– Что там мой олень? Опять накосячил? С минуту слушал молча. Лицо становилось все более и более удивленным. Наконец робко пробормотал: – Но ведь осенний трансфер закончился давно. В виде исключения, говорите? Моего Сашку?! На отбой нажимал с видом окончательно потрясенным. Саша замер. А отец непривычно спокойным тоном велел: – Выключи чертов лук. Парень повиновался. Батя тяжело опустился на стул и вдруг расплылся в растерянной улыбке: – Тебя молодежка ЦСКА хочет взять. – Запасным? – Нет. Сразу в третью «пятерку». * * * Почему, ну почему эта девочка ему знакомой кажется? Конечно, Дима не знал ее тогда, в восьмидесятые. Но кого-то Милина ему напоминала. Определенно. Открыл, эксперимента ради, две Надюшкины фотографии – в тринадцать лет и сейчас. Конечно, изменилась сильно. Но разрез глаз, форма губ и скул такие же. Он до рези в глазах вглядывался в черно-белую фотографию девочки – и в воссозданный с помощью компьютерных технологий портрет, как она могла бы выглядеть почти сорок лет спустя. Именно эту – уже совсем взрослую – женщину он не встречал точно. Дима уверился: той, что в его памяти казалась похожа на Милину, – лет двадцать пять, не больше. Но где он мог ее видеть и когда, припомнить никак не мог. Марине сейчас пятьдесят два. Где она, что с ней стало? Дима использовал все известные ему алгоритмы, но интернет ответа не дал. Поиск по фото тоже не принес результатов. Тогда Дима решил сравнить с ее «взрослым» снимком всех, кто мог иметь отношение к убийству Асташиной. Тщательно, с максимальным увеличением разглядывал изображение самой Ангелины. Ничего похожего. Может, Алена Шмелева? Тоже не она. Зашел на лично взломанный сайт «мастеров» «Кайроса». Митрофанова говорила, что Зевс запрещает придумывать персонажей для аватарок, так что, будем считать, фотография Марьяны подлинная. Долго рассматривал, уверился: нет. Даже близко. Может, та самая девочка – еще кто-то из «мастеров»? Выросла и таким странным образом решила посчитаться с обидчиком? Проглядывал аватарки и прежде, но сегодня пересмотрел внимательно снова. Нет. Ни одна из шестидесяти двух присутствовавших здесь женщин Милину ему не напомнила. …Домой прискакала Надюшка. Глаза сияют. Доложила: – Я твои косяки разгребаю. – Получается? – Ну, пока говорить рано. Хотя всем своим видом показывала: готова покочевряжиться, а потом похвастаться. Но Диму сейчас его «второе дело» интересовало меньше всего. Он открыл на компьютере «придуманную» фотографию взрослой Милиной. Спросил Надю: – Видела ее когда-нибудь? – Вроде нет. А где я могла?.. – Не знаю. Но есть вероятность, что эта женщина имеет отношение к Зевсу. – Вдруг вспомнил, сразу подобрался: – Тот, кажется, говорил, что домработница есть. – Точно не она, – заверила Надюшка. – По хозяйству у него киргизка. – А может это быть кто-то из «мастеров»? Митрофанова прищурилась, подумала. Пробормотала: – На встречах я с ней точно не сталкивалась. Но на лице сомнение. Дима напряженно ждал. – В доме Анатолия Юрьевича я ее сто процентов не видела, – наконец сказала Надя. – А зовут как? – Марина Милина. Но фамилия, вероятно, сейчас другая. – Нет. Ни о чем не говорит, – покачала головой Митрофанова. И вдруг спросила: – А она белоруска? – Не знаю. Почему спрашиваешь? – Почему-то увидела ее – и в голову сразу пришло: «кали ласка». Снова задумалась, а потом вдруг сказала: – На самой первой встрече у шефа мне места для машины не хватило. Я приехала поздно – весь двор уже заставлен, и у забора тоже. Припарковалась, где было, и чуть-чуть на газон