь трусить. — Ты — классная девчонка! — с восхищением произнес рыжий. — Между прочим, тебя как зовут? — Настя. — А меня — Алексей. Можно просто Лешка. Это было восемнадцать лет назад… Все равно он для нее остался «просто Лешкой», несмотря на ученые звания и престижные международные премии. В первый раз он делал ей предложение, когда им было по двадцать. Потом, когда ей было двадцать три, она влюбилась без памяти. Она сходила с ума. Она почти теряла рассудок. Лешка стойко перенес ее измену, хотя как раз тогда у него появились первые седые волосы. Он умел ждать. В двадцать пять она успокоилась, взяла себя в руки, поняв, что безответная любовь в данном случае унизительна для нее и обременительна для того, кого она любила. Больше она Чистякову сюрпризов не преподносила, а если у нее и возникал интерес к другим мужчинам, то она старалась, чтобы Лешка этого не знал. После загса они вернулись домой. За ужином Настя поделилась с Лешей своим утренним огорчением. — Представляешь, оказывается все, чему нас учили в школе, безнадежно устарело. Меня сегодня так больно ткнули мордой об стол, что, наверное, синяки останутся. В двух словах она изложила ему свою эпопею с визитом в Министерство науки. — Что?! — вытаращил глаза Чистяков. — Он тебе так сказал? — Ну да. — Он сказал, что Мейерштранц опроверг все постулаты физики волн? Что обратного эффекта не существует? — Ну да, именно так он и сказал. А что? — Да он тебя обманул, как первоклашку. А ты ушки и развесила. Любой физик знает про обратный эффект. Если хочешь знать, в Штатах даже закрыли несколько научных проектов из-за этого. У нас, конечно, проекты из-за обратного эффекта не сворачивают, просто пишут инструкции по технике безопасности, ограничивают применение и все такое. Но это случается сплошь и рядом. Есть, например, такая антенна, которую нельзя располагать параллельно земной поверхности, потому что под ней ничего не растет. Она неблагоприятно влияет на биологические процессы. Да много всего… Как же ты так лопухнулась, Асенька? — Не знаю, — задумчиво ответила она. — Он меня авторитетом задавил. А может, специально старался обидеть посильнее, чтобы у меня от расстройства мозги отказали. Они, кстати, и отказали. Леш, ну ладно, я безграмотная дурочка, со мной все понятно. Но он-то! Он же не мог не знать, что говорит ерунду? Он же не может быть невежественным тупицей? — Ну почему, может. Если бы он был талантливым физиком, то занимался бы наукой, а не ее организацией. Ученые-отличники работают в институтах, а ученые-двоечники ими руководят из министерских кресел, это всем известно. — Ой, Лешик, дай бог, чтобы ты оказался прав. Дай бог. — Почему так? — Да потому, что если это не так, значит, он меня умышленно обманул. А это совсем плохо. Значит, он что-то скрывает. Только этого мне не хватало! — простонала она, хватаясь за голову. Потом взглянула на Чистякова почти весело и подмигнула ему. — Но если он что-то скрывает, то, выходит, я все-таки права. А это уже хорошо! 8 Из лабораторного корпуса он прошел в свой кабинет. Открыв сейф, достал из него папку и вложил туда несколько листков с результатами очередных испытаний. Все идет по плану, без срывов. Осталось совсем немного. Только бы эта девчонка не начала воду мутить… Как она докопалась? Откуда узнала? В интересах безопасности надо бы временно свернуть работу, предупредить коллег, которые работают над прибором, что выполнение «левого» заказа на какое-то время приостанавливается. Мерханов подождет, ничего с ним не случится. Безопасность дороже. Но ведь осталось совсем немного. Так хочется скорее закончить все, получить деньги, уволиться к чертовой матери из этого надоевшего до оскомины Института — и в лес, где никого нет. В последнее время выносить общение с людьми становится все труднее. Он стал еще более раздражительным, агрессивным, но умело скрывает это, следит за собой, держит себя в ежовых рукавицах. Работа над прибором даром не проходит, он это на себе чувствует. Еще немножко потерпеть, еще немножко — и конец. Свобода от всех. Но Томилин-то каков! Переполошился. Жирная омерзительная свинья. Хорошо, что дачное соседство с референтом Старостина — правда. Это позволило ему наспех соорудить вранье про провокацию конкурента, и трусливый Томилин его скушал, не подавился. Нет, нельзя рисковать. Завтра же он поговорит с человеком Мерханова. Нельзя, чтобы из-за какой-то девчонки Каменской рухнула его мечта. Но откуда же, черт возьми, она узнала? Кто проболтался? Тем более нужно приостановить работу, пока не выяснится, у кого это слишком длинный язык. Глава 9 1 В ночном баре было сумрачно, душно и шумно. Здесь обретались проститутки из категории не самых дешевых, но и не очень дорогих, и криминальный элемент из числа не слишком мелких, но и не воротил. Средний класс маргинальной среды. Определенную часть посетителей составляли юные искатели острых ощущений, желающие приобщиться к таинственной ночной жизни. Бар был не из разряда элитных, пол можно было и помыть, а стаканы могли бы быть и почище, хотя, когда над ним работал дизайнер, предполагалось, что это будет приличное тихое заведение, где приличные солидные люди смогут вполголоса обсудить свои дела, а влюбленные пары за бокалом шампанского будут говорить о делах сердечных. Как водится, вышло все совсем не так. Первый владелец бара, задумавший его как элегантное пристойное заведение, исчез неведомо куда, после чего помещение вместе с мебелью несколько раз переходило из рук в руки, пока не скатилось до уровня средне-криминального. Разборок здесь не устраивали и морду пока никому не били, но дух лихой, бесшабашной агрессии витал здесь уже давно, в любой момент угрожая перерасти во вполне ощутимое насилие. Юля сидела за своим любимым столиком в углу и пила из маленькой рюмочки банановый ликер. Рядом с ней расположилась ее новая подружка Оксана по прозвищу Кобра. Высокая стройная брюнетка с гладкой прической, она имела странную привычку подолгу смотреть на собеседника в упор широко расставленными темными немигающими глазами, чем и заслужила свое прозвище. Взгляд у нее был и впрямь тяжелый и какой-то завораживающий. Клиентов это возбуждало. Кобра была в баре завсегдатаем, ее здесь все знали. Когда Юля несколько недель назад впервые пришла сюда, Кобра заподозрила в ней нахальную конкурентку, пришедшую пощипать травку на чужом поле, и довольно резко кинулась без обиняков выяснять отношения с новенькой. Но оказалось, что хорошенькая Юля, как говорится, не по этой части и на внимание потенциальных клиентов не претендует. Более того, Кобре понравилось, что Юля к мужикам вообще была равнодушна. Не то чтобы она была фригидной или, например, лесбиянкой, просто мужчины ее утомляли. Девушки быстро подружились. Сегодня они строили планы на поездку к морю. Инициатором путешествия была Юля, которой очень хотелось позагорать на средиземноморском пляже, но которая боялась ехать одна.