– Думаешь, эта Шэрон-Луиз сплетница? – Парикмахершам все рассказывают. Ты сама не замечала, что, когда приходишь стричься, всегда в итоге вываливаешь больше, чем нужно? Я, например, даже чувствую себя обязанной говорить. – Когда я прихожу стричься, что бывает нечасто, я прошу со мной не разговаривать, – сказала Эрика. – Не сомневаюсь, – усмехнулась Мосс. Эрика слишком поздно заметила старушку, ступившую на проезжую часть. Она резко дала по тормозам, и их с Мосс бросило вперед. Машина с визгом остановилась в считанных сантиметрах от пожилой дамы, которая как ни в чем не бывало продолжала тащить за собой через дорогу изношенную хозяйственную сумку. У нее были длинные седые волосы, и на мгновение Эрика решила, что это Элспет Питкин. Но старушка обернулась, и стало понятно, что она намного старше. Да и, судя по сжатым челюстям, зубов у нее не было. – Ох, вроде обошлось, – выдохнула Мосс. Старушка ступила на тротуар. Эрика представила себе опухшее лицо Джозефа, лежащего в камере с петлей на шее. Сзади начали сигналить. – Ты в порядке? Эрика кивнула. Они свернули на парковку бара, которая в начале одиннадцатого утра была практически пуста. Внутри было тепло и достаточно тихо. За барной стойкой пожилой мужчина смотрел телевизор и пил пиво. В угловой кабинке сидела крупная девушка в маленьких круглых очках и в платье с цветочным принтом. У нее были длинные блестящие золотистые волосы с розовыми прядями и круглое лицо. Она помахала, и женщины направились к ней. – Здравствуйте, – приветствовала она их, встав и пожав руки. – Меня зовут Шэрон-Луиз, но вы можете звать меня просто Шэрон. – На столе перед ней стоял стакан апельсинового сока. – Хотите что-нибудь заказать? – спросила Мосс. – Да… прикончила бы пакет чипсов… Ой, то есть… «Прикончила» – плохое слово. – Все нормально, – успокоила ее Мосс. – С каким вкусом? – Томатный соус или креветочный коктейль. Эрика попросила сок, и Мосс направилась к барной стойке. – Всю ночь не спала, после того как узнала про Мариссу, – Шэрон вытащила салфетку, подняла с носа очки и осторожно промокнула глаза. Эрика села напротив нее. Через несколько минут вернулась Мосс с двумя стаканами сока и чипсами и села рядом с Шэрон. – Кто вам рассказал про Мариссу? – спросила Эрика. – Маме позвонила соседка, которая живет на Конистон-роуд. Ужасно вспоминать, что я с ней попрощалась заранее. Но я думала, что когда-нибудь мы еще увидимся. – Она заплакала, достала скомканную салфетку и снова приподняла очки, чтобы приложить ее к глазам. – Извините. Просто в голове не укладывается… а весь мир живет как ни в чем не бывало. Везде рождественские украшения, музыка играет. Такое ощущение, что всем все равно. Но такова жизнь. – Почему вы прощались с Мариссой? Шэрон протянула руку и открыла упаковку чипсов, вывалив их на середину стола, чтобы все могли есть. – Она должна была уехать в Америку. Эрика и Мосс удивленно переглянулись. – Когда? – Завтра. Такой был план. Глаза у нее снова наполнились слезами, и она снова взяла салфетку. – А куда именно? – спросила Мосс. – В Нью-Йорк. – Почему? – Ее здесь все достало – погода, то, как все здесь устроено. «Здесь я всегда буду никем», – говорила мне она. Она считала, что у нее нет шансов. Без хорошего образования и без денег. Она мечтала стать второй Дитой фон Тиз, а в Нью-Йорке бурлеск очень популярен. Там больше возможностей. И если много работать, то можно прорваться. Она хотела начать все заново. – У нее было разрешение на работу? – спросила Эрика. – Нет, только туристическая виза на полгода. Но за выступления чаще всего платят налом, так что работать она точно планировала. Плюс у нее был Иван. – Иван Стовальски? Шэрон кивнула. – А у него какие были планы? – Он собирался уехать с ней. Он работает в фармацевтической сфере и нашел там работу. – Это тот Иван Стовальски, который женат и живет на Конистон-роуд? – удостоверилась Мосс. – Их брак развалился давным-давно. Эзра живет своей собственной жизнью. – А она знала о его планах? – По словам Мариссы, он многое от нее скрывал. Он такой… слабак. Бесхребетный. Не понимаю, как ему удается работать на руководящей должности, иметь в подчинении столько людей… В личной жизни он совершенно безнадежен. Они уехали накануне Рождества, поздно вечером, проведать родителей Эзры, которые переехали на север Англии. Марисса сказала, что там он собирался все рассказать Эзре и вернуться один. Сегодня. Эрика поморщилась. – Я знаю. Все запутанно. – И сколько времени Марисса поддерживала отношения с Иваном? – Год. Он много чего ей оплачивал: костюмы, реквизит. Это все очень дорого стоит. Он, конечно, потерял от нее голову и впал в зависимость. – В чем это выражалось? – спросила Эрика. – Всегда ревновал, когда она танцевала. Спрашивал ее, говорил ли с ней кто после выступления, часто сам приходил, садился в первый ряд и следил, чтобы все было в порядке. Марисса собиралась бросить его, но он рассказал ей про Нью-Йорк, и она решила, что это ее шанс. Он все оплатил. – А мать ее как отнеслась к этой затее? – спросила Эрика. – Мэнди? Я даже не знаю, поставила ли Марисса ее в известность. Они не особо ладят. Ладили. У Мэнди много проблем. Она никогда нормально не работала. Когда Марисса была маленькая, она вечно шлялась с какими-то мужиками, пила и употребляла наркотики. У Мариссы было ужасное детство. Ее дважды забирала опека – в десять и двенадцать лет. – Почему Марисса осталась жить с матерью, когда повзрослела? Шэрон пожала плечами. – Все не так просто. Они привязаны друг к другу. Кроме того, они получали социальные выплаты – все, на которые только могли претендовать. Мэнди получает пособие по инвалидности, Марисса получала пособие как ее опекун и компенсацию за муниципальный налог… Черт! – опомнилась Шэрон. – Я подставила Мэнди. Эрика отмахнулась. – Мы не мошенничество с социальными пособиями расследуем. Хотя как им это удавалось? Ведь они мать и дочь, под одной крышей жили. – У Мариссы фамилия отца. А мать зовут Мэнди Трент. – Кстати, где отец Мариссы? – Она его лишилась еще в детстве. Он был строителем, что-то здесь рядом они строили… Глаза Шэрон снова увлажнились, и она достала салфетку. – Как же мне будет ее не хватать. Она доела чипсы и начала собирать крошки. Мосс пошла за добавкой, и Эрика решила дождаться ее возвращения, чтобы дать Шэрон возможность немного успокоиться. – А что вы знаете про Джозефа Питкина? – спросила Эрика. Шэрон небрежно махнула рукой. – Никчемный тип, которому в жизни все приносят на блюдечке с голубой каемочкой. – Почему так? – Родители у него при деньгах. Он учился в лучших школах, и его оттуда отчисляли. Он мог стать всем, кем только пожелает, но превратился в полный ноль. Он с ума по ней сходил, приходил на шоу, – Шэрон с омерзением покачала головой. – Мелкий дрищ, да еще и маменькин сынок. Его мать иногда заходит в салон постричься. Волосы вечно грязные, от нее самой воняет. Мы не в восторге от таких клиентов, но она оставляет щедрые чаевые. – Марисса его когда-нибудь просила сфотографировать ее? – В смысле? – Он занимался любительской фотосъемкой. – Вот оно что. Я так понимаю, родители купили ему технику? Она мне никогда об этом не рассказывала. Подождите, а почему вдруг «занимался»? Эрика вкратце рассказала, что случилось с Джозефом.