– То есть другие люди, находящиеся рядом с ними, иногда умирают? – Получается, что так. – Леди Хардкасл неожиданно подняла глаза. – Надеюсь, что сейчас никто не умер. – Если бы это было так, она уже была бы у нас на пороге, миледи. Скорее всего, речь идет о местных ребятишках, ворующих яблоки из сада, или о потерянном наборе ножей для чистки рыбы. – Думаю, что ты, вероятно, права, – сказала хозяйка и поставила чашку на стол. – Но обед в их компании совсем не помешает и будет отличным началом наших каникул. – Ваших каникул, миледи, – поправила ее я. – Чушь и вздор! У тебя тоже будут каникулы, и ты это прекрасно знаешь. – Ну да, спальня на двоих в подвале, – пробормотала я. – И еда в компании слуг. – Не ворчи. Ты же знаешь, что везде будешь ходить со мной, и мы уже говорили о том, что тебя надо будет посадить в один из гоночных автомобилей. Кроме того, ты же купаешься в этих сплетнях из людской. Вспомни старые добрые времена… – Если вас послушать… – улыбнулась я. – И никак иначе. А теперь у нас есть еще пара часов до того, как надо будет переодеваться к обеду, так что, я думаю, игра на пианино – это именно то, что нам надо. – Вы совершенно правы, миледи, – беззаботно согласилась я. – Успеха вам. – Нет, дорогая, речь идет о тебе. Тебе действительно надо больше стараться, если ты хочешь овладеть инструментом. А я почитаю газету. Хозяйка уже много лет с переменным успехом старалась научить меня игре на фортепьяно, но в последнее время ее попытки стали довольно агрессивными. Если уж говорить начистоту, то я должна признаться: все это мне нравилось, и втайне я гордилась своими успехами. К сожалению, в самой идее «больше стараться» было нечто, что превращало весь процесс в тоскливую рутину. – Но, миледи, я еще не закончила укладывать ваши вещи, – попыталась возразить я. – А к своим вообще не притрагивалась. – Все это чушь и вздор! – объявила моя госпожа. – На это у тебя будет время позже. А теперь вперед. За инструмент. – Слушаюсь, миледи. – Послушай, будь хорошей девочкой и принеси мне эту штуку для чтения – не помню, как она называется, – добавила хозяйка, бегло просмотрев раскрытую газету. – Я оставила ее на столе в кабинете. Совсем недавно она отказалась от очков для чтения и пристрастилась к старому лорнету, который вечно куда-то терялся. Стекла складывались и убирались в ручку, после чего лорнет превращался в довольно загадочный серебряный кулон, который, как предполагал его создатель, можно было носить на шее на цепочке. Но леди Хардкасл, по никому не известным причинам, предпочитала избегать подобных удобств. Неодобрительно щелкнув языком и театрально вздохнув, я отправилась на поиски оптического прибора. Обнаружив лорнет, я послушно прошла в гостиную и села за инструмент. С удовольствием проиграв почти целый час, я только однажды почувствовала желание от души заехать кулаком по клавишам. «Но с другой стороны, вам, герр Моцарт, сильно повезло вовремя умереть, потому что в противном случае я была бы уже на пути в Вену, чтобы задать вам хорошенькую трепку!» * * * В соответствии с нашей безукоризненно соблюдаемой очередностью за рулем на этот раз сидела я. Так что в «Грейндж» мы прибыли действительно как служанка и госпожа. Правда, мое платье все испортило. Леди Хардкасл договорилась со своим любимым портным в Бристоле, чтобы тот сшил мне платье в качестве подарка на день рождения, и именно его я решила надеть на обед. Оно было из темно-зеленого шелка – «Этот цвет прекрасно оттенит цвет вашей кожи, мисс» – с роскошно расшитым корсажем. Зеленый шелк без всяких украшений закрывал мои плечи, переходя затем в свободные рукава, и такой же шелк спадал с высокой талии – «Высокая талия в нынешнем сезоне – это самый писк моды», – но здесь он был украшен бисером и блестками. Это было самое изысканное платье, которое мне приходилось носить. Мой опыт переодеваний к обеду был связан с тем периодом, когда мы находились на службе Короны – в тех случаях я играла роль светской леди, продолжая присматривать за своей госпожой. Однако в тот вечер, о котором идет речь, у меня не было ни роли, ни титула, за которыми я могла бы спрятаться. Я была просто Флоренс Армстронг, горничная миледи, в красивом платье, и чувствовала я себя совершенно беззащитной. Дом представлял собой милую смесь архитектурных стилей, начиная с тюдоровского и заканчивая неоготикой, с легким георгианством на полпути[3]. Он полностью соответствовал своим эксцентричным хозяевам, семейству