— Я попрошу, чтобы ею занялся Бенсон, — сказал мистер Уошберн. — Разумеется, с его гонораром мы уладим. — Она невиновна, — устало повторил я. — Возможно, — кивнул Элмер Буш, — но и полиция, и пресса считают, что она убила Эллу, чтобы занять ее место. — Довольно слабый мотив, вам не кажется? — У них могут быть улики, нам неизвестные, — заметил Элмер с таким видом, словно был посвящен в сокровенные тайны следствия. Вполне возможно… Если это так, я получал еще одну головоломку… И на увязывание всех нитей у меня оставалось слишком мало времени. — Не возражаете? — мистер Уошберн с холодной любезностью повернулся ко мне. — Мы с Элмером хотели бы… — А мне пора, — сказал я, встал и пожелал им удачного вечера. Потом вышел на улицу и зашагал к «Голубому ангелу». Там, устроившись за черным столом под красной лампой, я достал лист бумаги и начал выписывать имена, решая некоторые старые загадки и добавляя к ним новые, на которые наткнулся этим вечером. Потом я коротко законспектировал свои разговоры с подозреваемыми, прочел все свои записи — и понял, кто убил Эллу Саттон. Решение, написанное черным по белому, лежало передо мной. Единственная неприятность: чтобы его доказать, не хватало небольшой улики. Я был ужасно доволен собой — и в то же время перепуган до смерти. Глава 7 1 Сомневаюсь, что когда-нибудь забуду вечер, проведенный с Луи. Примерно за девять часов — с половины двенадцатого ночи до половины девятого утра, когда я без ног рухнул в постель, — мы прочесали весь Нью-Йорк от Виллидж до Гарлема. Встретились мы у «Алгонкуина» и оттуда отправились в Виллидж. Кажется, бар назывался «Гермиона». Я думал, что немало знаю о наших легконогих любимцах, тех скромных и нежных танцовщиках, с которыми доводилось последние годы встречаться в Нью-Йорке. Но ночь, проведенная с Луи, открыла мне глаза. Больше всего это походило на последние главы в романах Пруста, когда все вокруг неожиданно начинают превращаться в любителей мальчиков, пока на сцене не останется ни единого поклонника женского пола. — Этот бар тебе должен понравиться, — довольно ухмыльнулся Луи, приведя меня в длинный тоннель, напоминавший канализационный коллектор. Голубой свет, бархатные портьеры, рядок столиков в глубине и стойка у входа. Когда мы вошли, в нашу сторону повернулось несколько голов. При виде Луи по залу пронесся легкий шепот — его явно узнали. Здешней публике мой спутник явно был хорошо знаком. Мы прошли в глубину зала, и неожиданно изящная официантка нашла нам столик возле самой сцены — помоста площадью в четыре квадратных фута с микрофоном и пианино. Сцена была пуста, лишь усталый молодой человек лениво перебирал клавиши. — У них шикарное шоу, — заверил мой провожатый. — И что же это будет, парень? — спросила за моей спиной Мэй Уэст. Обернувшись, я разглядел, что это не Мэй Уэст… а всего лишь наша официантка, прекрасно имитировавшая великую звезду. Луи заказал джин, я — кока-колу. Это привело Луи в ужас, но я твердо настоял на своем. В тот вечер мне только не хватало набраться… Пианист, разглядев Луи, принялся наигрывать в его честь мелодию из «Лебединого озера» — и более ужасной какофонии мне никогда не приходилось слышать. Но парень был вознагражден широкой улыбкой нашего французского Нижинского. — Приятно, верно? Здесь меня все знают, хотя я заходил за весь сезон от силы пару раз. — Скажите, Луи, как вы себя чувствуете, будучи знаменитым? Поверите вы или нет, но он сказал. И это был последний раз, когда я позволил себе иронию по отношению к нему… да и вообще к любому танцовщику. Не знаю почему, но все они самые простодушные и прямолинейные люди на свете. Когда он закончил рассказ о тех ощущениях, которые испытывает в конце спектакля, когда из темного зала накатываются волны оваций, наша официантка занялась напитками, а я зачарованно наблюдал за происходящим в зале. Большинство дам проходили быстрой походкой, твердо держа шеи и плечи и соблазнительно покачивая тем, что ниже. К нашей официантке это не относилось, хотя… Хотя она смахивала на Теду Бара, укравшую из банка пару миллионов баксов… в те времена, когда доллар еще был долларом. — Вот ваша отрава, — выдала она в своей ленивой манере под Мэй Уэст. — Это — парень, — пояснил мне Луи, глотнул джина, немедленно запил его большим глотком воды и поморщился. — Ну, это несерьезно… — А чего же вы ожидали, мой милый, амброзии? — Наша официантка выглядела прекрасно… и как же было приятно услышать, как она произнесла слово «амброзия»! — Просто немного старого доброго джина. — Хотите еще? — Только настоящего. Красавица взглянула на него из-под лениво опущенных век. Даже в здешнем полумраке можно было разглядеть, как накрашены ее глаза. — Так вы тот самый знаменитый танцор? — Да, это я, — Луи сверкнул своей ослепительной улыбкой. — Именно так сказала Мери, когда вы вошли. Но я возразила, сказала, что для танцора вы слишком старый. «Очко в пользу красавицы», — сказал я себе. Улыбка Луи тотчас погасла. — Принесите джину, — неожиданно резко потребовал он. — Я не хотела вас обидеть, — красавица с победной улыбкой неторопливо удалилась, покачиваясь, как цветок на летнем ветру. — Стерва, — буркнул Луи, настроение у него явно испортилось. Но тут к нам подошли два поклонника, по виду из студентов, — очень молодые и чрезвычайно пьяные. — Послушайте, ведь вы — Луи Жиро, верно? — спросил один из них, коротко стриженный, невысокий и плотный. Другой был изящным блондином. — Да, — кивнул Луи, после происшествия с официанткой явно ничего хорошего не ждавший. — Ну, вот видишь, я говорил? — сказал коротышка своему рослому спутнику. — Он над тобой смеется, — поморщился блондин. — Нет, это правда, — я попытался прийти на помощь вконец расстроенному Луи. — У Жиро правая икра на дюйм толще левой, — сказал блондин. По блеску в глазах я понял, что он страстный поклонник балета. — Пожалуйста, покажите нам, — попросил коротышка, — я заключил пари. Луи, эксгибиционист до мозга костей, задрал брючины, чтобы продемонстрировать свои крепкие ноги, в этом свете отливавшие голубым мрамором. Этого было достаточно, чтобы убедиться, что одна нога толще другой. Юноши касались его тела осторожно, как дети в музее. — Я победил, — заявил коротышка и оттеснил блондина прочь, хотя удалось это ему не без труда. — Симпатичные ребята, — улыбнулся Луи, к которому вернулось прежнее настроение. — Похожи на маленьких симпатичных кошечек… — Мне так не показалось, — буркнул я. — Опять ты за свое, дружище? Хватит думать о девочках и мальчиках. — Ничего не могу поделать, Луи. У меня тонкая душа. — Я многому мог бы тебя научить, — с хитрой улыбкой начал Луи, однако, прежде чем он успел начать первый урок, вернулась наша красавица с новой порцией джина. — Вам привет от владельцев заведения, мисс Павлова, — надменно бросила она. — Не пошли бы вы… — Нельзя так разговаривать с дамой, — оскорбилась красавица, одарив нас прощальной улыбкой Бланш Дюбуа. Но тут к нам подошел Молли Маллой — тип лет сорока, с тонкими правильными чертами лица, в малиновом вечернем костюме и белокуром парике, как у Джин Харлоу. — Привет, Луи, давно не виделись, — сказал он хриплым голосом, не совсем женским, но и не мужским. И присел за наш столик, привлекая всеобщее внимание. — Как поживаешь, Молли? Я был очень занят… никак не мог вырваться. — Ничего страшного. Это твой новый цыпленок? — спросил Молли, покосившись на меня. — Да, — улыбнулся Луи. — Симпатичный птенчик, верно? — Дорогой, тебе всегда достается самое лучшее. И я знаю почему… Он вульгарно хохотнул, я скромно отвернулся и взглянул в сторону бара, где молодые и пожилые мужчины самого разного облика украдкой тискали друг друга, увлеченные процедурой ухаживания. Наблюдать это было очень забавно. — Молли, ты все еще даешь все ту же программу?