— Он спросил, не беременна ли я. Саша ответил, что я была у врача, но врач ничего не нашел. Тогда он спросил, зачем я ходила к врачу, то есть были ли у меня основания сомневаться. Я сказала, что были, вплоть до вчерашнего дня, а вчера начались месячные — правда, после большого перерыва. Он тогда пробормотал, что это не месячные, а скорее всего кровотечение. У него на работе был очень похожий случай, женщине стало плохо, и врач «Скорой помощи» в первую очередь спрашивал у нее именно об этом… — Надежда Андреевна, вы помните задание, которое должны выполнить? — спросил Доценко, доставая из кармана конверт. — Да, — тихо ответила она, не открывая глаз. — Тогда откройте глаза и посмотрите. Он не стал добавлять больше ничего, не стал предупреждать о том, как важно, чтобы она не ошиблась, не стал напоминать о двух с лишним месяцах кропотливой, изматывающей работы по поиску убийцы Галактионова и о том, как много сейчас зависит от правильной работы ее памяти. Доценко не хотел сбивать ее. Все должно быть естественным: 22 декабря в этот момент она открыла глаза и увидела человека, который, как они подозревают, через два дня после этого отравил Галактионова. Пусть и сейчас она откроет глаза и увидит лицо. Больше от нее ничего не требуется. Шитова повернулась лицом к Мише и приоткрыла глаза. Перед ней Доценко держал пять фотографий, две в одной руке, три — в другой. — Вот этот, — решительно сказала Шитова, вынимая из Мишиной руки один снимок. — Точно? — переспросил он. — Абсолютно, — уверенно ответила молодая женщина. — На все сто. — Спасибо, — облегченно улыбнулся Доценко. — Господи, если бы вы знали, как я устал. Надежда легко поднялась с постели, умышленно небрежным жестом запахивая халат, который она ухитрилась предусмотрительно развязать, пока лежала под одеялом. — Отдыхайте, Михаил Александрович, а я буду за вами ухаживать. Раз уж я взяла на работе отгул, то спешить мне совершенно некуда. — Зато мне есть куда, — возразил Миша, у которого от слабости начала кружиться голова. Поесть бы сейчас как следует и поспать хотя бы час! — Глупости, считайте, что я оказалась бестолковой и вам пришлось провозиться со мной раза в два дольше. Ведь такое могло быть? Могло. — В принципе, да, — подтвердил Доценко, которому очень хотелось дать себя уговорить. Во-первых, он действительно чудовищно устал. А во-вторых, Шитова ему нравилась. Она была веселой компанейской девицей и, несмотря на яркую красоту и высокие финансовые претензии, казалась доброй и славной. Ну и в-третьих, она была действительно очень красива. — Вот видите. Пойдемте вместе на кухню, у меня там стоит диванчик, вы приляжете, а я буду вас потчевать всякими вкусными вещами. — Мне надо позвонить. — Конечно, конечно. Телефон на кухне, и, кстати, подключите его. — А он что, выключен? — удивился Миша. — Разумеется. Мы же с вами занимались серьезным делом. Разве у нас могло что-нибудь получиться, если бы каждые пятнадцать минут звонил телефон? — Какая вы умница! — восхищенно произнес Доценко, втыкая вилку в розетку и набирая номер. — Я очень старалась, — обворожительно улыбнулась Шитова. — Мне хотелось вам помочь. — Это я, — сказал Миша в трубку. — У нас получился Лысаков. Да, Геннадий Иванович Лысаков. В пять? — Он бросил взгляд на часы. — Хорошо, Анастасия Павловна, в пять возле Института. Он положил трубку и виновато посмотрел на Шитову. — Надежда Андреевна, мне придется просить вас еще об одном одолжении. Мы с вами должны к пяти часам подъехать в одно учреждение. Пробудем там самое большее час, и я отвезу вас домой. Вы сможете? — При одном условии. Вы сейчас снова отключите телефон, — откликнулась Шитова, доставая из холодильника многочисленные свертки и пакеты. — Зачем? Нам предстоит еще одно серьезное дело? — пошутил Доценко, прекрасно понимая, что за этим последует, и точно так же понимая, что не имеет ничего против. — Еще какое серьезное. Ухаживать за усталым сыщиком и кормить его — это самое серьезное дело на свете. — А можно процесс кормления разбить на два этапа? — невинно поинтересовался он. Сейчас все станет ясным. Он даст сигнал, внешне вполне безобидный, и, если Шитова захочет, она ответит, а если не захочет — сделает вид, что не заметила. — Первый этап провести до ухаживания, а второй — после. Надежда подняла на него выразительные темные глаза, посмотрела долго и внимательно, потом чуть заметно улыбнулась. — Можно. Если не возражаете, первый этап сделаем максимально облегченным, чтобы вы не уснули во время ухаживания. Миша вдруг перестал ощущать голод и усталость, он думал только о том, что перед ним стоит в полураспахнутом халате славная молодая женщина с потрясающими ногами и огромными темными глазами, которой он явно нравится и которая нравится ему, и как редко случается, что люди бывают так расположены друг к другу, а до пяти часов еще так далеко… Он протянул руку, вынул из ее рук нож, которым она приготовилась что-то резать, и ласково сжал теплые нежные пальцы. — Я не буду возражать, если первый этап мы вообще пропустим, — шепотом сказал он. 3 Вадим Бойцов подумал, что со вчерашнего дня не может смотреть в глаза своему начальнику Игорю Супруну. Казалось бы, ничего не изменилось, выволочки от Игоря Константиновича он и раньше получал, и несогласие свое с позицией начальства, бывало, не скрывал, но никогда после этого не нарушалась между начальником и подчиненным та атмосфера дружелюбия, которая позволяла Супруну уважать Бойцова и доверять ему. А после вчерашнего разговора в машине все стало по-другому. Бойцов даже не отдавал себе отчет в причинах этих перемен, но он чувствовал их, как животное, которое предчувствует землетрясение и бежит в безопасное место, не зная, почему и зачем оно бежит. — Слушаю вас, Игорь Константинович, — произнес он, глядя в окно, за которым скучно висел туманный весенний день. — Люди Мерханова какое-то время не будут беспокоить Каменскую, так что если ты собираешься с ней еще работать, имей это в виду. Те наемники, которых ты видел, сегодня ночью доставлены в Институт Склифосовского с острым пищевым отравлением. Разумеется, все четверо скончались. Если Мерханов на этом не успокоится, то ему нужно время, чтобы найти других исполнителей, а им, в свою очередь, понадобится время, чтобы понаблюдать за Каменской. Я думаю, в течение ближайшей недели она будет в безопасности. Сообщаю тебе на всякий случай, вдруг пригодится. — Я учту, — бесцветным голосом ответил Бойцов, по-прежнему не глядя на начальника. — Теперь другое. Встретишься сегодня с Литвиновой, заберешь у нее слепки с ключей. Она должна будет сказать тебе, какие у нашего разработчика планы на праздник. Нужно будет посмотреть в его квартире, нет ли там улик, которые мы можем подсунуть людям с Петровки. Вопросы есть? — Нет. — Тогда иди. Бойцов вышел от начальника и пошел к себе, угрюмо размышляя о том, что не может отделаться от всего рассказанного Каменской. Супрун прав, престиж страны — дело такое важное, что в сравнении с ним меркнет многое другое. Но и Каменская права, страна, которой наплевать на страдания живущих в ней людей, не достойна того, чтобы кто-то боролся за ее престиж. Но если не поддерживать престиж, страна потеряет лицо в глазах мирового сообщества, не получит кредитов, значит, экономика не встанет на ноги, жизнь будет становиться все хуже и тяжелее, и живущие в стране люди будут страдать все больше. А если в данном конкретном случае поставить интересы престижа выше других, то страдать будет только небольшая часть населения — те, кому не повезло жить в Восточном округе столицы. И даже не во