Фарли-Страудов. В этот раз я чувствовала себя не в своей тарелке, входя в дом в качестве «гостьи». До этого я бывала в нем много раз и даже входила через парадные двери и сидела за ленчем с леди Фарли-Страуд. Кроме того, за прошедшие годы я пережила множество ситуаций, в которых мне приходилось играть разные роли – от уличной девки и до графской дочки. Но почему-то именно это приглашение на обед заставило меня занервничать. Я не могла понять, связано ли это с тем, что чета Фарли-Страудов знала меня лишь как горничную леди Хардкасл, прежде чем стала смотреть на меня по-другому, но они всегда были милы со мной, так что я решила, что причина не в этом. Я все поняла, когда дверь открыл Дженкинс, дворецкий Фарли-Страудов, который с улыбкой и поклоном пригласил нас войти. Слуги. Слуги знали, что я «просто» горничная миледи, и хотя я была в хороших отношениях с каждым, включая даже деспотичную кухарку, миссис Браун, я знала: парочка из них, особенно Дора, домашняя прислуга, подумает, что я слишком высоко вознеслась. Вечер был теплым, и мы были без пальто, поэтому Дженкинс провел нас прямо в уютную библиотеку, где сэр Гектор и леди Фарли-Страуд уже наслаждались дообеденным аперитивом. После женитьбы они какое-то время провели в Индии, хотя я так никогда и не узнала, чем же в действительности занимался Гектор, так что джин с тоником все еще оставался их любимым напитком. Когда мы вошли, хозяин дома как раз наливал себе бокал и сразу же занялся приготовлением напитка для нас с миледи. – Добрый вечер, милочки, – тепло поприветствовал он нас. – Очень мило, что вы пришли. А? – Гектор, милый, мы сделали это с удовольствием, – ответила ему леди Хардкасл. – Герти, вы прекрасно выглядите. Это новое платье? Леди Гертруда Фарли-Страуд расцвела в улыбке. – Как мило, что вы это заметили, дорогая, – сказала она. – Последние полчаса я только и делаю, что намекаю на это Гектору. – Я это давно заметил, милочка, – сказал хозяин дома, протягивая нам наши бокалы. – Просто боялся ошибиться – раньше такое уже случалось. Скажешь бывало: «Милое платьице. Новое?», а после этого выслушиваешь суровую лекцию, минут этак на десять, о том, что я никогда ничего не замечаю, и что это старое, потертое платье, которое носится уже много лет, и что если бы меня это хоть как-то волновало, то я бы уже давно купил тебе новое. Не выйдет, милочка. Не на того напала. Его супруга осуждающе поцокала языком, но улыбаться не перестала. Не уверена, что мне когда-нибудь попадалась столь любящая пара, разве что Хардкаслы были такими, пока сэра Родерика не убили в Китае. Было видно, что моя хозяйка подумала о том же, принимая – с широкой улыбкой – свой джин с тоником. – Боюсь, что лайма у нас нет, милочка, – сообщил сэр Гектор, не обративший никакого внимания на тот эффект, который произвел на нас его рассказ. – Могу, если хотите, предложить вам ломтик лимона. – Спасибо, дорогой, – поблагодарила его леди Хардкасл. – Все просто великолепно. Я скромно попивала свой напиток, стараясь держаться в тени, насколько это было возможно. – Не надо так нервничать, милочка, – дружелюбно заметила леди Фарли-Страуд. – Я уже говорила, что если Эмили относится к вам как к члену семьи, то и нам пора относиться к вам так же. И в конце концов, мы ведь вас специально пригласили. – Она тоже немного боится вас, милочка, – подмигнул мне сэр Гектор. – Это же она рассказала всем нашим знакомым в этих местах, как вы отключили того парня в «Стоге». И все время повторяет: «Не хотела бы я попасть ей под горячую руку!» Я рассмеялась. – Гектор! Я прошу тебя! – воскликнула его жена. Я еще раз осмотрела библиотеку, пытаясь понять, почему я чувствую себя здесь так удобно и спокойно, несмотря на то что она немного пообтерлась и знавала лучшие времена. Хотя, может быть, в этом-то все и дело. Именно эта атмосфера любви и обжитости и делала ее такой уютной. Обитые шелком стулья когда-то были очень модными, так же как и буфет из красного дерева, но их лучшие времена были уже в прошлом. – Знаете, жизнь у нас определенно забила ключом после того, как вы переехали в деревню, – заметила леди Фарли-Страуд. – Уверена, что самым большим событием до того, как вы здесь появились, были выражения буйной радости, которые время от времени раздавались за крикетной площадкой во время сезона кошачьих свадеб. – Тут она демонстративно подмигнула всем нам. – Спокойней, старушка, – заметил сэр Гектор. – Не вгоняй себя в краску. – Уверена, что мертвецов тогда было гораздо меньше, – заметила леди Хардкасл. – Нет, милочка, – возразил хозяин дома, – в этих местах всегда масса убийств. Может быть, что-то с составом воды? А? Я вспомнила, как наш друг, инспектор Сандерленд из криминальной полиции Бристоля, рассказывал нам, что мы переехали в, как он выразился, «английскую столицу убийств». Когда мы помогали ему раскрыть убийство, случившееся в этой самой библиотеке, он рассказал, что эта часть Глостершира[4] держит первенство в Англии по количеству убийств на душу населения. Поездка в Ратленд, где никто не собирался умирать при загадочных обстоятельствах и где мы сможем серьезно подойти к вопросу развлечений на отдыхе, несомненно, будет нам полезна. – Но это все лирика, Гектор, – заметила леди Фарли-Страуд, которая явно старалась увести беседу подальше от мертвых тел. – Я просто хотела сказать, что с тех пор, как Эмили переехала сюда, жизнь в деревне стала намного интересней. И так мило, что в твоем доме появились жильцы. Когда мы услышали, что тот парень, который его построил, не собирается возвращаться в Англию в то время, на которое он рассчитывал, мы испугались, что дом так и останется пустым. Он мог вообще развалиться или стать приютом для всяких бродяг. Как это все-таки безответственно с его стороны, кем бы он ни был. – Его зовут Джаспер Лакстон, – напомнила леди Хардкасл. – Кстати, мы совсем недавно получили от него весточку. Кажется, в ближайшем обозримом будущем он собирается оставаться в Индии – его бизнес там растет, а жена планирует открыть школу. Так что я всерьез подумываю о том, чтобы предложить ему продать мне этот дом. Герти чуть не захлопала в ладоши. – Боже, как это прекрасно! Прошу вас, Эмили, дорогая, оставайтесь. Она обязательно должна остаться, правда, Гектор? Ее муж как раз подбирался к подносу с напитками, когда прозвучало его имя. – Что? – произнес он в растерянности. – Кто что должен сделать? – Гектор, я прошу тебя быть повнимательнее, когда у нас гости, – нетерпеливо произнесла хозяйка дома. – И не вздумай налить себе еще джина. Ты и так уже достаточно выпил. У меня появилось подозрение, что у сэра Фарли-Страуда всегда есть наготове тайный способ обойти запрет супруги, но их спор был прерван появлением Дженкинса, который торжественным голосом сообщил о том, что обед подан. * * * Столовая выглядела такой же потертой и немодной, как и весь остальной дом. Она была чистой и в основном аккуратной, но и мебель, и декор в ней видели лучшие дни. На обеде нас было всего четверо, так что мы заняли один край большого отполированного, как зеркало, обеденного стола, за которым можно было усадить не меньше шестнадцати человек или даже все двадцать, если обедавшие хорошо знали друг друга. Что бы ни говорили о личности миссис Браун и о том, как она управляет кухней и обращается со своими подчиненными, поваром она была хорошим. Было ясно, что ей дали указание пустить нам пыль в глаза, и Дженкинс, с помощью Дэви, ливрейного лакея, вносил все новые и новые перемены самой вкусной еды, какую мне доводилось пробовать за пределами парижских ресторанов. Возможно, я чуть-чуть преувеличиваю, но Браун относилась к приготовляемой пище с гораздо большим уважением, чем к своим помощникам. Беседа, течению которой помогало впечатляющее количество очень неплохого вина, была почти праздничной, и каждый из хозяев явно старался вовлечь в нее меня и сделать мое пребывание за столом приятным. К тому времени, когда пудинг – экстравагантная смесь из меренг, пропитанных ликером фруктов и взбитых сливок, – был практически уничтожен и Дженкинс оставил нас наедине с сыром и портвейном, я полностью расслабилась. – Ну, а теперь, Гектор, – начала леди Хардкасл, угощаясь щедрой порцией двойного глостера[5] и еще более щедрым бокалом портвейна, – расскажите нам об этой невероятной тайне, которую вы хотели с нами обсудить? Надеюсь, задача достаточно сложная, чтобы мы могли расплатиться ее решением за этот восхитительный обед. Я сама была несколько удивлена очевидной экстравагантностью еды, поскольку знала, что местные землевладельцы не так богаты, как думают обитатели деревни. И я полностью разделяла желание леди Хардкасл как-то отплатить им за их щедрость. – Не волнуйтесь о еде, милочка, – закашлялся Гектор. – Мы просто проживаем нажитое неправедным путем. Мы с моей госпожой вопросительно посмотрели на леди Фарли-Страуд в надежде, что она нам что-то пояснит. Хозяйка дома осуждающе прищелкнула языком и закатила глаза.