– «Не сегодня» – это для Юли огромный прогресс. Обычно она просто всех посылает. – Тогда я обнадежен, – широко улыбнулся Феликс. Первое свидание у пары так и прошло – за библиотечным столом. Посередине букет из лилий (вазу пожертвовала Надя). Юля с книгой. А Феликс даже не притворяется, что читает, – откровенно глазеет. Теперь помощник ректора ежедневно являлся в историко-архивную. Приносил цветы. Пирожные (обычно доставались Наде). Строгие краски Юлиного лица с каждым днем становились ярче. Дикарка училась кокетничать и слать манящие улыбки. Великолепный Феликс больше не пытался обаять весь мир и сосредоточился исключительно на своей богине. Даже известная вздорным нравом начальница зала признавала: – Обычно чужому счастью завидуешь, а на них смотришь, и душа радуется. Феликс не смог вовлечь Юлию в любимый им вихрь светской жизни. Иногда сподвигал разве что на кофейню или поход в театр. В основном рядышком в читальном зале сидели. Она делала вид, что вся в своих книгах, но украдкой поглядывала. А он откровенно глаз не сводил. Любая бы современная пара дождалась максимум третьего дринка – и в койку, благо оба семьями не обременены. Но Юлия честно призналась Наде: – Ты не думай, я не настолько несовременная, чтобы только в брачную ночь… Но мне очень страшно… что потом просто все кончится. Митрофанова тоже опасалась: вертопрах (как называла его начальница) получит свое и бросит бедняжку. Явно же: и молодые балеринки, и зрелые гранд-дамы в очереди к нему стоят. А покорить неприступную Юлю – что-то новое. Челлендж. Добавит в коллекцию и убежит новых приключений искать? Или все-таки тут любовь? Когда Юлия наконец уступила, Митрофанова поняла сразу. По довольной, сытой улыбке балеруна. По ее теперь постоянно взволнованному лицу. Юля потеряла единственный, как она считала, рычаг влияния и теперь боялась. Откровенно боялась. Как можно изучать психологию и настолько не уметь строить собственную личную жизнь? – Цену себе набивай. С другими кокетничай. Держи его в тонусе! – советовала Митрофанова. Но влюбленная только глазами хлопала: – Мне никто, кроме него, не нужен. А притворяться я не могу. Поначалу идиллия длилась. Феликс давно закончил свои научные изыскания, но в историко-архивную библиотеку продолжал наведываться. Иногда просто Юлию у входа встречал, но часто поднимался в зал. Садился рядом. Вроде как просматривал театральные журналы, а сам то и дело поглядывал на мисс Совершенство. Но последние несколько дней блестящий повеса в окрестностях историко-архивной не появлялся. А сегодня несчастная в одной легкой кофте на подоконнике. Рыдает. И явно готова спрыгнуть в промозглую осеннюю черноту. – Юлька, – тихо велела Надя. – А ну быстро обратно! Та и не подумала. Даже головы не повернула. Блин. Подоконник скользкий. А когда Митрофанова подошла поближе, хрипло каркнула: – Отойди, я сказала! Надя психологию не учила, но и без того понятно: потенциальная самоубийца. Надо, наверно, сказать, что все будет хорошо? Но вместо правильных слов ляпнула: – Если грохнешься, меня уволят. А Юлька проклятая даже руками за подоконник не держится. Надя повысила голос: – Свински себя ведешь. Зачем других-то подставлять? Хочешь сдохнуть – иди домой, там и прыгай! Красавица обернула к ней зареванное лицо. Простонала: – На-адя! Феликс меня бросил! – Так и сказал, что уходит? – Нет! Просто исчез – и все! – Так, может, что-то случилось с ним? – Говорю тебе, бросил! Я знаю, я его видела! С другой! – Где? – В Главном театре. В ложе администрации. Они рядом сидели. – И только-то? – Да там все понятно! Он ее лапал, а она только рада! Променял меня! На эту фальшивую куклу! – А как ты вообще узнала, что он в театре? Всхлипнула: – Я их отследила. У подъезда его стояла… с самого утра. А в пять вечера они оттуда уже вдвоем вышли. Значит, эта тварь у него всю ночь была! – И что дальше? – Они сели в машину. А я такси поймала. Ехала следом – до Главного театра. Они через служебный вход вошли, я билет с рук купила. Ну и увидела, как обнимаются – в ложе, у всех на глазах. Мне больше нет смысла жить! – Господи, какая ты дура! – Она красивая, богатая, раскованная! Я в сравнении с ней полный ноль! – Никого красивее тебя в Москве нет, – твердо сказала Надя. И попросила: – Влезь, пожалуйста, обратно. Я не могу разговаривать, когда ты ко мне спиной. – Да не о чем говорить, – отозвалась та безнадежно. – И жить мне незачем. – Я могу тебе помочь, – решительно произнесла Митрофанова. – Как? – спросила без надежды. – Могу. Слезь с подоконника и выслушай. Молчит. Митрофанова рявкнула: – Слезь, я сказала! Полчаса ничего не решат. Поговорим, а потом вали отсюда и делай, что хочешь. Хоть прыгай, хоть яд пей. Яд, кстати, эффектнее. А если с высоты – хоронить в закрытом гробу будут. Задело – Юля сразу вцепилась руками в подоконник. А потом – счастье! – аккуратно, медленно обернулась и спрыгнула на пол. Надя захлопнула окно. Юлия опустилась на паркет, закрыла лицо руками. Прошептала: – Надь… да все равно бесполезно. Ты знаешь, кто она? Это Ангелина Асташина. Как мне с ней тягаться? Ого. У Феликса губа не дура. Митрофанова светской хроникой не интересовалась, но про Асташину слышала. Одна из самых богатых женщин Москвы (покойный муж оставил огромное состояние). Яркая телеведущая – ведет популярное шоу «Три шага до миллиона». Тусовщица. Ну и красотка, конечно. Надя представила рядом ее и Феликса. Наверняка смотрятся гармонично. Да и балеруны – известные халявщики. Дама-спонсор – очень по-театральному. Но настолько жаль Юлю – и ее красивую сказку! – Юлечка, – попросила Митрофанова. – Ты можешь потерпеть? Хотя бы неделю? Я попробую вернуть его. – Да что ты можешь? – Пока не знаю. Но возможности есть, поверь. – Надя, – грустно сказала девушка, – но ты ведь всего лишь библиотекарь. – У человека много граней, – усмехнулась Митрофанова. – И не обо всех принято кричать на каждом углу. – Да кто ты такая? – Я тебя прошу просто подождать. Готового рецепта пока нет. Но за любовь – такую, как у тебя, – надо бороться. А ты, я гляжу, только на глупости способна. Значит, придется мне. Юлины глаза округлились: – Ты же… ее не убьешь?