заехала. А из дома тетка выскакивает: «Прыбярице машыну, кали ласка». Лица ее совсем не помню. Но фотку увидела – почему-то сразу всплыло. – А дом – соседний с Зевсовым? – Да я не помню! Может, он, может, следующий. Полуянов оживился. Немедленно открыл в компьютере папку, куда собирал досье на Асташину. Быстро пролистал файлы, нашел фотографию горничной Ангелины. Помощница по хозяйству – в кокетливом белом передничке – подавала своей госпоже кофе (снимок сопровождал интервью Ангелины для журнала «Красивые интерьеры»). Дима увеличил изображение: – Не она? – Нет, – уверенно отозвалась Надя. – Та именно тетка была. За пятьдесят. И уже куда менее решительно добавила: – Но лицо вроде похожее. А может, ты меня просто запутал. Полуянов снова открыл фотографию Милиной и поручил компьютеру ее «состарить» до двадцати пяти лет. Расположил рядом портрет горничной и придуманное изображение. Далеко не одно лицо. Но женщины, безусловно, похожи. – Спасибо тебе, Надюшка! – с чувством поблагодарил журналист. * * * Ох, до чего Марта ее ненавидела! Всю целиком, от розовых холеных пяточек до заколки с бриллиантом, что сверкала в идеально подстриженных волосах. Этот голосок мерзкий, журчащий, присказку вечную, типа доброжелательную: «Ладно же, милочка?» Марту бесило, как хозяйка ходила. Как она ела. Как никогда не морщила лоб, даже если разговор неприятный. Мать видела, что Марта бесится, окорачивала: – Не скалься! Завидуй молча! Так бы ей тоже, в родную физиономию, и влепила. Мать с детства внушала, что каждый сверчок должен на своей жердочке сидеть. Но Марта не послушалась. В шестнадцать сбежала из дома. Пыталась в модели, в итоге еле выбралась из эскорта. Потом в Хорватию подалась, дальше во Францию, но и там карьера застопорилась на официантке, а в итоге вообще депортировали с просроченной визой. Пришлось бросаться в ноги родителям – как те и предрекали. Они блудную дочь с удовольствием простили, начали решать ее судьбу по собственному разумению и невеликим возможностям. Сами считали: прекрасно устроились. Российский вид на жительство, дом собственный. Ну, это они так гордо говорили. А по факту – оба прислужники. И прав на флигель, что в глубине хозяйского участка, у них, естественно, никаких. Но Марте расписывали: «У тебя комната отдельная будет! И удобства свои! А воздух, воздух в поселке какой! Хотя до Москвы езды – всего полчаса». Самое обидное: не наврали. Пореченское и правда будто из фильмов, как элита живет. Широкие улицы, дороги моют с мылом, для собачьих какашек урны. И комната у нее вполне приличная – никакого сравнения с общагой во Франции. Но только владела всем ненавистная Ангелина. Вот как могло бабе до подобной степени повезти? Ничего ведь из себя не представляет, тоже явилась в Москву из дыры. Но мало что смогла богатея подцепить, так тот еще и умер, и никаких прежних детей или наследственных споров – все имущество ей завещал! Миллионы сумасшедшие. Купила себе должность на телевидении. В перерывах между съемками мотается то в Куршевель, то на Мальдивы. Бесконечно лицо с телом совершенствует. И наряды из прошлогодних коллекций прислуге со снисходительной улыбкой раздает. Марта вынуждена глядеть восторженно, благодарить, бежать немедленно примерять. А мерзкая хозяйка снисходительно хвалит: – Тебя очень освежает, носи с удовольствием. Только одна просьба. У меня в спальне под кроватью опять пыль. Убирай в следующий раз тщательнее, ладно же, милочка? Так бы и вцепилась в выхоленную рожу. Но приходилось улыбаться и униженно кивать: