Иннокентьевский вскинул руку с пистолетом прямо перед собой и, не прицеливаясь, надавил на спуск… Ничего не произошло. Только в пистолете что-то негромко щелкнуло. Режиссер, точно отказываясь верить, еще раз поспешно взвел курок и нажал на спуск, на этот раз держа оружие дулом вверх. Результат был тот же. Пистолет был без пули. — Брау, брау! — снова не к месту процитировал Тургенева Топорков. — Теперь, стало быть, моя очередь… Актер вытянул руку с пистолетом. Иннокентьевскому почудилось, что он метит ему прямо в переносицу, и режиссер почему-то зажмурился… Раздался выстрел — Иннокентьевского что-то резко толкнуло в сторону. Он кубарем покатился на пол. Его бок — режиссер не мог сейчас сосредоточиться и осознать, какой именно бок: правый или левый, — терзала невыносимая боль. Корчась на полу, он потянул руку к ране, и ему показалось, что она потонула в густой вязкой массе… «Куда это он меня? Куда? Я умираю…» — думал Иннокентьевский и старался держать глаза закрытыми. Ему почему-то вдруг подумалось, что если он закроет глаза, то тут же умрет… Над раненым склонился безжалостный визитер в фуражке. — «Скорую»… «Скорую»… — Губы режиссера с трудом двигались. — Врача… Пожалуйста… Скорее… — Я избавлю вас от мук, господин Грушницкий, — негромко произнес Топорков. — Вы упали со скалы и разбились. Но, к сожалению, еще не умерли. Мой долг — докончить начатое. Иннокентьевский хотел было загородиться от убийцы руками, возразить, но силы уже отказывали ему. В ужасе режиссер наблюдал за тем, как его противник взвел курок, наставил пистолет в грудь раненого и выстрелил. Когда дым рассеялся, режиссера Иннокентьевского уже не существовало. 66 Майор Жаверов никак не мог избавиться от гнетущего чувства вины. В тот вечер, когда убивали Иннокентьевского, он допоздна прогулял с девушкой, вместо того чтобы предупредить всех, кого можно, об опасности, угрожающей режиссеру. Конечно, просто так совпало, что именно в этот вечер майору неоткуда было позвонить… Но разве не обязан он был любой ценой отыскать действующий аппарат как можно скорее? Однако он махнул рукой, понадеялся на авось, тем более что рядом была девушка, красивее которой Жаверов никогда раньше не встречал. «Хорош, хорош! — не уставал мысленно терзать себя майор. — Прельстился барышней и забыл о долге! Там человека убивают, а он знает о вероятности преступления и преспокойно продолжает гулять! Вот до чего женщины доводят…» «Да, но если бы не эта барышня, — поправлял сам себя майор, — я так и не узнал бы о пресловутой вероятности. Надо было сказать Марусе спасибо за ценную информацию, может, даже расцеловать ее в знак благодарности». При мысли об этом Жаверов на секунду блаженно зажмурился и пулей полетел к телефону… «Однако не мог же я бросить девушку одну на темной улице! — Майор пытался защищаться от самого себя. И тут же давал самому себе отпор: — Значит, надо было сразу довести ее до дома, а там, невзирая на ее возражения, подняться в квартиру и позвонить… А ты, — майор уже перешел в разговоре с собой на местоимение второго лица, — и этого не сделал… Прямо как будто испугался жалкого немого дворника… то есть тьфу — уборщика!.. Впрочем, бедолага Иннокентьевский к тому времени, наверно, уже не ждал ни от кого помощи… Минуточку! — вдруг почти вслух воскликнул майор. — А что, если его вообще не было тогда дома, дяди Васи этого? Что, если это он и убил? Тогда все бы сошлось… На Овчинина покушался загадочный двойник Топоркова, а Иннокентьевского убил Лихонин! Что, если они на пару действуют — подложный Топорков и дядя Вася? Осел, осел! — Жаверов даже хлопнул себя по лбу. — У меня был прекрасный шанс убедиться в невиновности Лихонина, но я и этого не сделал… Если бы он оказался дома, я бы, пожалуй, с чистой совестью, перестал подозревать дядюшку прекрасной Маруси… Впрочем, об этом можно спросить как раз у нее! — осенило майора. — Просто невзначай поинтересоваться при следующей встрече. Марусе незачем врать, едва ли дядюшка держит ее в курсе своих злодеяний… Боже мой, да что я несу! — одернул себя майор. — Каких, к черту, злодеяний?! Я и так почти уверен, что Лихонин здесь ни при чем… А если и при чем, то Маруся не в курсе — это безоговорочно. Стало быть, все, что она мне про своего дядю скажет, можно будет считать истиной в последней инстанции…» Разумеется, всеми этими мыслями Жаверов не смел поделиться ни с кем. Ему было бы невыносимо стыдно кому-то поведать об этом. Как же, майор Жаверов, издавна слывущий безупречным профессионалом, опростоволосился как школьник! Школьник, увлекшийся милой девочкой в юбочке, которая сама — вчерашняя школьница… «А Маруся? — с досадой подумал майор. — Ведь ей-то в любом случае придется рассказать… Точнее, у нас неминуемо состоится разговор про Иннокентьевского. „Мне очень жаль, Маруся, но его все-таки убили“, — глубоко вздохну я. „Кого?