всем округе, а лишь на некоторой части его территории. Так что при такой постановке вопроса прав Супрун. Но если вспомнить, что эта небольшая часть населения расплачивается за поддержание престижа страны своим здоровьем и даже жизнью, то выходит, что права все-таки Анастасия. А вдруг она его обманывает? Вдруг фотографии, которые она ему показала, не имеют никакого отношения к злополучной «обратной петле»? Он поедет в Восточный округ и сам посмотрит, что там происходит. Походит вечером по улицам, потолкается возле баров и дискотек, понаблюдает за пьяными, поговорит со стариками, которые всегда рады любому собеседнику. Он поедет туда и посмотрит своими глазами. И если окажется, что Каменская сказала правду, ему придется принимать решение, самое, наверное, трудное в своей жизни, но и самое главное. 4 Они подъехали к Институту почти одновременно — Коротков на белой с голубой полосой служебной машине и Доценко, который приехал вместе с Шитовой на ее автомобиле. Посовещавшись несколько минут, они вошли в здание и отправились прямиком в кабинет директора Института Николая Николаевича Альхименко. Коротков зашел к директору, а Шитова и Доценко молча сидели в приемной напротив секретаря, которая беспрерывно отвечала на телефонные звонки. Загорелась лампочка переговорного устройства, секретарь щелкнула переключателем. — Слушаю, Николай Николаевич. — Пригласите ко мне Лысакова, пожалуйста, — послышался из динамика голос Альхименко. — Одну минуту. Она тут же сняла трубку одного из многочисленных аппаратов. — Георгий Петрович, здравствуйте, Николай Николаевич просит Лысакова срочно зайти. Доценко почувствовал, как напряглись руки сидящей рядом Шитовой. — Расслабься, — прошептал он едва слышно. — Чего ты так перепугалась? Войдет человек, пройдет мимо, посмотришь на него в движении — и все. Секретарша что-нибудь у него спросит, он ответит, послушаешь голос. Я должен быть уверен, что ты не ошиблась. — Я точно знаю, что не ошиблась, — так же тихо прошептала Надежда. — Ужасно нервничаю. — Ну и напрасно, — беззаботно пожал плечами Михаил, хотя внутри все время ощущал противный холодок. Они уже начали действовать исходя из того, что Лысаков — тот, кто им нужен. А вдруг Надежда ошиблась? Она теснее придвинулась к Мише, и даже через плотную ткань пиджака он ощутил ее тепло. — Миша, а если окажется, что я ошиблась, тебе попадет? — Конечно, — пробормотал он, почти не разжимая губ. В этой теплой комнате на мягком диване его стал одолевать сон. Процесс ухаживания в доме Шитовой затянулся настолько, что второй этап кормления оказался весьма интенсивным и максимально сжатым во времени. Надежде удалось за десять минут впихнуть в Мишу такое количество еды, на поглощение которого при нормальных условиях ему понадобился бы по меньшей мере час. Потом они бегом бежали по лестнице к машине, и Надежда гнала по улицам как сумасшедшая, чтобы оказаться у Института ровно в пять часов. Напряжение от автомобильной гонки прошло, и теперь Миша Доценко чувствовал себя так, как должен себя чувствовать сильно уставший мужчина, которого двадцать минут назад обильно и вкусно накормили. Он с трудом держался, чтобы не провалиться в бездонную пропасть крепкого сна. Открылась дверь, ведущая в приемную из коридора, вошел Геннадий Лысаков. Надежда скосила на него глаза, но голову старалась не поворачивать. — Танечка, меня вызывали? — обратился Лысаков к секретарю, не обращая внимания на сидящую в углу дивана пару. Шитова сидела так, что для человека, входящего в приемную, лицо ее было почти полностью скрыто мужественным профилем Миши Доценко. — Подождите, у него посетитель, — строго ответила Танечка, снова щелкая переключателем интеркома. — Николай Николаевич, подошел Лысаков. Хорошо. — Идите, — кивнула она Геннадию Ивановичу.