“ — ахнет она. „Иннокентьевского“, — отвечу я. „Как — его? — ужаснется она. — Мы же о нем в прошлый раз говорили. Вот так зловещее совпадение!..“ И что я, спрашивается, ей на это скажу? „Я мог его спасти, Маруся, но из-за вас…“ Нет, так я не скажу и под угрозой смерти. Я ведь ей даже не объяснил, в чем дело, а сама она ни о чем и не подозревала… Иначе сама бы погнала меня на работу или оперативно привела к себе домой, чтобы я все-таки позвонил оттуда… Словом, как ни крути, кругом я виноват. И нет мне никакого прощения…» С этими невеселыми мыслями майор Жаверов вошел в кабинет полковника Видова. 67 — Значит, кинорежиссера Иннокентьевского, — задумчиво произнес полковник Видов, — убили точно так же, как этого, как его… — Войномирова, — подсказал майор Жаверов. — Да, точно! Стало быть, преступник уже начинает повторяться? — Лишь в том же смысле, — криво улыбнулся Жаверов, — в каком одни русские писатели повторяли других… Пушкин писал про дуэль, и об этом снял фильм Войномиров. Потом Лермонтов писал про дуэль… — Ну ясно-ясно, — перебил Видов. — Мы и сами кое-что читали… И пистолетами эти литературные герои тоже орудовали одинаковыми? — По крайней мере, наш убийца, как всегда, оставил орудие на месте преступления. Это точно такие же старинные дуэльные пистолеты, что и в прошлом аналогичном случае. — И где он их берет только?.. — процедил полковник. — На «Мосфильме», говорят, такого добра навалом, — махнул рукой майор. — Конфисковать бы их оружейный арсенал, — поморщился полковник. — Да там сам черт ногу сломит, — посетовал Жаверов. — Это надо с каждой отдельной штуковиной разбираться — где бутафорская, а где — нет… Киношники — они же часть фальшивым делают, а часть покупают с рук у коллекционеров… И эти самые пистолеты вполне могли у кого-то приобрести… — А потом хранили их вместе с боевыми патронами, — покачал головой Видов. — Художники, что с них взять, — протянул майор. «Художники» он произнес как ругательное слово. — Значит, убийство Иннокентьевского во всех деталях совпадает с прошлым? С тем, где Войномирова этого грохнули? — Не совсем, — отвечал Жаверов. — На этот раз убийца стрелял дважды. Видимо, сначала выстрелил с расстояния, как на настоящей дуэли. А потом подошел к лежащему, еще живому, режиссеру вплотную и добил его. — Хорошенькая дуэль, — поморщился полковник. — И он вновь предоставил жертве шанс стреляться с ним на равных? — Как будто бы, — сказал майор. — Но, как и в случае с Войномировым, пуля в пистолете жертвы осталась неиспользованной. — Что же это они оба даже не попытались спастись? — недоверчиво заметил Видов. — Или все режиссеры — трусы? — Как знать, — пожал плечами Жаверов. — Актеры точно — все. А режиссеры… Вот Овчинин — тот, который выжил, — человек, я бы сказал, отчаянной смелости… — Все-то у них крайности. Либо отчаянная смелость, либо неспособность выстрелить в того, кто в тебя целится… А убийца, выходит, по-своему благороден. Это, конечно, тоже следствие повреждения рассудка, но тем не менее… — Я вот в этом не уверен, — признался майор. — Помните, как было с Муминым? Две порции с ядом. Сам преступник явно не собирался жрать такое мороженое, но приготовил две порции… Видимо, тоже хотел обставить дело как дуэль… — Ты к чему это ведешь? — хмыкнул Видов. — Что дуэль он разыгрывает по-настоящему, а в других случаях мухлюет? — Так, может, и в дуэлях мухлюет? Может, он эти пули в пистолеты жертв уже задним числом подкладывает? — Ну, это уж как-то слишком сложно, — усомнился полковник. — На то он и поврежденный, как вы сами говорите, рассудком, чтобы идти на всякие такие усложнения… Он, вероятно, хладнокровно все это делает… С другой стороны, Овчинин описывал его, как весьма нервного… — А ты уверен, что тот, кто приходил к Овчинину, — перебил подчиненного Видов, — наведывался и ко всем остальным? — Если нет, то мы опять упираемся в версию психов-сообщников. — Не просто психов, а актеров, — уточнил полковник. — Например, уборщик плюс тот, кто гримируется под самоубийцу. — Не исключено, — согласился Жаверов, с неудовольствием ловя себя на мысли, что ему уже не хочется всерьез подозревать Лихонина — дядю такой прекрасной племянницы… 68 — А, вы тут как тут, — кивнул майор Жаверов артисту Носикову, в который уже раз нагнавшему его в одном из коридоров «Мосфильма». — Вас трудно не заметить, — улыбнулся Носиков. — Даже когда вы без формы… А уж в этой фуражке… — Жаль, что вы ничего другого позавчера не заметили, — перебил его Жаверов.